– Вместе с тем позвольте мне выразить свое искреннее уважение вашим взглядам и готовности отстаивать их до конца.

Она не выразила никакого желания поговорить со мной – просто попрощалась с сэром Хамфри и повесила трубку. Кризис миновал так же внезапно, как и возник. Демонстрация в голом виде перед крысами (не говоря уж о журналистах) явно Люси уже не привлекала.

Я был безгранично признателен сэру Хамфри.

– Я тут ни при чем, – скромно ответил он. – Это все досье.

Заинтересовавшись личностью этого предприимчивого земельного спекулянта – каков хитрец! – я попросил Хамфри показать мне досье.

К моему удивлению, он отвел взгляд и в своей излюбленной уклончивой манере ответил, что вряд ли мне будет это интересно. Но я настаивал. Тогда он спрятал папку за спину, словно провинившийся школяр.

Будто по наитию, я спросил, насколько правдива история, которую он рассказал моей дочери. Хамфри сделал вид, что не понимает вопроса. Я повторил его.

Он пристально посмотрел мне в глаза и, тщательно подбирая слова, сказал:

– Господин министр, вы действительно хотите, чтобы я ответил? Только, ради бога, не спешите говорить «да».

Это был хороший вопрос. Очень хороший вопрос. Даже если мои подозрения на сто процентов верны, знание правды мне не сулило никаких выгод, в то время как потери были бы колоссальны. Мне поневоле пришлось бы лгать собственной дочери, а этого я никогда не делал и делать не намерен.

– Нет, – ответил я, хорошенько подумав. – Э-э… Хамфри, пожалуйста, не затрудняйте себя ответом.

– Я так и предполагал, – самодовольно отозвался он. – Позвольте мне только еще раз заметить вам, что все-таки есть вещи, которых министру лучше не знать.

(В самом начале марта Джим Хэкер оказался на волосок от скандала, который мог бы серьезно пошатнуть положение правительства и означал бы бесславный и преждевременный конец политической карьеры самого Хэкера. По иронии судьбы, ему, как министру, пришлось бы нести всю тяжесть ответственности за происшедшие события, хотя он не имел к ним ни прямого, ни косвенного отношения. – Ред.)

В офис приехал сегодня в прекрасном настроении. Дома проработал все красные кейсы – чувствую, что наконец полностью овладеваю ситуацией. Вчера уверенно отвечал на парламентские вопросы. Вечером на приеме произнес блестящую речь. А завтра готовлюсь выступить по радио. Великолепная реклама! Благодаря принципиальной позиции, которую я занимаю в последнее время, меня, похоже, начинают ценить.

Спросил Бернарда о теме предстоящего выступления. Оказалось – партнерство в промышленности. А я думал – что-то связанное с НАТО. Впрочем, это ведь тоже партнерство.

В обсуждении, как всегда, примут участие один политический деятель, один предприниматель и один тред-юнионист.

Я обратил внимание на то, что от профсоюзов будет выступать Джо Морган, ранее представлявший БКТ (Британский конгресс тред-юнионов. – Ред.) на переговорах по «Солихаллу». Отлично! Значит, можно будет поподробней рассказать избирателям об этом проекте.

Как ни странно, но мое намерение, казавшееся мне бесспорным, вызвало серьезную озабоченность сэра Хамфри.

– Господин министр, вы действительно собираетесь говорить о «Солихалле»? – спросил он.

– Естественно! – воскликнул я. – «Солихалл» – блестящий пример успешного сотрудничества правительства и частного капитала!

– Почему вы так считаете? – поинтересовался он.

Сначала я не знал, что ответить. Затем вспомнил.

– Потому что вы сами так говорили. Вы что, изменили свое мнение?

– Нет, не изменил, – с расстановкой произнес он. – Но… было бы… э-э… целесообразнее, если бы вы постарались избежать каких-либо ссылок на «Солихалл» в своем выступлении по национальному радиовещанию…

– Но отчего?

Он считал это преждевременным. Как так? Работа над проектом началась шесть месяцев назад, и вряд ли его можно назвать преждевременным.

