Глинский тяжело вздохнул, мотнул пьяной головой, пытаясь развеять скучные мысли. Господи, ему же только тридцать, а впереди сплошная скукотища! Контрабандой что ли заняться или наркотиками?! А что, хоть адреналин выработается.

Начинался июль. Все попытки сблизится с Дашей, заканчивались неудачей. Постепенно идея все больше овладевала Глинским. Если сначала это было просто небрежно брошенной фразой, то теперь, встретив активное сопротивление, он заводился все сильнее, просчитывая ходы, делая очередные шаги, и каждый раз наталкиваясь на отказ.

Даша от ухаживаний соседа была далеко не в восторге. Это мужчинам только кажется, что любое внимание с их стороны должно приводить женщин в восторг. Внимание бывает разное. Сосед напоминал балованного карапуза, требующего купить ему очередную игрушку, хотя дома этих игрушек горы. Так и местный царек, девок полно, о его небрежной половой жизни она наслышалась, а тут одна отказала. И конечно, именно эту игрушку сразу и захотелось. Хотя с другой стороны маленький червячок внутри слегка грыз и подсказывал, что, если Глинский сейчас перестанет проявлять столь неприятные знаки внимания, это почему-то станет обидным. И все же, уж слишком нахален был ухаживающий сосед.

– Интересно, какие шансы у меня выжить в такой ситуации? – размышляла, посматривая в окно.

В окне был виден дом соседа. Хозяин отжимался на перекладине, демонстрируя мускулы, причем, как выяснилось, в голом виде он был еще страшнее, чем в одетом.

– Гора-Горович, – в сердцах сплюнула жертва лихих желаний. – Ни о каком искусстве обольщения в жизни не слышал, секс и чувство собственной безнаказанности. Если я ничего не придумаю, он меня достанет.

За придумать, дело не стало, благо сосед подставился сам.

***

Однажды, когда Глинский в очередной раз, прождав больше часа, вроде бы случайно встретил ее в магазине, она подошла к нему сама.

– Слушай, ну чего ты ко мне привязался?

– Почему привязался? Я что, в собственный магазин зайти не могу?

– Хорошо, – рыжая нахалка пододвинулась ближе, положила сумочку в стоявшую рядом тележку, неожиданно дернула пуговицы на пиджаке.

Ошарашенный Глинский недоуменно воззрился на подпрыгивающую возле него девицу, которая тем временем быстро расстегнула пиджак, рубашку и маленькой ладошкой провела по обнаженному торсу.

– Ах, какая грудь, – пропела она.

Покупатели стали замедлять шаги. Ее рука опустилась ниже и дернула молнию на брюках.

– А что у нас здесь? А, да здесь плоский животик, – продолжал объект страсти, явно подражая кому-то.

Толпа становилась гуще. Глинский попытался застегнуть пуговицы, но девица продолжала приставать.

– Милый…

– Даша, прекрати немедленно.

– Ну и ладно. Вот каждый раз с ним такое, – скорбно пожаловалась любопытным слушателям. – Только раздену, и сразу прекрати, не знаю, что и делать, а вы, не знаете? – она обратилась за советом к публике, с удовольствием глазеющей на хозяина города, стоявшего с расстегнутой ширинкой.

– До свидания, Саша, опять у тебя не получилось, – прыснула Дарья в ладошку и исчезла.

Глинский застонал.

***

– Мне нужна неделя наедине с ней. Выясни, когда оптимальное время. Это приказ,– повысил голос, даже не взглянув на Олега.

Олег не спешил выполнять приказ шефа, благо использованная начальником фраза «оптимальное время» позволяла считать, что время все время не оптимально.

Через пару дней он даже попытался поговорить с ним.

– Шеф, вам очень выгоден брак с Мариной, а вы! – обратился он к устроившемуся на диване и читающему книгу начальнику.

К чтению Александра Дмитриевича приохотили старики в то далекое время, когда еще не было злого Глинского, а был десятилетний мальчик Саша. Папаня, еще живой, сидел в очередной тюрьме, за воспитание интенсивно взялась интеллигентная часть родственников.

– Олег, ты послушай, какая блестящая фраза.

С выражением начал читать:

– Ни что так не портит роман, как наличие чувства юмора у женщины и отсутствие его у мужчины. Как ты думаешь, у меня есть это самое чувство юмора?

