— Кулик пас! — Я выбрался на «чистый лёд», получил шайбу и в касание шмальнул в центральный круг.

И вновь меня атаковали, ударив уже в правое плечо. Но отвлекаться на раздачу бессмысленных в данной игровой ситуации тумаков не стал. Ведь один на один улетел Сашка Скворцов и, красиво качнув вратаря в один угол, завёл шайбу в другой.

В «Юбилейном» сначала раздался громкий, но хаотичный мужской мат, а затем стадион снова разом смолк. Зато мы уже охрипшими глотками заорали:

— Гол!

— Качай Скворца! — Заблажил Свистухин у борта.

— Я тебе покачаю, — я показал кулак. — Не хватало нам ещё травм на ровном месте. 4: 4 — это не тот счёт, за которым мы сюда приехали.

После пятидесятой минуты, когда мы с Ленинградом поменялись воротами несколько смен прошли без острых моментов. Мы готовились к последнему штурму, Пучков начал тасовать состав, пытаясь нащупать ускользнувшую игру. И в тот момент, когда вроде ничего опасного произойти не могло, вдруг роковую ошибку совершил игрок обороны СКА. На ровном месте у него поехала нога, и он подарил шайбу нашему центральному нападающему первой пятёрки Саше Федотову. Молниеносный рывок Федотова, бросок в угол и вынимай Ленинград! 4: 5!

— Сколько ещё играть? — Спросил, чуть не выскочив на лёд, начинающий тренер Чситовский. — Б…ь, ещё три минуты. Мужики внимательней играем! Внимательней!

— Борисыч! Сгинь! — Вскочил я. — Играем, как играли. А то так же посыпимся как СКА.

— Внимательней, я сказал! — Стал настаивать на своём Игорь Борисович.

Так мы с ним и лаялись, пока на льду сначала была тройка Свистухина, а затем тройка Федотова. Как оказалось долаялись. За тридцать секунд до конца Колька Свистухин пасом через центр обрезал всю команду, и мы получили пятую шайбу. Гол забил злой гений сегодняшней игры Пётр Андреев. Болельщики «Юбилейного» была бы у них такая возможность, сейчас высыпали бы на лёд и устроили бы здесь языческие хороводы.

«Город на вольной Невой, мать вашу!» — выругался я про себя и, схватив обломок сломанной клюшки как томагавк, заревел:

— Борисыч, сука! Убью!

Хорошо ребята вовремя повисли на моих богатырских плечах, а начинающий тренер скрылся в подтрибунке быстрее мастера спорта по бегу на короткие дистанции.

— Отцепитесь! — Рявкнул я. — Тридцать секунд ещё есть. Защитники Астафьев и Фёдоров на лёд! Со мной выходят Скворцов, Ковин и Доброхотов.

— Шесть человек получается, один лишний, — подсказал капитан команды Мишин.

— Сергеич! — Я крикнул вратарю Коноваленко. — Давай сюда на скамейку, здесь кроссворд интересный, не можем отгадать слово из трёх букв, первая — хэ, вторая — у, инструмент какой-то хрен его знает.

— Тафгай не лезь в бутылку, остынь, — зашептал мне в ухо Лёша Мишин.

— Не встревай Лёша это дело принципа, нехрен очки раздавать направо и налево, — я выкатился на площадку и встал на точку. — Доброхот, играешь второго центра!

Видя наши пустые ворота, болельщики ленинградских армейцев, которые пять секунд назад прыгали и обнимались на трибунах, замерли. И в такой почти камерной тишине мы выиграли вбрасывание и без особых хлопот вошли в зону атаки. «Вот он эффект неожиданности, вот наши тренировочки с контролем шайбы в позиционном нападении», — зло усмехнулся я и полез драться на пятак.

— Скворец, чё ждешь?! — Зарычал я, получая и раздавая тумаки.

Скворцов показал, что сейчас щёлкнет, а сам перевёл под бросок защитнику Фёдорову. И Юра зарядил, как следует. Я же допросился и получил крагой прямо в глаз, зато успел подставить клюшку под летящую шайбу, но на хитрый рикошет чудом среагировал вратарь Шаповалов, который отбил её направо прямо на крюк Вовке Ковину.

— Не промахнись! — Слова сами собой вылетели из моего охрипшего горла.

И Ковин не подвёл. Шайба лишь чуть чиркнула штангу и застряла в сетке ленинградских героических ворот. Табло печально вывело грустные для хозяев цифры: 5: 6.

— До матча с ЦСКА, два дня, — напомнил в раздевалке всем Игорь Чистовсикй. — Поэтому я требую завтра никаких выходных не давать. Как прилетим сразу на базу!

— Завтра, пятого числа, все едут по домам, нехрен по базам отсиживаться, — я зло глянул на Борисыча, которого сегодня в горячке чуть не зашиб. — Шестого тренировка на льду и ночуем уже в «Зелёном городе».

— И режим завтра можно нарушить? — Хитро заулыбался Свистухин.

— Можно, — я кивнул головой. — