Я машинально осматриваю себя, пытаясь понять, что именно имел ввиду парень. Надела я облегающую укорочённую толстовку без капюшона и широкие джинсы с завышенной талией, волосы просто завязала в высокий хвост, а насчёт лица… Всего-то бальзам для губ, чтобы не обветрились. И теперь вопрос: Айзек издевается надо мной?

– Шутишь? – изогнула бровь, приподняв уголок рта.

Он моментально покачал головой и выкатил нижнюю губу.

– Я серьезно. Мне нравится.

– Капитан, ты где свой телефон оставил? Я тебя потерял, – ухмыляется чей-то голос за моей спиной, проходя мимо и становясь прямо напротив Айзека.

Высокий широкоплечий парень, одетый в чёрную футболку и свободные спортивные штаны. В руке его, выпуклы вены которых привлекли мое внимание, находился сотовый. Я сдержала усмешку, когда незнакомец встал ко мне задом. Ну, спасибо, что тут скажешь.

– Прости. Я как раз шёл к тебе, но… – начал было черноволосый, как грубиян его перебивает.

Мда, манеры у него, конечно, бесподобные. Воспитанием так и пахнет.

– Понятно-понятно. Пора закругляться, а то ещё копы нагрянут, а мне потом выслушивать от родителей, сам понимаешь… Не горю желанием. Помоги разогнать народ, а, – хлопает по плечу студента тот и в этот злосчастный момент поворачивается ко мне лицом.

Как будто меня пригласили сниматься в шоу Эллен. Я сижу на кресле, болтаю о разной чепухе, и по сценарию из столика выпрыгивает какой-то мужик, пугая и лишая меня дара речи. Однако в эту миллисекунду я нахожусь не на съёмочной площадке, а в незнакомом мне доме, напротив, черт возьми все живое, того самого урода, разбившего мне елочные игрушки. Но что самое катастрофическое – он узнал меня. Узнал, мать вашу.

Его карие глаза расширяются, лицо сглаживается, эмоции меняются: от недоумения до интереса; щеки становятся пунцовые то ли от температуры воздуха, то ли от градуса в его крови. Губы строятся в язвительную ухмылку. Что же насчёт меня… То я попросту обломлена. Все кости точно перемололи, попрыгали на моих останках, станцевали брейк-данс и ушли. Я облилась холодным потом, после искупалась в бензине и рванула в огонь. Выражение моего лика оставалось бесстрастным, непроницаемым и сосредоточенным. Мне удалось сделать вид, будто я и не удивлена его здесь застать. А ведь все в точности да наоборот! Какого он здесь делает?! Неужели это его квартира? Я с ума сойду. Клянусь, сойду с ума! Так ведь не бывает…

– Ты что тут потеряла? – смеясь, спросил грубиян.

Мне стоило догадаться, что это он, когда придурок остановился ко мне спиной. В кого я такая несообразительная?

– Ты знаком с Рэйчел? – удивился Айзек, устремив любопытный взор на… видимо, троюродного брата.

Что ж, пазл потихоньку начал собираться. Я снова проглотила язык.

– Кажется, ты тоже, – хмыкнул тот, чьё имя я не помню, – твоя подружка?

Все мы поняли, что именно он имел ввиду под словом «подружка». Я тотчас немедля нахмурилась, прикусив нижнюю губу, из-за чего он победно улыбнулся.

– Мы учимся в одном колледже, – исправил брата Айзек и извиняюще посмотрел в мою сторону.

– Как ты тут оказалась? – повторил свой вопрос шатен.

Я скакнула глазами и приподняла подбородок, стараясь казаться холодной королевой из сказок.

– Тебя это так волнует?

– Ну, учитывая, что это моя квартира и моя вечеринка, на которую я тебя не приглашал, да, волнует, – приблизился ко мне.

1:0 в пользу грубияна. Я сглотнула комок в голове, мысленно ругаясь на Роуз и вообще на весь земной шар.

– Успокойся. Я пришла за подругой, – голос, благо, не дрогнул, но вот головокружение застало меня врасплох.

Я пошатнулась, однако успела удержаться на ногах, ощутив в желудке бульканье и урчание. Пожалуйста, не сейчас… Не здесь!

– Ты в порядке, Рэйчел? – обеспокоено осмотрел меня Айзек. – Ты побледнела.

А ещё у меня руки вспотели и ноги стали ватными. Но это им знать необщительно.

– Угу, просто голова закружилась, – отнекиваюсь я, натягивая слабую улыбку.

– Пить не умеешь, да, пиранья? – скрестил руки на груди шатен.