Олег задумался. Господин Глинский вообще не был расположен к шуткам, а последнее время, в связи с постоянно действующим стихийным бедствием по имени Даша, становился все мрачнее и мрачнее. И тогда советник осознал.

– Александр Дмитриевич, да это же про вас с Дашей! У нее этого юмора хоть лопатой нагребай, а вы у нас человек серьезный.

– Ты еще скажи положительный, – читатель обреченно вздохнул. – Умеешь, ты, Ефремов, порадовать. Кстати, что она делает?

– В театр собирается. К ней полковник приехал. Важный такой, красивый.

– Какой полковник?

– Борзов, из управления. Кстати, Марина тоже билеты взяла, просила вам напомнить.

– Забыл, черт. Сейчас буду собираться.

Олег с одобрением наблюдал, как шеф тщательно брился, потом долго выбирал костюм, даже повязал галстук, что делал только в исключительных случаях.

– Позвони Марине, по-моему, мы опаздываем.

Олег засуетился.

– Сейчас, Александр Дмитриевич, сейчас, давно бы так, а то я вам утром напомнил, а вы только рукой махнули.

Вот так он и оказался в театре. Сначала Глинский заехал за Мариной, которая, одевшись к приезду любимого, выглядела прекрасно. Ярко-голубое длинное платье удивительно шло к белокурым волосам, голубым глазам. Марина покрутилась у зеркала, взглянула на него.

– Как я?

– Чудесно, – любимый подошел и встал рядом.

Смотрелись они великолепно, оба высоких, молодых, прекрасно одетых. Глинский любил костюмы и не переносил джинсы.

– Одежда скотоводов и лесорубов, нужны для того, чтобы щепки не пробили колени.

Его костюм, купленный в хорошем магазине в Германии, подчеркивал развитую мускулатуру, впалый живот, широкие плечи, узкие бедра.

– Уверен, мы будем самой красивой парой,– поцеловал невесту в щеку, та тут же прижалась.

– Саша…

– Все, едем.

Когда приехали, в фойе театра было много народу, все пришли значительно раньше начала спектакля. А как же! Себя показать, на людей посмотреть. Во время спектакля толком не рассмотришь, кто во что одет, как выглядит, с кем приехал. Развлечений в городке маловато, и почти что случайный приезд петербургской труппы наделал переполох, особенно у женской половины города. Срочно покупались платья, делались прически…

Двери отворились, впуская новых гостей, и тут вошла Даша. Глинский обомлел. Темно–зеленое длинное платье, украшенное камнями, причудливая прическа, черные волосы.

– Покрасила она их, что ли?

На шее колье из камней зеленого цвета. Она напоминала хозяйку Медной горы, в детстве он любил сказки Бажова.

В качестве сопровождавшего выступал полковник Борзов, одетый в парадный мундир, рядом с ними вышагивал Павел. Глаза присутствующих обратились к вновь пришедшим. Даша казалась хрупкой и невесомой, высокие каблуки, гордая осанка делали ее выше, величественнее. Глинский горестно подумал:

– Это называется, нет аналогов.

Если несколько девиц в городе были чем-то похожи на Марину, такие же высокие, стройные, белокурые, то на Дашу не походил никто.

Марина дернула любимого за рукав,

– Пойдем к папе, поздороваемся.

Глинский взглянул на подругу. Конечно, она красива, но какой-то кукольной красотой, напоминающей Барби, а Даша смотрелась как штучное изделие Господа бога. Кто бы мог подумать, что эта красивая, гордая женщина носилась полуобнаженной с пистолетом в руках или расстегивала на нем брюки в магазине.

– Что они в ней нашли, – прошипела подруга, – даже красивой не назовешь, преподнести себя умеет, а так ничего особенного.

– Не злобствуй, – Глинский подал спутнице бокал шампанского.

Марина выпила залпом.

Судьба распорядилась так, что Глинский с Мариной сидели на один ряд дальше Даши с кавалерами. Глинский, не отрываясь, смотрел на нее. Вот к девушке наклонился полковник, взял за руку, Александр Дмитриевич почувствовал начинающийся приступ злости. Ему, значит, нельзя, а с полковником она и в театре при всех может…