Как и вчера, когда он дрочил у меня на глазах.

Тепло распространялось по моему телу, словно огонь в костре. Я закрыла глаза, и, словно в кино его образ промелькнул перед моими глазами. Вены на его руках напряглись, когда он проводил рукой по своей толстой длине, достигая пика. Его упругая грудь поднималась и опускалась при дыхании. Щеки раскраснелись, волосы влажные от пота. Языком проводит по полным губам, шепча непристойности. С широкой головки стекает перламутровая жидкость, пока он не размазывает ее по стволу ладонью. Тяжелые яйца покоятся в его руке, сверкающее обручальное кольцо ― яркое напоминание о том, что это мой муж. Если я захочу, он будет, может быть моим.

Я почти сдалась. Почти сказала «да пошло оно все» и потребовала, чтобы он трахнул меня. Каждая секунда наблюдения за ним была словно час в самой напряженной игре, которую только можно вообразить. Мое тело пылало, возбудилось и ныло.

Я знала, что должна была уйти. Должна была оттолкнуть его и спать в другой комнате.

Но то, как он смотрел на меня, когда я лежала в своем белом кружевном свадебном белье, наполняло меня силой. Он смотрел на меня так, словно никогда не видел ничего подобного. То, как он смотрел в благоговении и не мог отвести взгляд, приковало меня к кровати. Передо мной стоял мужчина, который уважал меня и прислушивался к моим словам ― хотя часть меня хотела, чтобы он надавил, чтобы я сдалась и обвинила его утром, ― но все равно хотел меня всеми возможными способами.

Сила.

Она наполняла мои вены и удерживала на месте. Удивительно, что с тобой может сделать ощущение, когда тебя слышат и видят. Как только он направился в душ, я запустила руку между ног, прикусила нижнюю губу, чтобы сдержать стон и кончила через несколько секунд.

Я хотела уступить.

Но не уступила. Не хотела быть для него легким перепихоном в течение пяти лет.

Мне нельзя было приказать быть телом для удовольствия исключительно из-за того, что я его жена.

Я сбежала от Кэмдема не для того, чтобы это произошло с Нико.

Обещание Кэмдена, что он будет трахать меня, когда и как захочет, тревожило больше, чем думала. Я отбросила мысли о нем и сосредоточилась на своих планах с Нико, не осознавая, что он продолжает влиять, затрагивая каждое решение, которое я принимаю. Словно шрам, он был не очень заметен, но все же присутствовал.

Я практически забыла о нем после волшебного дня и ночи, но, когда Нико начал расстегивать пуговицы на платье и бросил меня на кровать, я была уверена, что он овладеет мной, особенно после того, как я пыхтела от потребности.

Но он этого не сделал. Нико был высокомерным и требовательным, но при этом уважал мои чувства.

Я снова сосредоточилась на мужчине, лежащем передо мной: его грудь, покрытая темными волосками, поднималась и опускалась при глубоком, ровном дыхании. Лицо безмятежно во сне, без обычного выражения раздражения или спокойствия.

Сегодня мы отправимся в двухнедельное свадебное путешествие, и я задаюсь вопросом, будет ли каждая ночь похожа на прошлую.

Смогу ли я быть такой же стойкой, как прошлой ночью, несмотря на то, что мое тело пылало? Как долго смогу сопротивляться желанию, если он будет постоянно испытывать меня? Достаточно ли я сильна?

Должна. И буду.

По крайней мере, я хотела дружбы ― партнерства, как описывала мама. Даже если это не перерастет в любовь, пять лет ― огромный срок, чтобы быть с кем-то, кто тебе не нравится. Я не могла спать с человеком, который видел во мне уступчивую женщину, обслуживающую его потребности, а Нико ясно давал понять, как он меня воспринимает, заставляя выполнять каждое рутинное задание по работе. Отчасти я пошла на это потому, что это позволяло мне работать ― доказать, насколько я ценна.

Мне нужно, чтобы Нико увидел ценность во мне и не воспринимал как игрушку, прежде чем я решу переспать с ним.

Поэтому, даже если каждая ночь в течение следующих пяти лет будет повторением прошлой ― даже если это превратит меня в кучку пепла, я не сдамся.

По крайней мере, я получу удовольствие от отпуска и посмотрю мир.

Я контролирую ситуацию. Я. Не он. И никто другой.

― Доброе утро.