– Точнее, устаревшим, – поправился он.

Впрочем, мой постоянный заместитель тут же исправил эту нелепость. Оказывается, он хотел сказать «несвоевременным».

– Почему? – снова спросил я.

– По-моему… э-э… вам не кажется, что широкой публике это будет просто неинтересно?

Вот еще! «Солихалл» – блестящая иллюстрация реального партнерства в промышленности. Причем именно сейчас. Наоборот, исключительно интересно! Так я ему и сказал.

Хамфри занервничал.

– Совершенно верно, господин министр, – неожиданно согласился он. – Но все это настолько интересно, что может увести в сторону от главной мысли вашего выступления.

– А в чем состоит моя главная мысль? – Я, как ни странно, почему-то напрочь о ней забыл.

Оказалось, Хамфри тоже не имеет об этом ни малейшего представления.

– В чем состоит главная мысль господина министра? – повернулся он к Бернарду.

– В том, что государственные средства повышают степень социальной ответственности частного сектора, а частные инвестиции – эффективность государственных предприятий, – с готовностью напомнил нам Бернард.

Точно. Именно эту мысль я и хотел донести до сограждан. И ссылка на «Солихалл», без сомнения, прекрасно ее проиллюстрирует. Хамфри – просто занудливый скептик. Сам ни во что не верит и других расхолаживает.

Я не ошибся. Хамфри остался непоколебим.

– Господин министр, – он упорно стоял на своем, – я серьезнейшим образом рекомендую вам не упоминать о «Солихалле» в завтрашнем выступлении.

Я снова спросил почему. Он снова ушел от прямого ответа. Впрочем, я уже догадался.

– Уж не собираетесь ли вы присвоить себе лавры за этот проект на ближайшей Европейской конференции государственных служащих? – холодно поинтересовался я. – Она состоится, если мне не изменяет память, через месяц?

– Простите? – вопросительно наморщил лоб сэр Хамфри.

Иными словами, он и не отрицал этого! Нет, так это оставлять нельзя. Хамфри надо поставить на место!

– Ваше выступление на конференции получит широкое освещение, не так ли, Хамфри? Так вот, позвольте мне раскрыть вам глаза на кое-какие бесспорные вещи. Ответственность перед страной в конечном счете всегда несут политические деятели. Это нам принадлежит честь пожинать лавры, нам, а не государственным служащим!

Хамфри прервал меня заверениями, что он будет только рад, если все лавры достанутся мне, но… только не завтра. Лицемер! Я не поддался на его уловку.

– Хамфри, вам не удастся меня провести. «Солихалл» – вещь стоящая, я это чувствую нутром. И не намерен делиться политическим капиталом с кем бы то ни было.

(Хэкер глубоко заблуждался. У сэра Хамфри Эплби были все основания желать, чтобы проект «Солихалл» вообще нигде не упоминался. В тот же вечер Бернард Вули, в отличие от Хэкера почувствовавший в создавшейся ситуации какую-то закавыку, встретился с сэром Хамфри. – Ред.)

«…Мне было ясно: сэр Хамфри кого-то покрывает. Я настаивал на своем праве иметь исчерпывающую информацию, поскольку мне казалась абсурдной сама мысль о том, что проект строительства стоимостью семьдесят четыре миллиона фунтов стерлингов, ведущегося на площади девять акров в центре одного из крупнейших городов страны, можно скрыть, как мусор в углу. Даже если метла находится в руках самого Хамфри Эплби!

Сэр Хамфри сообщил мне о своем намерении прибегнуть к закону о государственных тайнах. Но мне возможность держать в тайне такой огромный проект представлялась сомнительной.

«Чем больше проект, тем больше тайна», – загадочно ответил сэр Хамфри.

Мне было все-таки непонятно, каким образом «Солихалл» можно подвести под действие закона о государственных тайнах, если о нем знает буквально каждый. Я был молод и неопытен и не понимал простой истины: закон этот нужен для защиты не столько государственных тайн, сколько государственных служащих.