— О, очнулась, красавица, — раздался звонкий голос входящего Элида. — А то думаю, на долго ты притихла, как те сурки: попрятали по норам и носа не высунут.

Затворив дверь, он подошел к склонившейся Илекс, подавая ей корочку хлеба. Все внутри смеркло. Выпрямившись, она потянулась, отводя согнутыми локтями в сторону, зажмурившись. И после, посмотрев на него в изумлении, все же взяла, откусывая кусочек.

— Я и не думал, что это место тебя так удручит. Но я, если честно, тоже не мало повидал и испытал. Вот, что может сделать поход за едой! — шутливо воскликнул Элид, садясь на стул напротив. — Дурное дело намечается. Ты знаешь, что люблю я походить по разным закоулкам. И на что набрел! Невероятная вещь! — говорил он с интригой, чавкая и пережевывая твердый хлеб. — Нешуточные вещички, это я так говорю, чтобы тебя не пугать.

— Скажи уже прямо, довольно бессмыслицу нести, — отгрызнулась Илекс, зашнуровывая ботинок.

— Обижаешь. А, вообще, мне не привыкать. Иду, значит, со столовой нашей, решил пройтись по другим коридорам, непривычным. Я ведь всегда с тобой одной дорогой хожу, хочется разнообразия. В кои-то веки! Гляжу вдруг, что у двух господ разговор интересный намечается. И кто я такой, чтобы мешать? Нет, лучше уж подождать, пока языки их не заплетутся. Не стал пугать. Одна женщина и мужчина, — он замолк, точно вспоминая, — тихо говорили, что слов некоторых не разобрать. Но мысль я уловил, пусть и скользкая она, но не упустил.

— И о чем говорили? — спросила Илекс, явно подозревая, что разговор окажется пустым, и он набрел на хорошенький подарочек для своей фантазии.

— О своих преступных делах. И они ведь не догадываются, что я засек их за преступлением! — гордился собой Элид. — Пусть и случайно это вышло. Но, как там говорили… Случайности не случайны, вот! — вспоминал он цитату, подбочинясь. — Намечается предательство. Так я и ходил рассказывать высшим лицам. Афелисы в покоях своих не было, все в зале собрались. Почти все. Сначала не поверили, ну, это уж не моя беда. Ты тоже не веришь, что могу я быть полезным. Это лишь твое мнение! А я им вот, как помог.

— Как же помог?

— Помог с расследованием. Как в тех книжках про убийства. Позабыл, как называются…

— Криминальные романы? — вопросительно сказала Илекс, догадываясь, что крутится у него на уме.

— Да, точно! — тотчас же пускался опять говорить он, будто вспомнив без ее подсказки.

И принялся парнишка объяснять, а Илекс слушать, примкнув к спинке кровати, несколько склонив на бок голову с нескрываемым, явным оттенком в лице. Казалось, что она смотрела на друга свысока. Оттого, наверное, что мыслит и смотрит на дело с серьезной точки зрения, а Элид — убаюкивает своими чувственными рассказами, восклицая и частенько вступая в нескончаемые монологи; лишь упрек и ругань заставляли его замолчать и одуматься. Конечно, чувствует он себя справедливо обиженным: все же хочется всплеснуть град своих переживаний и, наконец, жить с чистой, легкой душою. Когда уж наступало мгновение полной его отдачи себя эмоциям, что уводили совсем по другой тропе, Илекс рассержено попрекала Элида, и тому последовал свой славный конец. Впрочем, многое ей удалось выловить из сумбурной воды. Главная мысль, которую он так жаждал донести, да до того расчувствовался, что пустился в тщеславный пыл — новость его о предательстве дошла до высших магов. Пусть и болели колени, но, черт, душу рвало желание узнать, как дело идет. Пока пристыженный парнишка сидел на стуле, поникнув головой, она вскочила с кровати, порываясь к двери. Заметив, как тонкие ножки спешно ступают, он поднял взгляд и нахмурено спросил:

— Ты куда это? Уже к себе пойдешь? А ко мне тогда зачем явилась?

— Я хочу узнать, что происходит, — ответила Илекс, кладя ладонь на дверную ручку, открывая. — Не хочу быть в неведении.

— Чего выдумала! Я тогда с тобой пойду. Здесь делать нечего — если только умирать.

