Я поинтересовался, куда это он так спешит.
– Э-э… да так…
Такая демонстрация собственной независимости меня не устраивала. Я настоятельно попросил его остаться. Во-первых, не так уж часто приходится видеть Хамфри в удрученном состоянии, и, во-вторых, надо было недвусмысленно дать ему понять, что дела моего избирательного округа его совершенно не касаются. Кроме того, у меня возникли кое-какие подозрения…
Услышав мое требование, Хамфри явно занервничал.
– К сожалению, господин министр, я не имею возможности продолжать этот бессмысленный разговор, – сказал он и беспокойно взглянул на часы. – Мне надо успеть переодеться… э-э… я хотел сказать…
Он запнулся и посмотрел на меня, словно нашкодивший щенок. Я понимающе ухмыльнулся.
– Переодеться? Так куда же вы все-таки собираетесь, Хамфри? – как можно безразличнее спросил я.
Мой постоянный заместитель оскорбленно выпятил грудь.
– Вообще-то, это мое личное дело, господин министр, но раз вы так настаиваете… в «Ковент-Гарден».
– Наверное, очередное гала-представление?
– Мм… да, если вас это интересует.
– Полагаю, там будет немало постоянных заместителей?
– Кое-кто, безусловно.
– Ну что ж, не смею задерживать, – милостиво сказал я. – Мне бы не хотелось стать причиной вашего опоздания на столь важное мероприятие.
В его сузившихся глазах читалась откровенная ненависть. Я мило улыбнулся ему.
– Вполне вас понимаю, Хамфри… Кстати, что сегодня дают?
– «Летучего голландца».
– О, еще один европейский партнер!
Сэр Хамфри стремительно повернулся и не менее стремительно выскочил из кабинета. Даже не попрощавшись. В жизни не получал такого удовольствия, как от сегодняшней беседы с моим постоянным заместителем. По-моему, Бернард тоже.
(Вечером сэр Хамфри Эплби во время антракта встретился в баре «Ковент-Гардена» с постоянным заместителем министра окружающей среды сэром Йеном Уитвортом. Запись их беседы мы обнаружили в личном дневнике сэра Хамфри. – Ред.)
«…Антракт мы с Йеном У. провели в баре. Выпили джина с тоником и закусили превосходными бутербродами с осетриной горячего копчения.
У него что-то не ладится – нет, не с самим министром, которого удалось приручить быстро и без особых хлопот, – с Джайлсом Фрименом, парламентским заместителем министра.
Обсудили неминуемую проверку контракта по продаже участка хлебной бирже. Я дал ему понять, что нам крайне важно получить правильные выводы и рекомендации.
Йен напомнил мне об абсолютно независимом статусе инспекторов и о недопустимости любых попыток оказать на них давление. По-своему он, безусловно, прав.
Но если бы он дружески посоветовал инспектору, подсказал наиболее перспективное направление проверки и разъяснил общую картину, чтобы тот мог более объективно и компетентно оценить отдельные аспекты проблемы, такой подход, убежден, не вызвал бы никаких нареканий. Йен согласился.
Затем он спросил, чего конкретно ему добиваться. Я объяснил: речь идет о предполагаемом сносе старинного здания, занесенного в реестр. Не сразу поняв мои истинные намерения, он бодро заверил меня, что ему не составит труда устроить все, как надо: такие здания десятками сносятся по всей стране.
Узнав, что мы, наоборот, хотим не допустить осуществления этого варварского плана, он очень удивился. Поэтому пришлось раскрыть карты: если участок будет продан, вырученные деньги пойдут на спасение местного футбольного клуба от банкротства.
Йен был потрясен. К сожалению, мы не смогли продолжить разговор. Прозвенел звонок, оповещающий о конце антракта.
Никогда не спрашивай, по ком звонит колокол – он звонит по… комиссии по делам искусств».
(На следующий день сэр Хамфри Эплби получил срочную записку от сэра Йена Уитворта. – Ред.)
30 сентября
Дорогой Хамфри!
