Сгруппировавшись в комок, пухляш в белом костюме свалился в кучу снега у стены. Потом подскочил и со всех лап рванул к машине, где ожидал его крыс Герман.

Зал суда опустел. Две нутрии в синих халатах с щётками в лапах подметали кучи мусора между рядов. Словно после ночной вечеринки помещение завалено банановой кожурой, пивными баночками, шуршащими пакетиками и цветными бумажками бывших шоколадок и леденцов.

– Открою форточку, а то шибко душно после собрания, – фыркнула одна нутрия, забираясь на подоконник.

– Подожди, подожди, – испугалась вторая нутрия, кося взгляд на клетку, где всё ещё оставались подсудимые. – А шпионы не сбегут? Если сбегут, нас накажут. И, вообще, где охрана?

– Конвой внизу дожидается, а шпионы за железной решёткой. Никуда они не денутся, – отмахнулась первая нутрия, распахнув оконце.

В зал ворвался морозный ветер. Бумажки на полу ожили, разбегаясь в разные стороны, а Барсу стало совсем худо. Он не боялся смерти, вернее – пока не боялся. Ему не верилось, что жизнь, полная приключений, верных друзей и бесконечного веселья, вот-вот закончится. Всего один точный выстрел и всё – конец рассветам и закатам – конец его мечтам о Стране Крым.

Рыжий сидел на лавке, рассматривая лапы, которые люди называют ногами. Он скинул маленькие ботинки, растопырил мохнатые пальцы, то выпуская когти, то пряча их. Когти выглядели, будь здоров – потому что рыжий, кот ещё молодой, ему жить да жить.

Когда Барс был маленький, запомнился один чудесный денёк. Шёл он босиком по асфальту вниз к реке Лене. Наверное, тогда был июль. Ярко светило солнце, дул лёгкий ветерок, лапы обжигала дорога. Барс шёл осторожно, следил, чтобы под розовые подушечки не попались камушки. Сначала шёл медленно, потом побежал, наблюдая за своими шустрыми ножками. Когда толкался, коготки появлялись; когда из-за спины лапа возвращалась на дорогу, их уже не было. Так бежал, пока не оказался у воды. Потом он сидел на берегу и долго закапывал лапы в тёплый песок. Купаться Барс не любил, сам не знал, почему не любил. Хотя все друзья выходили из реки только с посиневшими губами и тряслись, будто час на морозе гуляли.

Тот день запомнился на всю жизнь, потому что так захотел сам Барс. Он помнил дорогу, мелкие камни, свои маленькие лапки, тёплый песок, полноводную реку и друзей, в основном из гибридных крыс. Крысы, вообще, славные ребята. Про них ходят грязные слухи, что грызуны предательского рода-племени, но всё это наговоры.

– Удачно всё прошло. Будем жить! – радостно сообщил Марат.

Барсук постоянно улыбался. Барс никак не мог понять, как можно радоваться расстрелу. Сегодня их к стенке поставят, крикнут: «пли» – и будь здоров, встретимся на небесах. Тоже мне развлечение.

– Буду ходатайствовать, чтобы тебя наградили, – подмигнул Марат.

Рыжий покосился на барсука. Правый глаз рыжего совсем заплыл, но левый ещё видел довольную морду Марата.

– Меня наградят? – спросил Барс. – Посмертно?

– Зачем посмертно?.. при жизни наградят, – ответил барсук. – «Герой Страны Москва» – нравится тебе такой орден?

Лапа барсука, точнее, обрубок у плеча, шевельнулся, будто под полосатой робой что-то ползало, – и Барсу стало совсем жутко. Может, Марат спятил: всё про какие-то награды толкует и лыбится, словно хитрый судья Черепанов.

***

– У меня эклеры со сгущёнкой  из «Пяточка» и «муравейник» с карамелью, – угощал капитана Зубова, судья Черепанов.

Два человека пили чай в кабинете пожилого судьи. Старик живо вспоминал молодость и заочно знакомил Стаса со своими детьми, которые были старше капитана полиции раза в два. Потом Черепанов заговорил о сегодняшнем процессе, потому что подсудимые удивили даже его, человека повидавшего на своём веку многих и многих преступников.

