Глинский происходил из хорошей бандитской семьи, уходящей своими криминальными корнями в далекое прошлое. Его прапрадедушка грабил меховые обозы в Сибири, прадедушка успел насолить и царской власти и молодой республике Советов, особенно во времена НЭПа, дедушка предпочитал кражи со взломом, папаша – грабеж, особенно во времена кооперативов. Потом папаша взялся за ум и стал почти легальным бизнесменом.

Как ни странно, по устоявшейся семейной традиции мужчины его семьи женились только на хороших, интеллигентных, а порой и аристократичных, девушках, женились по разному, иногда умыкая невест из родительского дома, иногда по взаимному согласию, даже в те времена срабатывал стереотип барышня–хулиган.

Мать Глинского, женщина нежная, воспитанная, скончалась через неделю после родов, взяв у мужа обещание, вывести мальчика в люди по прямой дорожке, а не как обычно.

Папаша, горячо любивший жену и не успевший разочароваться в браке в связи с его недостаточной длительностью, слово сдержал, и с детства юного Сашу таскали в музыкальную и художественную школы. До сих пор вид любого инструмента вызывал дрожь, а запах красок – аллергию. Затем были добавлены уроки английского и французского языков, именно так папаша представлял хорошее воспитание.

Правда, много внимания сынуле отец уделять не мог, по временам его сажали и тогда к воспитанию подключались родственники с маменькиной стороны, дед– известный врач и бабушка – профессор. Это и привело к тому, что Глинский знал много слов длиннее трех букв, а посему был чужим в стае братков. Сообщество интеллигентов к себе его тоже не приняло, по давней российской традиции интеллигент может быть умным, благородным, но уж никак не богатым, а Глинский по меркам Муромска был несказанно богат.

Когда Саше исполнилось двадцать четыре года, папеньку расстреляли парой автоматных очередей и Глинский–младший стал сиротой. Впрочем, папенька успел позаботиться о сыне и в еще неокрепшие руки упала небольшая империя.

Гены, как известно платочком не накроешь и воспитанием не испортишь. Саша отгрохал памятник, который и по сей день пугал посетителей кладбища мрачным выражением лица на трехметровом гранитном постаменте, и начал править. Спустя пять лет империя разрослась, поглотив город Муромск полностью, все работали только на его заводе и двух фабриках, строились только из его кирпича и бревен опять же Сашиной лесопилки. Семейной традиции он изменять не стал и университетов не заканчивал, хотя папенька настаивал. Твердое убеждение, что лишнее образование мешает мозгам растекаться свободно, в голове укрепилось намертво, тем более, что кое–кто из школьных друзей, закончив эти самые университеты, вернулся домой и горбатился на необразованного Сашу.

И вот теперь он был хозяином Муромска, привыкнув царствовать и править, не встречая на своем пути желающих препятствовать. Стоит ли говорить о том, что характер стал несколько самонадеянным, нахальным и уверенным в собственной правоте безоговорочно. Слово «несколько» можно спокойно выбросить.

***

Было раннее утро. Господин Глинский, просыпался осторожно, медленно, с явной неохотой. Вчера вечером, вернувшись из столицы, отправился в ресторан к старому другу Лехе, где увлекся процессом празднования возвращения в родные пенаты. Утром ощущались последствия увлечения. Голова гудела, сердце рвалось из груди, отравленной алкоголем, мерзкий пот выступил на лбу.

Глинский не был любителем больших пьянок, но поездки в столицу всегда так выматывали… Он привык чувствовать себя в родном Муромске хозяином, удачливым бизнесменом, в конце концов, местным олигархом, пусть небольшим по меркам столицы, но для своего городка власти у него было предостаточно.

Сложный характер, приправленный ощущением вседозволенности, не позволил обзавестись друзьями. Леха не в счет, старые школьные связи. Впрочем, одиночество его не тяготило, а скорее давало ощущение непохожести на окружающих. Он привык поступать всегда в соответствии только со своими прихотями, и эта безнаказанность доставляла ему удовольствие.

