— Полагаю, ты тот самый кусок дерьма, который разрушил жизнь моей женщины, — прорычал Броди, грубо встряхивая Джеффа. — Я представлял, что сделаю с тобой, если попадешься мне в руки.

Мое сердце тревожно забилось, и я быстро положила руку на плечо Броди.

— Может, отпустим его, милый?

Это был первый раз, когда я обратилась к нему ласково.

Броди выглядел так, словно мог не прислушаться к моей просьбе, но все же отреагировал, грубо оттолкнув Джеффа, отчего тот потерял равновесие.

Я использовала этот шанс, чтобы оказаться между двумя мужчинами.

Броди тяжело дышал, его переполняла ярость.

— Что ты планируешь делать? — спросила я его.

Его глаза по-прежнему были устремлены на Джеффа.

— Избить его до полусмерти — звучит заманчиво.

Я уставилась на Броди. Мужчина, который выглядел опасным, внушительным, но никогда не заставлял меня думать, что он склонен к насилию.

За исключением настоящего момента.

— Ты шериф, — напомнила я ему, сжимая его рубашку и кивая на значок. — Ты не можешь выбивать из людей дерьмо, потому что тебе не нравятся их прошлые поступки.

Его яростный взгляд устремился туда, где, как я предполагала, стоял Джефф. Если бы у него была хоть капля ума, он бы сбежал. Но Джефф, несмотря на обучение в Лиге Плюща, не отличался сообразительностью.

— В данный момент я не шериф. Я мужчина, чья женщина пострадала от этого ублюдка, — он выплюнул это слово сквозь зубы.

Его взгляд метнулся обратно к Джеффу, сверкая едва сдерживаемой яростью, которой я раньше не видела. Жестокость, которая показала мне, каким человеком он мог быть в прошлом.

Легко было забыть, что Броди Адамс, нынешний шериф, мой бывший хулиган, мой… парень? — когда-то служил в спецназе. Смертоносный, высококвалифицированный, опасный человек.

В тот момент было невозможно забыть все это. И да поможет мне Бог, это было чертовски сексуально.

Я взяла его за подбородок, покрытый лёгкой щетиной, и притянула к себе.

— Как бы это ни было… мило, что ты считаешь избиение моего бывшего приятным жестом, может, мы могли бы сделать что-нибудь более традиционное? Цветы? Шоколад? Стейк на ужин?

Броди просто моргнул, когда мои слова проникли сквозь всю ту мужскую ярость, которую я раньше считала слишком утонченной, чтобы считать привлекательной. Мои трусики сделали из меня лгунью.

— Но он разрушил твою жизнь.

Я наклонила голову глядя на него и обдумать это заявление. Да, Джефф разрушил мой бизнес, подорвал моё финансовое положение, а затем и мою репутацию — по крайней мере, в определенных кругах, частью которых, как я теперь понимаю, мне не следовало быть, — но разрушил ли он мою жизнь?

— Пару месяцев назад я могла бы с тобой согласиться, — я погладила его по щекам. — Но сейчас, моя жизнь не кажется такой уж разрушенной.

Последнее предложение я произнесла шёпотом. Потому что была трусихой. Броди открыто выражал чувства, а я держала свои в себе, всё ещё опасаясь, что мне будет больно.

Когда Броди смотрел на меня, его взгляд больше не был полон гнева. Теперь в нём читалась нежность.

Я бы сказала «любовь», но это было совершенно нелепо. Нелепо, чтобы кто-то из нас — я — испытывал такие чувства. Он тоже не мог.

Прежде чем он успел что-то сказать, меня отвлекла вспышка фиолетового цвета.

Я не знала, было ли это совпадением, на сам деле ли слухи так быстро распространяются в маленьких городках, или мама была реально ясновидящей, как она утверждала. То, что она оказалась в кофейне, не имело значения, потому что она сразу же увидела Джеффа, направилась прямиком к нему и, не колеблясь, ударила его кулаком в лицо.

Моя мама.

Маленькая женщина, которая не причинила бы вреда даже пчеле. Которая никогда не повышала голос в гневе, не говоря уже о кулаках. Ударила моего бывшего жениха. В лицо.

Я ахнула, когда он рухнул на пол.

