Я решил поделиться своими соображениями с сэром Хамфри.

– Что если мы организуем пункт срочной связи?… Там, где будет проходить прием… во дворце шейха… с прямой телефонной и телексной связью с Номером Десять? Мы могли бы пронести туда из посольства спиртное и добавлять в апельсиновый сок. Никому и в голову не придет…

Сэр Хамфри бросил на меня ошеломленный взгляд.

– Господин министр!

Испугавшись, что зашел слишком далеко, я лихорадочно пытался выпутаться из положения, как вдруг услышал:

– Мысль, достойная гения!

Я скромно поблагодарил его и поинтересовался, насколько это реально.

Секунду подумав, он сказал, что пункт срочной связи устраивают только в кризисных ситуациях.

По-моему, пять часов без единого глотка – ситуация достаточно кризисная.

В результате короткого, но плодотворного обмена мнениями мы пришли к следующему выводу: нестабильное положение фунта стерлингов вполне оправдывает просьбу об организации пункта срочной связи.

Хамфри обещал сделать все возможное для претворения моей идеи в жизнь.

(Практическое воплощение рискованной с дипломатической точки зрения затеи Хэкера не вызвало особых проблем. Как видно из архивных документов британского посольства в Кумране, распоряжение об устройстве пункта срочной связи во дворце было отдано в день приезда делегации. Согласие принца Мохаммеда не заставило себя ждать. И к вечеру того же дня в небольшой комнате рядом с залом для приемов установили всю необходимую аппаратуру: телефоны, телексы, шифрографы и тому подобное.

На следующее утро британская делегация, включая жену Хэкера Энни, прибыла во дворец. Кумранцы не смогли отказать супруге министра в праве присутствовать на приеме, поскольку сравнительно недавно во дворце принимали Ее Величество английскую королеву, тем самым создав соответствующий прецедент.

В самом начале приема, на котором из напитков подавали только апельсиновый сок, Хэкеру торжественно преподнесли золотой кувшин для розовой воды в знак уважения правительства Кумрана к англичанам. – Ред.)

Вчера был на большом (безалкогольном!) приеме во дворце принца Мохаммеда, а сегодня с похмелья голова раскалывается.

К сожалению, я не могу точно воспроизвести заключительную часть приема, хотя смутно припоминаю, что Хамфри вроде бы сказал какому-то арабу: мол, господин министр внезапно плохо себя почувствовал и его надо срочно уложить в постель. Что ж, вполне правдоподобно, хотя и не вся правда.

Прием действительно получился грандиозным. Английская делегация оказалась до неприличия многочисленной. Арабов тоже было видимо-невидимо. В самом начале мне торжественно преподнесли великолепный подарок, сопровождаемый цветистыми восточными речами о незабываемости данного момента. Чуть позже, беседуя с одним из арабских гостей, я узнал, что кувшин является редким образцом исламского искусства семнадцатого века. По-моему, так он сказал.

Я, конечно, спросил о назначении подарка. Он начал вдохновенно рассказывать, что в кувшин некогда наливали розовую воду. Пространный и не слишком увлекательный исторический экскурс грозил затянуться, но, по счастью, к нам подошел Бернард и, извинившись, сказал, что меня вызывают на срочную связь. Видя мое недоумение, он пояснил:

– Извините, господин министр, вам придется пройти в пункт срочной связи. Важное сообщение от господина Хейга.

Я решил, что он имеет в виду генерала Хейга из НАТО.

– Да нет же, господин министр, я говорю о господине Хейге, неужели не помните… такой, с ямочками на щеках[82].

Приняв озабоченный, важный вид, я пробормотал:

– Да-да, конечно, извините меня. – И поспешил за своим личным секретарем.

Должен заметить, Хамфри блестяще организовал дело: телефоны, телексы, два офицера безопасности с портативными радиопередатчиками, холодильник – словом, полный комплект!

На случай, если наши хозяева «нашпиговали» комнату микрофонами, я изъявил желание ознакомиться с сообщением господина Хейга. Один из офицеров немедленно налил виски в мой бокал с апельсиновым соком. Жидкость приобрела несколько коричневатый оттенок, но догадаться было практически невозможно.