Бизнес в городке делился на две неравные части. Все виды производства принадлежали Глинскому, все развлечения: рестораны, единственное казино, девочки находились в подчинении у приятеля Лехи. Но вот в столице выяснялось, что никакой он не олигарх, а просто удачливый купец местного разлива. Как же было не выпить по возвращению.

Итак, наступило утро, не самое здоровое утро в его жизни. Повернулся на бок, мечтая дотянуться до стакана воды, оставленного заботливым Олегом, правой рукой и оруженосцем, на небольшом столике возле дивана, кровати Глинский категорически не признавал.

В кабинет энергичной походкой вошел Олег.

– Вы как, Александр Дмитриевич?

– В забеге на марафонскую дистанцию участвовать не буду. А так…, – затих, прислушиваясь к ощущениям, – переживем. На сегодня что-нибудь важное есть?

– Астапьев назначил встречу в мэрии. Есть интересное предложение.

Астапьев был еще одним школьным приятелем, городок то небольшой, все друг друга знали. А он знал все и обо всех. Предложение о встрече означало выгодное дельце.

– Тогда к нему и все, на сегодня я не игрок.

Глинский все-таки встал с дивана, потянулся и проследовал в ванную комнату. После душа немного полегчало, во всяком случае, одну встречу он проведет, а потом домой.

Тридцатидвухлетний Александр Дмитриевич Глинский был известен в городе как человек жестокий, расчетливый, опасный и умный. Очень высокий, накачанный, он не был красив. Большой лоб, глубоко сидящие черные глаза, упрямо выпяченный вперед подбородок, хорошо очерченный прямой нос с ноздрями, которые начинали подрагивать в предчувствии добычи, и крупный рот с приклеенной ироничной улыбкой, нравились женщинам, они же хотя и интересовали его, но только в свободное от бизнеса время. Он жил один и привычный образ жизни менять не собирался.

Легко впадая в бешенство, крушил все на своем пути и тогда окружающие, включая самых приближенных лиц, старались не попадаться на глаза.

Сборы были недолгими, джип выехал со двора. Дом местного олигарха располагался в небольшом поселке в пяти километрах от города. Поселок состоял всего из десятка домов, принадлежащих самым удачливым дельцам Муромска, его дом был последним на единственной улочке поселка, рядом протекала небольшая речушка, за ней простирался луг, дальше начинался лес. Хозяин любил тишину и спокойствие, наверное, потому, что самого его спокойным назвать было никак нельзя.

Когда машина проезжала мимо пустовавшего уже несколько лет соседнего дома, открылись ворота, и ярко красная Шкода на всем скаку врезалась в джип. Раздался визг покореженного металла, зазвенели стекла.

– Ну, и что это было? – зло спросил Глинский, обращаясь к затихшим водителю и Олегу.

Ответа не последовало. Не спеша, выбрался из машины, потянулся во весь двухметровый рост. Навстречу выпрыгнула невысокая рыжая девчушка, сверкнула ярко–зелеными глазами, подскочила ближе.

– У вас глаза на каком месте растут? Вы что, машину не видели?

Хозяин городка в недоумении уставился на говорящую. Никто уже давно не мог позволить себе такой тон, да еще, когда сам же протаранил машину, которую и гаишники то боялись, не то, что простые жители.

– Ты кто? – рявкнул, наливаясь злобой.

– А что, если наши машины поцеловались, то мы уже перешли на ты? А ты кто?

Глинский в изумлении развел руками и обернулся посмотреть на застывших в полном недоумении соратников. Из дома бежала охрана, бдительно тараща глаза.

– Ты сначала золотой

Так, Олег, сегодня день явно не задался. Астапьеву позвони, пусть в гости приезжает, кого-нибудь пошли за пивом, а это чудо забрось к нам, выпьем, разберемся.

Хозяин повернулся и пешком отправился домой, зверея с каждым шагом.

– Ну и дети пошли, мелкая, рыжая, вредная, да еще и нахальная.