Хрипотца в голосе Нико после пробуждения всегда производила на меня впечатление. Глубокий звук напоминал секс ― жесткий, грубый, интенсивный. Он звучал в моих ушах и окутывал тело до самой сердцевины. Проклятье.

― Доброе.

Напряжение повисло, между нами. Мы не часто просыпались вместе, так как он просыпался первым, чтобы сделать зарядку.

Его глаза блуждали по моему лицу, я старалась скрыть возбуждение и нервозность, захлестнувшие меня. Он ухмыльнулся, и непроизвольно я опустила глаза на его губы, словно отслеживающий маячок, вспоминая каждое мгновение, когда они были на моих.

Он сдвинул одеяло, и я напряглась, затаив дыхание, пытаясь мысленно подготовиться к тому, что он собирается расхаживать по комнате обнаженным, словно беззастенчивый греческий бог.

Не смотри. Не смотри.

Иииили, не позволяй ему поймать тебя на том, что ты смотришь.

Серьезно, как это пришло мне в голову?

Господи, Вера. Не смотри.

Я была настолько погружена в свои мысли, что не успела отпрянуть, когда он наклонился и быстро чмокнул меня в щеку, задев уголок рта. Я моргнула, потрясенная этим поступком, и уставилась со своей идеальной позиции на его упругую, твердую задницу, когда он откинул одеяло и встал.

Его задница была определением поговорки, «от нее может отскочить четвертак».

Слишком быстро и недостаточно быстро одновременно, тренировочные штаны обтянули его идеальный зад, он повернулся, и я была вынуждена смотреть на выпуклость, прижимающуюся к материалу.

Он чувствовал то же самое, когда вышел и обнаружил меня в нижнем белье? Потому что мужчины в трениках ― словно нижнее белье для женщин.

― Мы уезжаем через несколько часов. Думаю, у нас будет достаточно времени для завтрака.

Я моргнула, наконец-то подняв взгляд на его скульптурную грудь, чтобы встретиться с его веселым взглядом.

― Я закажу завтрак, а потом приму душ. Не хочешь присоединиться ко мне? ― спросил он с ухмылкой.

Я сглотнула и покачала головой, пытаясь изобразить раздражение, но потерпела неудачу, так как не могла даже открыть рот в страхе, что в итоге буду умолять его позволить мне присоединиться к нему.

― Достаточно справедливо. ― Он поднял трубку и набрал номер, чтобы сделать заказ. ― Банановые блинчики и бекон, очень хрустящий, верно?

Я кивнула, удивленная тем, что он помнит мой любимый завтрак. Возможно, я упомянула об этом. Ему доставляли еду, и однажды утром я скривилась от черничных блинчиков, вскользь упомянув, что банановые блинчики ― единственный правильный вариант.

И он запомнил. Он слушал. Не думала, что он меня слушает.

― К-как ты узнал?

Нико закатил глаза, и ухмыльнулся.

― Банановые блинчики ― мое второе любимое блюдо, а запах подгоревшего бекона держится в квартире уже почти неделю. Трудно забыть.

Я не знала, почему его замечание так сильно задело меня, но я отключилась, вспомнив, что мой отец не помнил, что я люблю банановые блинчики. Тепло распространилось по моей груди, отличное от того, которое распространилось ранее, словно лесной пожар при виде его обнаженного тела. Это изменило что-то внутри меня ― едва заметно, ― но изменило.

Мне стало не по себе, я покачала головой, осторожно вставая с кровати, чтобы надеть халат. Прошлой ночью мне хотелось помучить его видом ночной рубашки, но из-за солнца, освещавшего комнату, с таким же успехом могла быть голой.

― Не стесняйся, присоединяйся ко мне, ― зловеще предложил он, проходя мимо.

На этот раз он бросил на меня мимолетный взгляд. Одна сторона его губ приподнялась, когда он вытянул руки над головой. Наблюдение за тем, как Нико потягивается по утрам, должно стать отдельной фетиш-вкладкой на Pornhub.

На левом боку над поясом Аполлона (прим. пер.: Пояс Аполлона, также известный как Подвздошная Борозда — термин, используемый для описания части человеческой анатомии. Подобным образом описывается зона брюшного пресса, ограниченная небольшими бороздами, идущими от гребня подвздошной (бедренной) кости к лобку) мне бросился в глаза тонкий шрам. Прежде чем я успела спросить, он повернулся, уходя, а я, накинув халат и взяв телефон, направилась в столовую.