«Каждому началу положен свой конец».

Буду ли я сожалеть о своём решении написать продолжение истории о Рэйчел Милс, пока не знаю. Или знаю, но не признаюсь самой себе.

Много писем, сообщений, комментариев приходило мне от вас с просьбой написать продолжение. Мне известно, что именно вы хотите увидеть во второй части, но, я убеждена, вы удивитесь тому, что ваши предпочтения (по крайней мере, некоторые из них) в книге заметны не будут. Вы хотите вернуть Эрика. Вы хотите страстное воссоединение главных героев. Вы хотите финал, который сами и придумали. Но автор я. И только мне известен сюжет, а также его конечная остановка.

Меня пугает мысль, что я могу разочаровать вас, тем не менее, как автор, я имею права писать то, что считаю нужным. Это уже совсем другая история с проблесками прошлого…

Рэйчел выросла, изменилась. Что на сей раз ждёт её?..

Надеюсь, вы примите написанное мною, ведь, не скрою, финал может быть любым. Он может вам понравиться, а может вас спугнуть.

В любом случае, читать роман или не читать дело каждого из вас. Я могу лишь пожелать удачи… Себе и вам. Ну, что? Начнём?

Многие мечтают повернуть время вспять, надеясь что-нибудь исправить в прошлом, чтобы изменить настоящее. Время для них – это виновник всех бед, негодяй и преступник, но мало кто понимает или хотя бы пытается понять одну важную вещь: все, что сделано в прошлом, и неважно, хорошее или плохое, сделано нами.

Не нужно сожалеть о вещах, изменить которые уже невозможно. Не нужно днями думать о том, что могло бы быть. Это пустота. Чёрная дыра, где сладко покоятся надежды, и, знаете ли, они не любят, когда их беспокоят.

Сколько бы тебе сейчас не было лет, прекрати сожалеть. Ты должен быть сильным и двигаться только в одном направлении – полный вперёд.

Рассвет сменяется закатом. Луна восходит и заходит. Идет дождь и снег, светит солнце и дует ветер. Это и есть жизнь, злосчастные мгновения, тлеющие подобно углям в потушенном костре, и жизнь эта не стоит на месте. Моя жизнь.

Можно ли сказать, что я повзрослела? Конечно, подумаете вы, ведь прошло немало времени с тех самых пор, как я окончила старшую школу и поступила в колледж. Забавные дни… Я вспоминаю их с улыбкой на лице, когда на фотографиях мелькают слёзы. Прощаться с домом, друзьями, с которыми прошла сквозь огонь и воду, с мамой… Это тяжело. Ты смотришь на дорогого тебе человека и осознаёшь: «Да, нам пора друг друга отпустить». Чертовы чувства-манипуляторы.

Скажу правду, сложнее всего было вновь прощаться с Роуз. Она выбрала лучшую дорогу для себя, но на этом пути мы не пересечемся. Каждый из нас в глубине души понимал этот страшный факт, просто не решался говорить вслух. Потому что так проще. В нас, людях, это заложено: молчать о том, что делает тебе больно. По-моему, в психологии это

называется мазохизмом.

Впрочем, сейчас, как я уже говорила ранее, нет смысла размышлять о подобных вещах, ведь все это – прошлое. А я, Рэйчел Милс, пообещала себе никогда не жить прошлым.

Выходя из аудитории, я прячу в тряпочную сумку свои конспекты и расторопно принимаюсь застегивать непослушную змейку, однако она, черт возьми, снова заела, совершенно не поддаваясь моим стараниям исправить загвоздку. Противная!

Покраснев от напряжения, резко тяну язычок змейки на себя, и тут моя кисть соскальзывает в сторону, чуть было не треснув одного из студентов прямо в нос. Высокий темнокожий парень с укором смотрит на меня всего мгновение (но этого вполне хватило для мысленного самоубийства) и хмурит брови, мол, серьезно?

Боже… Кое-что всё-таки не меняется, например, моя неуклюжесть. С ней мы близкие товарищи.

– Ещё бы пару сантиметров, и Брайен Одли покинул бы этот грешный мир, – хмыкает Ханна, оперевшись обеими руками на парту.

