— У меня есть и другие уроки несколько раз в неделю, вот расписание. Передайте, пожалуйста, моей наставнице, пусть впишет время своих занятий. Я подстроюсь… Исполнение клятвы — ограничителя, наблюдение за состоянием Виррис — кто будет его вести?

— Я. Лорд Форриль доверяет мне в этом вопросе.

— Спасибо, господин Зоратт.

— За что?

Он смотрел в сторону.

— За то, что… согласились молчать. Я вам очень признательна.

— Да я теперь сам не рад, что заикнулся о соблюдении закона.

После отъезда непривычно тихого господина директора Элге вернулась к себе и, не раздеваясь, забралась на постель, свернувшись калачиком. Закуталась в мягкий плед и позволила мыслям течь бездумно, обтекая острые фразы, колкие воспоминания. Слёз не было. Мад, приоткрывший новую грань себя: резкий, жёсткий, неуступчивый. Разум понимал, что плохого в его действиях не было, но сердце отказывалось принять ещё и это.

/Шелтарский лес/

Чужаков маг почувствовал почти сразу. Рье за два от него, к востоку от Болотного камня. По изменившемуся напряжённо — агрессивному фону понял, что остаться в стороне не удастся. Недобро усмехнулся. Неспешно поправив рукава, Ар привычно запустил заклинание. На небольшом расстоянии от него из воздуха соткался серебристо-серый с чёрными подпалинами волк с невероятными, яркими, светящимися жёлтыми глазами. Нетерпеливо переступил мягкими лапами, под которыми не примялось ни единой травинки, выжидательно глянул на хозяина.

— Иди, — разрешил тот.

Красивый и столь же опасный зверь легко сорвался с места и бесшумно растворился в ближайших зарослях.

Скромный отряд грабителей в количестве трёх человек пришёл в чащу, чтобы вдали от лишних глаз поделить добычу и устранить случайного свидетеля. Накануне один из громил раздобыл зелье, меняющее внешность, и под чужими личинами грабительствовалось очень даже смело и вольготно. Удача поначалу улыбнулась им: место для нападения выбрали исключительно удобное, безлюдное, кучер оказался слабым стариком, не способным на сопротивление; на такого дунешь — хлопнется в обморок аки барышня. Сама барышня, пока её невежливо вытаскивали из кареты вместе с пижонистым кавалером, хоть и визжала так, что чуть уши кровью не забулькали, но ни одна, ни другой не смогли дать отпор, ни магический, ни обычный, кулаками да оружием. Добра всякого ценного везли аристократики при себе порядочно, и золотишко имелось, и неплохие камушки на шейке и пальчиках юной леди. Это она зря, это очень легкомысленное решение было: так украшаться в дорогу. И с юноши много чего поснимали: очень он, видимо, сапфиры уважает, вот и в ухо серьгу воткнул, и на шею медальон, весь усыпанный синими блестяшками, нацепил, и заколка в завитых волосах тоже с ними, и даже игрушечный ножик, что так опрометчиво был отстёгнут от пояса и валялся на скамье — с крупным сапфиром, украшающим ножны. Хороший, хороший улов попался им в этот раз. И всё провернули бы тихо, но, когда вязали сладкую парочку и заталкивали обратно в их экипаж, на тебе — такое идеальное, не кровопролитное ограбление испортил вот этот, щупленький, с цыплячьей шейкой. Появился аккурат в тот момент, когда временно наведённый на бандитские физиономии морок развеялся, явив их настоящие лица во всей красе. То, что нечаянному свидетелю, перепуганному насмерть, переводящему полный отчаяния и безумной надежды взгляд широко раскрытых глаз с одного неприветливого лица на другое, всего лет шестнадцать-семнадцать, их не смущало. Нечего было проходить не в том месте не в то время. Парнишку, словно куль с мукой, сгрузили на землю, связанного и изрядно побитого.

— Может ну его? — предложил один из разбойничков, недовольно косясь на лопату. — Это долгий способ. Тут рядом болото есть, проще туда.

Был он высокий, грузный, с неровно обрезанными рыжеватыми лохмами, крупным, явно когда-то перебитым и неправильно сросшимся носом, окутанный с ног до головы запахом дешёвого пойла и лука.

Парнишка побледнел ещё сильнее, хотя дальше, казалось, бледнеть некуда.

— Не надо, прошу вас! Клянусь, я никому не скажу, ну хотите, клятву крови дам??