«Боюсь, официального приема в королевском дворце Кумрана мне никогда не забыть. Одному господу ведомо, сколько усилий мне стоило не допустить дипломатического скандала. Причем речь идет не только о Хэкере. В наш маленький секрет было посвящено еще несколько членов британской делегации, поэтому чем дольше длился прием, тем более коричневато-золотистый цвет приобретали их бокалы с апельсиновым соком.

Добро бы только это! Тот вечер положил начало цепи событий, едва ли не приведших к закату моей карьеры.

Во время одного из походов министра в пункт срочной связи за очередной порцией «наполнителя», госпожа Хэкер – она была единственной женщиной на приеме, поэтому считалась почетной гостьей – заметила, что кувшин для розовой воды будет «ужасно мило смотреться» на маленьком столике в холле ее лондонской квартиры.

И дернуло же меня сказать ей, что это подарок господину министру!

Она с очаровательной улыбкой ответила, что это также и его квартира. Пришлось разъяснить ей, что в данном случае речь идет не о министре как человеке, а о министре как министре и что такие подарки должностным лицам не разрешается хранить дома. В моей памяти были еще совсем свежи воспоминания об аналогичном инциденте с кофейником Тони Кросленда, чуть не закончившемся крупным скандалом всего несколько лет назад.

– Значит, – недовольно спросила госпожа Хэкер, – мы должны вернуть подарок?

– Ни в коем случае, – возразил я. – Это будет воспринято как страшное оскорбление.

Она недоуменно пожала плечами.

– Мы не можем оставить кувшин себе и не можем его вернуть? Что же с ним теперь делать?

Я объяснил, что официальные подарки считаются собственностью правительства и хранятся где-то в подвалах Уайтхолла.

Ей это показалось бессмыслицей. В принципе, мне тоже, но, с другой стороны, исходя из высших интересов общества, министрам, безусловно, не следует принимать ценные подарки от кого бы то ни было. В частной же квартире разрешено хранить подарки стоимостью не свыше пятидесяти фунтов.

Естественно, последовал вопрос, как определяется стоимость. Услышав, что в подобных случаях проводится специальная оценка, госпожа Хэкер страшно обрадовалась. Короче говоря, она попросила меня «устроить оценку», заметив, что было бы «великолепно», если бы кувшин стоил менее пятидесяти фунтов, поскольку он «ужасно милый». А затем добавила, что я «просто прелесть» и она не знает, что бы они делали без меня. Против такой лести я, каюсь, не мог устоять.

И, как дурак, попался на удочку, обещал сделать все возможное.

Тем временем Хэкер вернулся с очередного «сеанса срочной связи» и во весь голос заявил, что меня ожидает важное сообщение от господина Джонни Уокера. Из Шотландского управления.

Я поспешно повернулся – глоток виски мне бы тоже не помешал, – но меня задержала госпожа Хэкер, в шутку спросив, не найдется ли там какого-нибудь сообщения и для нее.

– Конечно, найдется, дорогая, – великодушно отозвался министр. – Дай ему свой бокал, и он принесет тебе… – Тут он заметил мой предостерегающий взгляд и поправился: – Я хочу сказать, он тебе тоже принесет апельсинового сока.

Я все время старался держаться поближе к Хэкеру, опасаясь, как бы чего не вышло. И недаром: он постоянно делал опрометчивые замечания, которые могли бы привести к непредвиденным последствиям. Достаточно, например, вспомнить эпизод, когда ему вдруг вздумалось «посоветоваться со своим постоянным заместителем» и я повел его на другой конец зала, где сэр Хамфри и господин Росс (из МИДДСа) беседовали с принцем Мохаммедом.

Все трое облачились в национальные арабские одежды – узнать человека со спины было просто невозможно, – и когда сэр Хамфри повернулся, министр не смог скрыть своего раздражения: «Какого дьявола вы устраиваете этот маскарад?» – бесцеремонно спросил он, не обращая никакого внимания на присутствие принца Мохаммеда.