«Интересно, только я один это вижу?» – молодой человек с прозрачной розой в руке стоял около серой шершавой стены, чуть склонив голову к плечу. Алые капли медленно сползали по бетону, застывая почти у самой земли. Буквы, влажно блестящие, с разящим запахом краски, словно дрожали на свету.

Можно было, наверное, пойти дальше и забросить это сообщение в самый дальний уголок памяти, вот только имена не разрешали. Олега-скалолаза Мартин знал с детства. Дружище и напарник по самым заковыристым проделкам, любящий крыши и вообще все высокое – за что и заслужил почётное прозвище – всегда был где-то рядом, словно истина. Кроме, пожалуй, пары последних месяцев. Кажется, он говорил, что уезжает на Урал. Не то учиться, не то покорять.

И вот теперь Олег пишет на стенах. И ладно бы дельное, а то вот белиберду всякую. Мартин скользнул взглядом по прохожим, надеясь увидеть хоть в чьих-нибудь глазах что-то, похожее на удивление. Но мир катился по своей дороге. Люди, словно марионетки, медленно тянулись вокруг нескончаемым потоком, и никому не было дела до Мартина и красных букв. Лишь одна девушка, напоминающая сестру милосердия из старинного фильма, обернулась и слегка замедлила шаг. Впрочем, она могла засмотреться не на стену. Когда человек стоит, словно статуя, посреди бурлящего мегаполиса и недоуменно таращится в пустоту, то на него можно обратить внимание даже просто так.

Сделав три шага назад, Мартин снова замер. Надпись не исчезла.

«Допустим, это совпадение, – неуверенно прошелестела вялая мысль. – Хотя вероятность так себе, но всё же. Ведь, если подумать, это вполне могли быть другие люди».

«Без сомнений, – усмехнулся разум сам себе. – Ведь каждый Олег – скалолаз, а каждый скалолаз – Олег. Да. А уж про Мартинов я вообще молчу. Что ни семья, так обязательно сына Мартином называют, житья от них нет уже, от этих Мартинов. Здесь особенно, в России».

«Укуси себя за палец, – парировала другая часть сознания. – Ай, больно? Даже пятно синее осталось? Хорошо тяпнул, искренне! Так обычно кусаются люди, лежащие в коме».

«А вдруг? Кто знает, как там? Ты был когда-нибудь в коме? Нет? А я вот уже не уверен».

«Хорошо. Если это не совпадение, то ты получишь доказательство ещё раз. Просто иди и смотри. Читай знаки. Гляди между строк и проводов. Если нет – забей и забудь».

Ничего не оставалось, как кивнуть и отойти, наконец, от злосчастной стены. Город схватил Мартина щупальцем пешеходной дорожки и потащил к станции метро. Ветер, наполненный запахом машинного масла и дерева, раскачивал стеклянные двери и выл где-то наверху, под вентиляцией.

Синий поезд лязгнул, прошипел что-то угрожающее и пошёл считать рельсы, нервно раскачиваясь и подергиваясь. Мартин открыл читалку и попытался сосредоточиться на словах, медленно ползущих по серому экрану. Безуспешно. Мозг отказывался, крутя шестерёнки вокруг одной и той же мысли.

Кома!

Однажды он уже видел больничные стены – высокие, покрытые холодной плиткой цвета травы, растертой с молоком. Видел сверкающие хромом инструменты, пластиковую паутину систем для капельниц, грохочущие каталки. Но это ерунда, можно пережить и забыть.

Мамины глаза – нельзя. Наполненные отблесками белых и голубых ламп, отражённых в каплях отчаяния, они останутся в памяти навсегда. Он лежал, опутанный трубками и лентами, и где-то позади разума попискивали приборы, а мама просто молчала и смотрела.

Молчала и смотрела. Много часов подряд.

И тогда он поклялся, что больше никогда не заставит её увидеть себя таким. Но нет.

Кома!

Мартин чуть ли не швырнул читалку во внутренний карман куртки и, закрыв глаза, откинулся на спинку сиденья. Взвизгивали колеса, грохотали стыки, тяжело и натужно гудели двигатели.

