Мартин медленно убрал стекло от глаза и взял голубое. Да, это был тот же сад. Только другой.

– Как это понимать? – медленно сказала Алина, снова глядя в зелёный осколок.

– Всё начинается, и всё кончается, – почесывая нос, произнес Мартин. – Наверное. Кажется, я начинаю догадываться. Смысл и красота не в каком-то моменте, не в секундах. Они во всём. С самого начала и до самого конца.

– Но если прелесть юности я отлично понимаю, смысл зрелости и красных яблок – более-менее тоже, то скажи, чего хорошего в угасании?

– Потому что закат так же красив, как и восход. Потому что нельзя, чтобы постоянно было утро. И то, что уходит, оставляет после себя то, на чем рождается новое. Я думаю, так.

– Не-а, – покачала головой Алина. – Всё равно я никогда не увижу красоты ни в гниющем дереве, ни в дохлой кошке, ни в разрушенном доме. Нет её там.

– Блин, так-то да. Но что-то всё-таки есть. Не могу это описать, и дело тут не в том, что дохлая кошка хороша. Нет. Красива сама грусть. Воспоминания о том, как эта кошка играла, пока была котёнком. Как она ластилась к твоим рукам. Это эстетика прошлых дней, тоска по заходящему солнцу. Темная прелесть поздней осени, если так можно сказать.

– А я и осень-то не особо люблю, – фыркнула Заморючка. – Слишком грустно. Ой, смотри! Некоторые дорожки светлее, чем другие!

Мартин схватил стёклышко и посмотрел на перекрёсток. И верно, одна из тропинок выделялась, как если бы её нарисовали неоновой краской.

– У тебя какая светится? – спросил он.

– Левая.

– А у меня средняя! Смотри, я знаю, как мы выберемся отсюда! Если пойти по светлым дорожкам в зелёном стекле, то придем к развалинам, гнилушкам и двум старухам с клюками. Если пойдем по голубому, то попадем в эпоху яблоневого цвета и сиреневых кустов.

– Двух мнений быть не может, – отрезала Алина и выхватила бирюзовый осколок из руки Мартина.

Она шагнула вперед с видом Орлеанской Девы, гордо подняв голову и выставив вперёд волшебное стёклышко. Мартин тихо усмехнулся и побрёл следом. От нечего делать он рассматривал сад через зелёный осколок. Странно, но умерший сад уже не казался страшным. Смиренное спокойствие, разлитое между чёрных стволов с обломанными ветками, смягчало сердце и теплило душу нежной грустью. Каждый увядший куст, каждый засохший цветок, словно мазки на огромном полотне, сливались в мрачную, но завораживающую картину. Всё было именно так, как должно, в неуловимой темной гармонии. Удивительно, но через зелёное стекло сад выглядел притягательнее и изящнее.

Всматриваясь в мёртвый ландшафт, Мартин вдруг заметил несколько странных конструкций, торчащих среди валежника. Тонкие, ажурные башенки, словно сложенные из спичек, заострённые сверху, они поднимались едва ли выше человеческого роста. Мартин замедлил шаг и пригляделся получше.

– Скажи, а ты ничего необычного не видишь?

– Не-а. Только вот пчёл нет и бабочек тоже, и вообще хоть он и молодой, а всё равно какой-то жуткий. В нем нет чего-то такого, что сделало бы его живым. Это как… декорация к театральной пьесе. Или как фон для видеоигры. Он движется, как будто живёт, но на самом деле это просто картинка.

– А я вот вижу. Какие-то башенки, вроде Эйфелевых.

– Не-а, такого нет. Вот поливочный шланг я видела, но в саду это норма, должно так быть. Правда, свёрнут он был забавно, как косичка, уложенная потом в пучок.

– Здесь и не такое увидишь. Жаль, что ничего по-настоящему необычного нет пока.

– Вот так неожиданно заколдованный сад стал нормой, в которой нет ничего необычного – усмехнулась Заморючка.

Мартин улыбнулся и погладил её по плечу. Совсем еще маленькая девчонка. Легкая, наивная. Настоящее счастье.

Он отвернулся, чтобы получше рассмотреть башенки. Можно было подумать, что это миниатюрная модель линии электропередач. Интересно, а если подойти ближе? Будет ли их видно без стекла? Мартин попросил Алину постоять на тропинке и шагнул в заросли.