Судить гибридных зверей жуть как томительно. Защищаться аргументировано, гибридам не дано; выкручиваться и выдумывать оправдания они тоже не умеют – в силу слаборазвитого мозга. Самое интересное на суде, когда у антропоморфов нервишки сдают. Но сегодня всё прошло буднично. Никто за решёткой не скулили, прутья не перекусывал и вены себе не вскрывал. Было дело, судья посматривал на гибридного кота, надеясь, что тот выкинет смешной номер, но барсук, конечно, кремень! У московского шпиона стальные нервы. Ситуацию он держал под контролем и за дружком приглядывал, не дав тому разрыдаться.

Черепанов снял свою знаменитую квадратную шапочку, бросив её на стол. Волосы на судейской головушке росли только за ушами, – и те седые и редкие.

– Я вот давеча одних отпустил, – причмокивал горячим чаем Черепанов, – а теперь смотрю график на следующую неделю и снова вижу их имена.

– Ой, стрелять их надо, товарищ судья. Безжалостно стрелять и работы станет гораздо меньше, – поддакивал Зубов.

– Вот и я говорю: чего церемониться? Ежели совершил проступок один раз, то и второй недолго ждать станется, – кивал лысиной Черепанов.

Судья вдруг остановил взгляд на пирожном, выбирая кусок повкусней, поувесистей.

– Ты сам заберёшь собачку с котиком? – неожиданно спросил Черепанов.

– Ну а чего тянуть? – ответил Зубов. – Сам отвезу в лес, сам приведу приговор в исполнение.

Судья что-то пробурчал в ответ. Стас ничего не разобрал, оттого что старик набил полный рот эклеров.

– Вы что-то сказали? – переспросил Зубов.

Черепанов прожевал, сделал глоточек чаю и сказал:

– Совсем меня уважать перестали, – прищурился судья. – Я ведь знаю, что шпионов к обмену готовят.

Стас немного удивился. Он про обмен ничего не говорил; может, Парамон ляпнул? Ну, ляпнул и ляпнул, кот и барсук – невелика птица.

– У меня, товарищ судья, приказ начальства. Простите, что был неискренен с вами, – извинился Зубов.

Судья не обиделся. Он продолжал уплетать сладости и причмокивал.

– Я тогда пойду? – прощался с Черепановым, Стас.

– Ну что же… иди с богом, – улыбнулся старик. – Ты туалет только сидельцам открой. И накормить не забудь. В столовой нутрии кашеварят. Обязательно покорми зверюшек, а то знаешь, после сильного стресса у гибридов бывает, сердце сдаёт. Тик-так, чих-пых и глохнет оно, как часы старые.

Стас поднялся со стула, благодарно посмотрев на судью. Товарищ Черепанов многим казался бездушным, но всё-таки в нём ещё сохранилась жалость к братьям нашим меньшим.

***

– Выходите живее, – приказал Зубов, открывая дверь железной клетки.

Стас голос не повышал, но и не мямлил. Боялся спугнуть, потому что рыжий перенервничал и был сам не свой. Хорошо судья предупредил, что сердце зверя может сломаться.

– За нами уже приехали? – улыбался Марат.

Барсук смело двигал на выход. На морде свергал весёлый оскал.

– Рано ещё, – ответил Стас. – Вам подкрепиться бы. В столовую пойдём.

– Обед, это всегда кстати, – рассмеялся барсук.

Марат посмотрел на рыжего, протянув тому единственную лапу, чтобы кот, наконец-то, оторвал задницу от скамьи подсудимых.

Барс послушно поднялся и, бросив на полу ботинки, пошлёпал босиком за шпионом под псевдонимом «Сухой».

– Обувайся. Давай шустрее, – остановил рыжего Стас. – Не время ещё погибать.

Барс вернулся, нехотя обулся и вышел из клетки с опущенным носом

***

В столовой просторно, светло и чисто. Пахло компотом и свежей едой, а не вечно жующими свиньями или выпивкой, которую секачи хлебали вёдрами. Все столики пусты, никого, кроме человека, кота и барсука в столовой нет, не считая двух нутрий, которые трудились на раздаче. Гибриды с выпирающими красными зубами на острой морде, уже переоделись в белые халаты и, казалось, что подметали бумажки в зале, какие-то другие нутрии.

– Мне салат «оливье», пожалуйста. Ещё салат с капустой, картошки порцию и две котлетки, – делал заказ Марат и улыбался по-настоящему, что с языка капало.

– Вы чего желаете? – спросила у кота первая нутрия, что открывала окошечко в зале.

Барс рассматривал блюда. Некоторые кастрюльки были пусты, оттого что суд уже закрылся и все, кто был голоден, получили еду в достатке и, между прочим, совсем недорого.