– Молодой человек, уступите, пожалуйста, бабушке, – раздался ворчливый женский голос прямо над ухом.

– Да, конечно. – Мартин открыл глаза и рывком вскочил на ноги. – Мне как раз выходить.

Эскалатор, шелестя горячей резиновой лентой поручня, вытащил Мартина из-под земли и швырнул на холодный безжалостный свет перехода. До начала рабочего дня оставалось четыре минуты.

Низенькое серое здание больше походило на товарный склад, чем на офисный центр, но только снаружи. Мартин на секунду задержался у огромного зеркала, висящего около фонтана с рыбками, поправил непослушную прядь, черной стрелой упавшую на лоб, и улыбнулся. А что, для коматозника вполне ничего, даже косичка по-пиратски на месте. Мартин поднял руку и так звонко щелкнул пальцами, что старый седой охранник вскочил с места и принялся озираться по сторонам.

Девушка на ресепшене подняла голову и замерла в вопросительном молчании.

– С днем рождения, Лада, – негромко сказал Мартин, передавая розу за стойку.

– Ой, спасибо! – покраснев, воскликнула девушка. – Прозрачная, это мои любимые! Спасибо, Мартин, вы помните!

– Я попрошу «старика» сегодня отпустить тебя пораньше.

– Он уже, – улыбнулась Лада. – Но всё равно огромное спасибо!

Мартин помахал рукой и веселым шагом пошел к лифту. Не то, чтобы эта Лада могла бы стать кем-то важнее, чем просто подружка с ресепшена, но было в ней что-то родное, притягивающее. Да и просто на одну радость в мире стало больше.

В уютном кабинете на втором этаже шумела кофе-машина, и сияли гирляндами огней чёрные плиты серверов.

– Салют, Марти! – пробасил сидящий за огромным трехмерным монитором толстяк в белой рубашке. – Чего такой унылый?

– Хай, Макс, – кивнул Мартин. – Да что-то вот фигово как-то с утра стало.

– Бывает. Колы хочешь? Глянь, видос зачетный, я тут уже полчаса угораю.

– А ты чего в такую рань приперся? Не спится?

– Тут вопрос в том, нужен ли в последнем слове мягкий знак, – вздохнул толстяк. – У меня двоякое ощущение. Вроде как задачку нам свалили прямо маковую, правда, одно удовольствие. Но, если подумать, то она невыполнима, и от этого на душе резко возникает тень, брошенная хреном.

– Нам-то что? Не мы же расшифровываем. Наша задача – командовать и обеспечивать.

– Так-то да, но всё равно фигня какая-то.

– Ладно, что у нас?

– На четвертом надо поменять массив, у Милы полетел монитор, багов в системе нет.

– Прекрасно. А в целом? Давай посмотрим, что сделано на сегодняшний день.

– Рукопись переведена в цифру и передана нейросети на предмет анализа речевых совпадений.

– Хорошо. Сколько языков сравнения?

– Около трехсот, включая древние.

– Маловато, наверное. Ладно, им виднее. По криптографии чего говорят?

– Да пока ничего. Они всей толпой «Википедию» штудируют, смотрят ссылки на материалы тех, кто этим до нас занимался.

– Ясно. Ладно, давай сюда эту книжонку, я хоть сам на неё посмотрю.

Когда на пятничном собрании генеральный объявил, что шифровальное бюро «Ариадна» займется разгадкой рукописи Войнича, все начальники отделов и старшие инженеры как один засмеялись в голос. Впрочем, уже через минуту стало ясно, что шеф не шутил. Недоуменно переглядываясь, мастера цифровых тайн принялись нервно перешёптываться и черкать друг другу депеши в мессенджерах. В конце концов, несмотря на возню и ворчание, решение было принято, и трудяги расползлись по кабинетам.

С началом работы стало ясно, что книжка заскучать не даст. И уже в понедельник привычная вялотекущая болтовня за чашками кофе сменилась звонкими, яростными спорами. Кто-то восхищался сложностью задачи, кто-то не верил, кто-то доказывал, кто-то отвергал.