Мне трудно себе представить, у кого могла родиться столь абсурдная идея. До чего мы докатимся, если позволим отнимать деньги у искусства и пускать их на потребу простому люду?
Твой хозяин и господин, наверное, млеет от одной только мысли о трудящихся массах. Я же убедительно прошу тебя сделать все возможное, чтобы не допустить осуществления этой бредовой авантюры.
Ведь никогда не знаешь, к чему это может привести. Сегодня местную картинную галерею приносят в жертву футбольному клубу, а завтра дотацию Королевского оперного театра отдадут на модернизацию стадиона Уэмбли!
Со своей стороны, я также приму все необходимые меры. Как тебе известно, на инспекторов нельзя оказывать давление – это недопустимо. Однако, кажется, дело только выиграет, если я назначу инспектором парня, который ожидает повышения.
Проведу соответствующий инструктаж. Он должен отчетливо понимать, что в данном случае, по сути, решается вопрос – цивилизация или варварство.
Всегда твой Йен.
(В тот же день сэр Йен Уитворт получил ответ сэра Хамфри Эплби. – Ред.)
30 сентября Дорогой Йен!
Я целиком и полностью разделяю твою точку зрения на эту скандальную историю. Рад слышать, что ты принимаешь необходимые меры.
Мыслимое ли дело – пускать деньги, предназначенные искусству, на потребу массового спорта?! Это равносильно бездумному потаканию низменным вкусам и инстинктам.
Если раньше не доведется, увидимся на «Травиате» через несколько дней.
Твой Хамфри.
(Продолжение дневника Хэкера. – Ред.)
3 октября
Прекрасно зная, что с утра мне всегда некогда, Бернард тем не менее настоятельно попросил уделить ему несколько минут.
– Господин министр, хотел бы кое-что предложить вам. Только, ради бога, не подумайте, что я слишком много на себя беру…
– Берите, Бернард, не стесняйтесь.
Оказывается, по его мнению, мне ни в коем случае не следует «ввязываться в эту историю с футбольным клубом и картинной галереей». Я сказал ему, что он слишком много на себя берет.
– Лучше взять на себя слишком много, чем спокойно смотреть, как вы загоняете себя в угол, господин министр.
Бернард положительно мне симпатичен. В Уайтхолле он только зря теряет время.
Из его дальнейших объяснений я понял – для меня это, признаться, новость, – что по неписаным правилам Уайтхолла член парламента должен избегать любого вмешательства в дела, связанные с куплей-продажей земельной собственности в своем избирательном округе.
– Поскольку местные проблемы, за редким исключением, типичны для всей страны, – сказал Бернард, – можно невольно задеть целый ряд избирательных округов.
Что ж это получается: куда ни кинь – всюду клин? Никаких шансов? Как с единой транспортной политикой?
– Особенно опасно ввязываться в местные дела, если за ними стоит мощная КВАНПО, – добавил Бернард.
Все, что Бернард говорил, теоретически было вполне логично и разумно, и я был искренне признателен ему за заботу и готовность помочь. Однако в данном конкретном случае у меня совсем не было уверенности, что местные проблемы настолько типичны для всей страны.
Поэтому я сказал ему:
– На моей стороне будет все население округа, возможно, за исключением кучки длинноволосых, нечесаных любителей искусств.
Бернард все понял и не стал настаивать. Вместо этого он предложил обсудить календарь моих встреч на утро.
10.15 – генеральный секретарь Совета по делам искусств (самая крупная КВАНПО).
10.45 – Ассоциация исторических памятников.
11.00 – Национальный трест.
11.15 – Национальная ассоциация землевладельцев.
11.30 – Совет защиты деревенской Англии.
11.45 – Национальный совет народного творчества.
Я в замешательстве наугад ткнул пальцем в календарь.
– Деревенская Англия?
– Да, – сказал мой личный секретарь и неопределенно кивнул в сторону окна. – Там ее предостаточно.
– Что все они от меня хотят?
– Хлебную биржу, – терпеливо объяснил он. – Они из архитектурной мафии.