Поднявшись, он последовал вслед за девочкой. Блуждая по коридорам и натыкаясь на тупики, уводящие в другое крыло, они, все же пройдя душевные посиделки, плачь и спящих колдунов, а некоторые и вовсе невесть что творили, дошли до главного зала. По пути Элид разжигал потухавшие свечи голубым огнем, и коридор, подобный туннелю, озарялся приятным, мягким светом. По запястьям поползли мурашки. Наступали холода и земля замерзала. И вот оказались они в душном промозглом зале с высокими кирпичными сводами. Никого не было. А сколько шуму и криков издавалось из этих стен в давешнее время! Все будто вымерло и вскоре покроется корочкой твердого льда. Илекс остановилась у двери, дергая подступившего Элида за рукав, шепча: «И так понятно, что никого нет. Видно, ушли уже…» Хоть и тихонько шептала она, но слова эти раздавались по всему коридору: «Пойдем, нечего нам здесь делать. Если что-то случится, то все об этом узнают». Элид только пожал плечами, словно дело лишилось своей ценности, и молча, едва ли дыша, вернулись они обратно.

«Маги не оставят это без действий. Наверняка они ушли, чтобы разобраться. Сколько шуму наведет Элид! Но это и к лучшему… Если бы предательство было не уличено, то нас поразил бы полнейший разгром».

***

Уйму бед способно навести время. Сплетни и слухи поползли по всему пристанищу, избавляя от спокойного сна, как вдруг двенадцатый час звонко пробил на больших часах. Двери заперты. Все лишь тихо шептались, воплощая в воображении свои опасения. Получив известие о разговоре Милады и неизвестного жреца, никто не был удивлен. Афелиса покосилась на Анариэля, будто спрашивая: сомневается ли он еще в том, что никакая опасность им не угрожает? Он, однако, несогласия не высказал — не затем только, чтобы угодить ей. Все же витали мутные сомнения, что Элид, под воздействием напряженной ситуации пририсовал к их беседе что-то свое, несуществующее, и неприязнь выплеснулась в том пересказе, который пусть и ожидаемый, но показался бредовым до чертиков.

Все же, дело не оставили. Ненароком мальчишка упомянул и о щедром вознаграждении, обещанном жрице. Вот уж и прояснились ее мольбы о благословении — сделка, все же, по маслу не пошла. Тут же выдвинулась Афелиса к указанному месту их встречи, радуясь в таком скором обнажении замыслов Милады, но — уж беда оказалась суровее, — и духу не было среди камней и продавленных кирпичей. Оглянувшись, она мельком пробежала взглядом по дверным щелям, но в них были только выглядывающие носки колдунов из-под сшитых воедино платьев. Длинные ресницы дрогнули. Тяжесть этих беспощадных дней оказалась чрезмерной. Сначала и страха она не знала: мчалась как сумасшедшая, чуть не сшибла девочку в коридоре, и весь путь ухмылялась, находя происшествие забавной игрой. Миновав харчевню и завернув за угол, Афелиса замерла: в глазах засверкала решимость и победа, ярко и сильно. Стук сапогов привлек и устрашил жрицу, и спешащая ее темная фигура остановилась, словно околдованная. Свет, исходящий от свечей, чуть прикасался к мелким царапинам на лице госпожи Диамет. Исчезла ухмылка: предательница навлекла на себя и на свою сделку роковую ошибку. Не золото будет висеть на ее шее, а сухая, жёсткая веревка скрасит ее бессовестное, покойное личико. Сколько же волнующих чувств Милада отражает на себе! Глаза живые, черные, напуганные не по-детски. Рванувшись вперед, под бушующей мыслью: «Бежать!» она оступилась, и столь болезненный, пробивающий сердце стон вырвался из лживого рта; зрачки задрожали в бешенном приступе тревоги, ноги не чувствовали под собой пола, и взвыв вверх, Милада запрокинула голову в нервном подёргивании. Длинные щупальца обвили ослабевшее тело, давя на живот и грудь. Длинные, словно пальцы, они излучали мрак и предсмертную боль. Последняя мысль, последний признак жизни, вдруг сложилась сквозь крики и рыдания: «Щупальца!» Слово это пробило голову ее адским мучением. Она поникла, и волосы ее скрыли едва ли не погибшее лицо.

— И сколько таких же, как ты? — равнодушно спросила Афелиса, ослабив хватку щупалец.

Истерически отдышавшись, Милада метнула в нее заплаканным, истерзанным пытками взглядом; задыхаясь, выплескивала с пеной у рта: