Я сделал сам не так уж мало, и мне, как дядьке иль отцу, и ублажать их не пристало, и унижать их не к лицу. Далее у Смелякова шло: …я нисколько не таюсь, что с раздраженной добротою сам к этим мальчикам тянусь. Но у Николая Константиновича, как бы он ни повторял с удовольствием эти стихи, «раздраженной доброты» к своим ученикам никогда не было. Могла быть сочувственная, сострадающая, оберегающая, сдержанная доброта, но только не «раздраженная». Старшинов не просто пестовал своих учеников, читал их бесконечные рукописи, пробивал их книги в издательствах, помогал вступить в Союз писателей, писал им сотни писем во все края Советского Союза, но и по-человечески дружил со многими из них, бывал у них дома, ездил к ним на свадьбы и юбилеи, а в горькие минуты утрат — тоже был рядом. Легкий на подъем, он мог мгновенно собраться и поехать в какую-нибудь глухомань, на родину к своему ученику. Но также он тормошил и нас, вытаскивая то на рыбалку, то в какое-нибудь красивейшее место на природу, на свою любимую речку Медведицу или Ловать. В юбилейные дни 600-летия Куликовской битвы он вывез из сонной Москвы человек двадцать своих друзей — поэтов и критиков — на историческое Куликово поле. В канун юбилейного дня мы ночевали на берегу Дона и, встречая утро в белом тумане над полем русской славы, могли пережить хоть в какой-то мере чувства наших далеких предков, готовящихся к битве с врагами родины. Это был поистине великий подарок Николая Константиновича нам, приехавшим сюда по его волевой инициативе. Такие часы и переживания не забываются никогда. Вообще он любил вырывать людей из рутинной суеты, из бесконечных пустых литературных споров и дрязг. «Поехали лучше на рыбалку! — говорил он. — Время, проведенное за рыбной ловлей, по мнению древних, прибавляется к жизни…» Всех, кто имел радость и счастье быть обогретым дружбой и легким, ненавязчивым учительством Старшинова, не перечислить. Его хватило на очень многих. Есть среди них яркие поэты, которые останутся в русской литературе. Это и Владимир Костров, и Анатолий Чиков, и Олег Дмитриев, и Владимир Павлинов, и Николай Карпов, и Дмитрий Сухарев, и Станислав Куняев, и Виктор Пахомов, и Виктор Дронников, а из более молодых — Мария Аввакумова, Владимир Урусов, Виктор Верстаков, Владимир Емельянов, Евгений Чепурных, Нина Краснова, Николай Дмитриев, Ольга Ермолаева, Александр Щуплов, Виктор Гаврилин, Валентина Мальми, Евгений Артюхов, Владимир Ведякин, Михаил Молчанов, Геннадий Касмынин, Павел Калина, Сергей Щербаков… Когда похожим на весенний, печальным февральским днем из храма Вознесения после отпевания мы выносили гроб с телом нашего дорогого Учителя, на паперти стоял, опираясь на костыли, какой-то нищий, бородатый мужчина. Он крестился и, кланяясь над гробом, несколько раз повторил: «Прощайте, Николай Константинович!..», а на вопрошающие взгляды присутствующих добавил: «Он был моим учителем! Когда-то я у него учился в Литинституте…» Был в этом странном эпизоде некий символический знак судьбы, знак завершающегося XX века. Но при всей трагичности нашего пути, куда бы нас ни задвигала жизнь, нам все же остается счастье и радость вот так просто и спокойно сказать: «Он был моим учителем!» Геннадий КРАСНИКОВ Февраль, 1998 г. ПОЭТИЧЕСКИЕ ПОСВЯЩЕНИЯ НИКОЛАЮ СТАРШИНОВУ Мария АВВАКУМОВА * * * Николаю Старшинову Такое доверие к Вашей душе, такая забытая тяга. В себе, обезлюдевшей, темной уже, храню, берегу Вас, как скряга. Не то, что мы выросли где-то рядком, не то, что Вы с оком глубоким. А то, что и Ваша душа — босиком, другому — ни клином, ни боком. Блуждаю тайгою по жизни лихой и чувствую Ваше раденье за сотой клыкастой таежной стеной, за сопками сна и терпенья. Пожары, пожары… огнища вокруг. Вся жизнь наша в пропасти дыма. Но только припомнишь о друге — о друг! — и оживешь, и терпимо. Забайкалье, Могочинский район Евгений АРТЮХОВ
* * * Н. С. Это может смешным показаться — Жить бы тихо, без дальних затей. Только боязно мне оказаться Ниже веры высокой твоей. Для того ли, намаявшись вдосталь, И потом у ночного огня Под чужою словесной коростой Разглядел ты когда-то меня. Не хулил, не хвалил, не лукавил, А, как старший в хорошем дому, Обстоятельно на ноги ставил, Обучал ремеслу и уму. И теперь, когда сердце созрело И болит, не тая ничего, Я люблю твое вечное дело, Как, наверно, тебя самого. Не подумай, что это нескромно, Не сочти за досужую лесть, — На душе и тепло, и ознобно От того, что ты попросту есть. Александр БОБРОВ * * * Ветер гуляет по дюнам, Сосны шумят на песках. Время о близких подумать, Письма друзьям написать. Птицы торопятся к Ниде, К осени Куршской косы… Ни на кого не в обиде Снова кладу на весы Зло и добро, что видал я — Не пересилило зло. Песня цветастая — дайна — Резко встает на крыло И в поднебесье взмывает… Не разбирая всех слов, Снова Литве подпевает Русский поэт Старшинов. Движутся вечные дюны Так незаметно на взгляд — Самые светлые думы Зримо, как птицы, летят. Виктор БОКОВ * * * Николаю Старшинову в день его 60-летия Ты горевал, ты воевал, Ты видел смерть на ближнем расстоянье. Но ты не плакал и не унывал, Но таковы натурой россияне. Твоя строка не в модном пиджаке, Она, как телогрейка, вся в народе. В тебе, как в настоящем мужике, Живет отвага и любовь к природе. Ты с удочкой сидишь и ждешь кивка, А жизнь течет, как чистая водица. Давай с тобой по кружечке пивка, А что покрепче, тоже пригодится! |