Мужики заржали. Отсмеявшись, утерев рот тыльной стороной ладони, второй из них затолкал ему в рот кляп. Из распахнутых, умоляющих светлых глаз брызнули слезы. Этот бандит был смуглым, темноволосым, с неприятным узким лицом и парой ножей за поясом не самых чистых портков.

— Вот так-то лучше, — одобрил смуглый. — В болото, говоришь..? Это был бы идеальный вариант и самый чистый, рук марать не надо. Но Шелтарские болота коварны и опасны, я туда по своей воле не сунусь, жить ещё не надоело. И никому не советую. Так что копаем, мальчики, копаем. По очереди, но резвенько. До темноты со всем надо управиться.

Лицо третьего почти полностью пряталось за густой чёрной бородой, маленькие тёмные глазки посматривали из-под нависших бровей цепко и неприязненно.

Место выбрали единогласно, хотелось побыстрее покончить с неприятной частью, чтобы приступить к приятной: делёжке награбленного. Да и схрон в Шелтаре можно устроить. Хороший лес, густой, местами непролазный, ягодники-грибники в эту часть леса не шастают, дорог поблизости нет.

Парнишка, задыхаясь от кляпа, в ужасе смотрел, как под раскидистым дубом двое головорезов начали орудовать лопатами. Почему он не маг! Хоть какое- нибудь, простенькое, самое завалящее заклинание огня! Ему бы хватило! Или волну какую, или землю под ними обвалить, а сверху деревом… Не сводя глаз с намечающейся условно прямоугольной ямы, он тихо-тихо отползал к кустам. Не мог не отползать.

— Куда? — рявкнул бородатый, приближаясь к нему.

Наклонился, подхватил за стянувшие тело веревки, резко дёрнул вверх. Парень сдавленно вдохнул и застонал — грубое волокно больно впилось в кожу. Отшвырнул подальше от кустов.

— Дёрнешься — пристукну вот этой самой лопатой.

Мальчишка бессильно зажмурился. Лежать было неудобно и он, несмотря на прямой запрет бородача, скупыми движениями, осторожно повернулся на бок и медленно, неловко принял сидячее положение. Стянутые за спиной руки болели нещадно, а кисти он совершенно не чувствовал. Скоро и вовсе перестанет что-либо чувствовать и сам начнёт умолять, чтобы не опускали в землю живого.

— Яму-то мы выкопаем, — между тем переговаривались как о чём-то обыденном громилы. — А кто его…того?

— Я не стану, — отказался узколицый. — Да зачем его…того? Так закопаем, сам подохнет.

И пленник остро пожалел, что не может потерять сознание. Его передёрнуло всего, от маковки до пяток, скрюченного, каждым ударом сердца желающего жить.

Что-то заставило его повернуть голову правее, туда, где остались густые кусты, в которых он в нелепой надежде пытался укрыться. Он поднял безумные глаза и встретился с чужим взглядом: на него, не мигая, смотрели два ярких, как само солнце, круглых жёлтых глаза. Мальчишка перестал одномоментно и моргать, и дышать. Если очень пристально вглядываться, то можно увидеть, как через жёлтую радужку и тёмные немигающие зрачки просвечивают узкие продолговатые зелёные листья. Против воли его застывший взгляд выхватывал новые детали: чуть вздрагивающий чёрный нос, светло-серую шерсть вокруг глаз, различимую ясно, до последней волосинки, острые уши на макушке. Медленно звериная морда повернулась в сторону копающих мужиков. Парнишка хотел сглотнуть, но не получалось, его вновь затрясло. Занятые выкапыванием ямы грабители внезапной угрозы не замечали. Движение в густой, тронутой багрянцем листве: лесной зверь придвинулся ближе, частично выступив из кустов наружу, и мальчишка едва не подавился кляпом. Огромный! Крупная лобастая голова и часть туловища показались целиком; мех на морде выглядел светлее и, если бы не страх, сдавивший тисками горло, мальчишка, наверное, сумел оценить стать и красоту зверя. Показались передние лапы, сильные, крупные, длинные. Волк словно не двигался, а перетекал из одной позы в другую, всё так же оставаясь пугающе полупрозрачным. Между мелко трясущимся на земле пленником и дивным зверем было всего рига[2] три, не больше. Одного пружинистого прыжка достаточно, чтобы оборвать его никчёмную жизнь, такую короткую, такую нелепую. Волк вновь обратил свои глазищи на мальчишку и прикинулся истуканом, и пленник замер, напрочь позабыв все слова, которыми можно было бы попробовать воззвать к милосердному Небу.