Ханна Фрейзер ходит со мной на английский язык, историю и английскую литературу. Хоть я и мечтала поступить в Нью-Йорк, чтобы покинуть родные края, не всем мечтам суждено осуществиться. Это реальный мир, дорогие. Здесь жизнь управляет тобой, а не наоборот. Так нам говорит профессор Моррисон, в чьё хобби входит разрушать не только юношеские мечты, но и нашу психику.

Мы с Ханной, по воле небес, соседки по комнате и хорошие подруги. Когда я прибыла в колледж Роунд Стэйт, совершенно никого на зная, она оказалась рядом и решила, что я «менее гнилой фрукт со всего дерева».

– Он знает, что я не специально, – мы в один шаг выходим в коридор учреждения, направляясь в крыло кафетерия. Так как сейчас самый длинный перерыв учебного дня, студенты набивают желудки, сидя то в кафетерии, то в коридорах на подоконниках, либо в спортзале.

Знаете, несмотря на то, что школу я закончила уже как два года, чувствую себя здесь не в своей тарелке. Впрочем, места похожи: везде и всегда, наверное, люди будут делиться на классы и зарабатывать ярлыки. Зубрилка, спортсмен, бабник, стерва, красотка… Они повсюду. Если вам интересен мой ID, как называют это в Роунд Стэйт, то я – серая, подобно сегодняшнему небу, мышь. Мда, это тебе не Митсент-Сити, где благодаря Бену, Коди и Роуз меня знали многие.

– Завтра вечером выпускники устраивают вечеринку перед рождественскими праздниками. Ну, знаешь же эту традицию: выпускной курс обязан устраивать тусовку круглый год и тэдэ, и тэпэ, – Ханна, завязывает свои чёрные, как её лак на ногтях с блестками, волосы в пучок и садится поудобнее на стул.

Я отпиваю купленный зеленый чай и облизываюсь, задержав язык в уголке рта.

– Хочешь пойти? А вещи собирать кто будет? Эбенезер Скрудж?

– Да ладно тебе, Милс. Что там собирать то? Один чемодан, – закатила глаза подруга, надавливая на упаковку кетчупа.

Ханна сходит с ума по кетчупу: она готова есть его целые сутки. Везде. Всегда. Да побольше. Даже сейчас она пишет подливой своё имя на хот-доге.

Понаблюдав за этим несколько секунд, я глубоко вздыхаю.

– Я подумаю, но обещать ничего не буду, – строго ответила я прежде, чем девушка начала пускать праздничные салюты.

Вообще Фрейзер часто напоминает мне Роуз. Уверена, они бы сразу подружились, ведь вкусы в одежде, в музыке и в развлечениях у них как две капли воды. Может, Ханна её потерянная сестра? Да и внешне американка похожа на Фишер; единственное, в студентке есть одна изюминка – прямо на нижнем веке черноволосой виднеется родинка, и это смотрится очаровательно на фоне её небесно-голубых глаз с желтовато-коричневыми крапинками. Она чертовски красивая девушка.

– Насчёт Рождества… Точно не хочешь поехать с ребятами на горнолыжный курорт? – откусывая хот-дог, продолжает подруга.

Я грустно улыбнулась, но не потому, что хотела поехать, а по другой важной для меня причине.

– Точно. Не хочу оставлять маму одну на праздники. Она и так отмечала день Благодарения без меня.

Мысль о том, что мама сидит сейчас перед телевизором в нашей милой гостиной в гордом одиночестве, доконает. Сразу появляется желание рвануть к ней, обнять и извиниться за отсутствие. Не уверена, общается ли она с бабушкой, однако все же. Маме нужна я, как и она мне. В последний раз мы виделись в августе, когда я приезжала навестить её, Бена и Коди, но как позже выяснилось, парни даже и не думали приезжать на каникулы домой. Связь потеряна. Мальчики даже в социальных сетях редко активничают.

– Отец больше не звонил тебе? – осторожно, дабы не обидеть меня, спросила Ханна, уголком глаза взглянув на мою реакцию.

Я лишь натянуто улыбнулась и хмыкнула.

– О чем ты? Папа может позволить себе лишь один звонок в год. Тариф платный, – с сарказмом отшутилась я, проглотив сэндвич. – У него теперь заботы поважнее.

– Милс, ты злишься, – заметила та.

Последовало фырканье.

– Ничего подобного. Я давно уже забила на это, – поморгала ресницами, перестав жевать – прошло восемь лет как родители развелись. Конечно, я не сразу приняла действительность, но… Я не цепляюсь за прошлое.