А пришлось… И прилежно он стадо пасет молодое,
Не кнутом, а жалейкой бычков направляет. И что ж? —
Задирая хвосты, убегает за пьяной водою,
И упиться спешит, и в трясину попасть молодежь.
А пастух терпеливо бычков направляет на клевер
И корит виноватых, не очень-то грозно ворча…
Ну и стадо большое! —
Россия —
хоть с юга на север,
Хоть с востока на запад иди с хворостиной луча.
Тут попробуй управься, попробуй успей догляди-ка,
Если с прошлой войны от ранения сохнет нога,
Если просит прилечь и губами сорвать земляника,
Зазывают к себе любоваться рекой берега.
И кувшинок соски пожелтели от знойного лета,
И шуршат камыши (можно криком спугнуть красоту).
Посидеть бы за удочкой около края рассвета,
Пробудившего глубь, зашвырнувшего птиц в высоту.
«Погоди! Погоди!» — окликает беспомощно стадо,
Пастуха окружают увлажненные родинки глаз…
«Погоди, — говорю. Повторяю за всеми: — Не надо
Ни жалейки лишать, ни сердечного опыта нас».
Пусть достигшие славы живут на земле одиноко,
Пусть скандально внимает речам воспаленным толпа,
Есть другая известность, есть дело особого прока,
Есть ведущая вдаль кочевая пастушья тропа.
Луговые слова пробегают над нею ознобом,
И поэт, как пастух, и пастух, как провидец — поэт,
Непонятны эстетам и чужды заносчивым снобам,
Молодежь поднимают, ведут впереди на рассвет…
Кто читает стихи, ощущая: неверья не стало,
И любовь воссияла эгоизму житья вопреки, —
Не узнает вовек, как, отчаявшись, ходят устало
И пасут молодежь, забывая себя, старики.