Окидываю того свирепым оком.

– Никсон, прекрати к ней цепляться, – фыркнул на брата Айзек.

Точно, его звали Никсон. Теперь я вспомнила.

В животе повторно забулькало, и я уже не в силах держаться на ногах, облокачиваюсь спиной на стену и закрываю глаза, повторяя про себя оставаться сильной.

– Эй, Рэйчел, ты чего? – пуще прежнего распереживался студент.

Открываю веки, комната ходуном ходит.

– Айзек, пожалуйста, приведи сюда девушку по имени Роуз. Она сидит за столом на кухне… – почти шепотом молю я, отчего брюнету пришлось подойти вплотную.

Когда ему удаётся разобрать просьбу из моих уст, он велит Никсону побыть со мной, а сам бежит за блондинкой. Понимаю, что дрожу.

– Ты бухала? – спросил голос напротив.

– Нет… – тихо отвечаю я, много раз моргая.

– Тебе только сейчас стало плохо?

– Нет… Мне ещё дома нездоровилось, – призналась я, резко схватившись за живот.

Никсон испуганно выпрямился и, обхватив карими глазами потолок, чертыхнулся. Подходит ближе и берет меня на руки.

– Ты что творишь? – честное слово, хочу его толкнуть, но руки настолько слабые, что я делаю это мысленно, а физически позволяю ему поднять.

– Не хочу, чтобы ты заблевала мне весь коридор. Так что, прошу, не открывай лишний раз рот.

Без проблем… Я сейчас даже моргаю нехотя, поэтому проблем с его просьбой не возникнет.

Он открывает ногой ту ванную, куда ранее заходила я, но, как и предполагалась, в ней уже занималась своими делами два парня, по этой причине Никсон со мной на руках попросил прощения и прошёл к свободной комнате.

Здесь кафель светлая, а свет включается как по щелчку, видно тому заслуга сенсоров. Он опускает меня на пол и открывает крышку унитаза, отходя к двери.

– Все к твоим услугам, – по тону ясно, что злорадствует.

Конечно, ведь я сейчас слабачкой выгляжу. Это унизительно. Перед кем угодно, но не перед этим грубияном я хотела показаться в таком состоянии. Тем не менее, сейчас думать, в некотором смысле, о войне глупо. Я поднимаю белый флаг.

Потянувшись к унитазу, приподнимаясь на локтях и, дрожа, как чертов блендер, опускаю глаза вниз. Сейчас как будто сердце отрыгну… Так плохо мне ещё никогда не было. Это не описать словами: тошнит сильно, а комок, застрявший в кишечнике, нарочно не выходит, продолжая измываться надо мной, сковывая конечности, заставляя по спине пробегать мурашкам, пока по лбу течёт ледяной пот. От щёк отливает кровь, не чувствуешь почти все тело, словно дух испускаешь. И весь этот процесс видит твой новоиспечённый недруг. Здорово, не так ли? Классный сочельник, просто зашибись.

– Выйди, – мямлю я.

– Айзек сказал…

– Выйди! Когда ты рядом, тошнит ещё больше, – недобрым взглядом покосилась в его сторону я.

Никсон хмыкает в своей манере, опустив ладонь на ручку двери.

– Удачного свидания тебе с унитазом, – язвит тот и громко закрывает за собой дверь.

Через несколько секунд меня разрывает на части, и ванная комната наполняется не только мерзкими звуками, но и такой же вонью.

Эта ночь в моей памяти останется навечно.

Если чувствуешь себя плохо – не улыбайся. Если хочется плакать – плачь. Если тебе не нравится человек – скажи ему об этом прямо.

Я не из тех людей, которые предпочитают утаивать свои мысли, хранить их в закупоренных баночках глубоко в сознании и играть роль счастливого романтика. Моя религия – суровая правда.

Люди часто говорят «как бы тяжело не было – улыбайся». Я с этими словами не согласна, больше того, я эти слова не воспринимаю всерьёз. Можно ли улыбаться окружающим в момент душевной боли, когда кажется, словно мир засосала чёрная дыра, кишащая тварями под названием «страхи»? Объясните мне, пожалуйста, как можно оставаться в здравом уме, болтать со всеми, веселиться, если ты, к примеру, сильно поругался с родными людьми? Если провалил экзамены? Если упустил возможность исполнить мечту всей жизни? Нет. Нельзя, это выше моих сил. Слабость ли это – демонстрировать внутренних демонов или что, тем не менее, мне трудно сдерживать свои подлинные эмоции.