Она встала над ним.

— Это за то, что обидел мою девочку.

Я была поражена, увидев свою маму. А вот Броди — нет. Он был в восторге и его губы расплылись в улыбке в знак удовлетворения.

— Шериф. — Мама повернулась к нему, поправляя шарфик. — Думаю, ты должен задержать беглеца.

Затем она подошла ко мне и поцеловала в губы.

— Увидимся завтра на рождественском ужине, — сказала она. — Принеси пирог.

Затем она вышла из кофейни.

КАНУН РОЖДЕСТВА

УИЛЛОУ

Из-за всех волнений этого дня — появление Джеффа в Нью-Хоуп, ему угрожал Броди, потом его ударила моя мама, и в итоге Броди арестовал его — я не успела сообщить Броди ни о своих новостях, ни о планах.

Он был занят бумажной волокитой, необходимой для перевода человека, находящегося в розыске, за пределы штата. Я встретилась с ним у него дома, потому что мы уже планировали провести канун Рождества вместе.

Я не упоминала о рождественском ужине в доме мамы, но предполагала, что именно туда мы и направимся.

У мамы была своя традиция в канун Рождества, она устраивала свой местный «шабаш», в котором я не участвовала.

Вместо этого я поехала к Броди, приготовила для нас феттучини — ода празднику, — поставила фильм, а потом свернулась калачиком с ним, после того как он сказал, что о Джеффе «позаботились».

— Ты же не имеешь в виду смерть? — спросила его я.

Он засмеялся.

— Нет, детка. Я имел в виду соответствующие органы.

Я кивнула.

— Просто проверяю.

Решив, что потратила достаточно мозговой энергии, думая о Джеффе, я сменила тему, отставила кружку с горячим сидром — мама приготовила для меня термос — и повернулась к Броди.

— Знаю, у тебя не так много праздничных традиций…

— У меня нет праздничных традиций, — поправил он. Затем его взгляд перешел на елку и потемнел. — Ну, у меня появилась парочка, от которых я в восторге, черт возьми.

Мое тело пылало жаром от осознания того, что он вспоминает о том, как мы трахаемся перед рождественской елкой после того, как я закончила ее украшать.

— Да, для меня это тоже в новинку, — пробормотала я.

— Наподобие этой, — он поцеловал меня в макушку, прежде чем снова посмотреть в глаза. — Мы с тобой создаем новые традиции.

Мое сердце запело от важности его слов. Он был свободен в своих заявлениях, которые звучали интенсивно и постоянно несмотря на то, что мы недолго были вместе. Он говорил так, будто не было вопроса, будем ли мы здесь в следующем году с теми же традициями.

Я сглотнула при этой мысли, мой желудок сжался, и я не была уверена, от чего это произошло — от дискомфорта или волнения.

К счастью, мне было на что отвлечься.

Я потянулась к своей сумочке и достала оттуда маленькую упакованную коробочку.

Я вдруг почувствовала себя скованно и неловко, глядя на подарок. Пальцы Броди коснулись моего подбородка и приподняли его вверх.

— Никогда не опускай передо мной эти потрясающие глаза, — пробормотал он.

Мое сердце растаяло, и я прочистила горло.

— Ну, одна из наших семейных традиций заключается в том, что в канун Рождества каждый из нас открывает один рождественский подарок.

Я протянула ему коробку.

Он перевел взгляд с меня на коробку. В его глазах светилась нежность.

Убийственный взгляд, который был сегодня днем, испарился.

Его большие пальцы осторожно разделили упаковку, открыв бархатную коробочку, в которой лежало кольцо из кованого серебра.

— Знаю, ты не любишь украшения, — пожала я плечами, — но я подумала, что ты можешь сделать исключение. Это первая вещь, которую я изготовила в кузнице моего отца. В твой куртке, в ночь после Дня благодарения.

Я не спала почти всю ночь, делая его. До вчерашнего дня я не признавалась себе, что оно для него.

Кольцо было незамысловатым, но в то же время изящным. Оно представляло собой широкий ободок из серебра, украшенный тонкой золотой полоской. Кольцо определённо было мужским, но не таким, каким могло показаться на первый взгляд.

Как Броди.