Деревья, конечно, остались там, где росли, да и кусты, впрочем, тоже недалеко уползли. Даже яма в земле никуда не делась. А вот с башенкой получилось не вполне так. Никаких следов загадочной конструкции в нынешнем саду не нашлось. Сколько ни бродил Мартин вокруг, все без толку. Кто-то построил эти башенки спустя много лет. Интересно, зачем?

Мартин напоследок ещё раз поднёс зеленое стекло к глазу и нахмурился. На земле под раскидистым кустом, похожим на акацию, лежал лист бумаги. Мартин шагнул вперёд и наклонился. В нынешнем времени на жухлой листве не лежало ничего. Пришлось как следует напрячься, чтобы разглядеть каракули, начерканные на смятом листочке.

«То, что выше нас. Песня, которую поймёшь только ты. Иначе не выберетесь», – смог разобрать Мартин. Остальные буквы от времени превратились в едва заметные штрихи. «Не выберемся отсюда или вообще?» – нахмурился Мартин. Чёртово стекло. Чёртов сад.

Кое-как вытащив себя из сухих зарослей, Мартин стряхнул очередную порцию репьёв и тихо вздохнул.

– Ну, что скажешь? Нашёл свои башни?

– Нашёл послание из будущего, но не понял, что от нас хотят.

Идти становилось труднее. Солнце исчезло, спрятавшись за тяжёлыми силуэтами крон, и тени, слившиеся в одну, залили тропинки непроглядной чернильной тьмой.

Холод пополз по дорожкам, растекаясь под кустами белесыми завитками. Густой сырой воздух застыл, спрятав в себе даже лёгкие шорохи и потрескивания.

Пятна неба посинели, и сквозь толстое кружево стали видны мерцающие капельки звёзд. Мартин кое-как шагал за Заморючкой, спотыкаясь во мраке и чуть не падая. Поэтому, когда она внезапно остановилась, он налетел на неё, едва не сбив с ног.

– Ты чего?

– Там, впереди, какая-то неведомая фигня.

Размашистым шагом Мартин выскочил вперед, прикрыв собой Алину.

– Не мешай обзору, – тихо сказала та. – Это не так-то просто разглядеть.

Мартин попытался различить хоть что-то в чернеющей дали, но кусты и деревья слились в сплошную непроглядную полосу.

– Ты хоть скажи, что там?

– Кто-то ходит. Не пойму, человек это или кто. У него вроде не голова, а колпак как для дня рождения. И руки длинные, до земли достают.

– Как ты его видишь? Где он?

– Вон, впереди. А, нет, уже исчез.

– А вот я его сейчас догоню и поймаю!

– Мартин!

Тьма сада накрыла с головой, утопила в холодной сырой мгле. Мартин нырнул в неё, мало понимая, что и зачем он делает. Только остановившись на маленькой полянке среди поникших яблонь, он сообразил, что никакую тень поймать не сможет. А она, кстати, может, потому что видит.

Один во мраке. Как мишень. Вот о чем говорила Аля. Ночью здесь своя жизнь, свои правила. «Вам не понравится». Пожалуй, что так.

Сделав несколько шагов назад, Мартин развернулся и чуть не стукнулся головой о длинную сухую ветку. На мгновение показалось, что вдалеке сбоку промелькнула длинная худая тень, на голове которой действительно было то-то вроде длинного колпака.

Попробовать догнать? Наверное, слишком самонадеянно. Если только подойти поближе?

«Ага, и там-то он тебя и цап», – возразил здравый смысл.

«Зачем? С чего ты взял, что он вообще хочет меня поймать? Может, он мог бы помочь, но сам боится?»

«Ага, это вроде кошки-мышки такие. Ты ещё как-нибудь с акулой в Египте так поиграй. Если выживешь, супермен фигов».

Мартин почесал кончик носа и вздохнул. Выбираясь из колючих плетей и липкой паутины, он пытался вспомнить, кого же напоминает эта нелепая фигура. Память металась по самым глубоким подвалам, по самым высоким чердакам, сравнивала, срисовывала и, наконец, дала ответ.

– Не пугай меня так больше, – сказала Заморючка, встретив Мартина взглядом, полным инея.

– Да я и сам себя напугал. Что и говорить, местечко супер. Но знаешь, я кое о чём начинаю догадываться. Разгадка где-то рядом, но пошли скорее, нам бы все-таки хоть куда-нибудь выбраться.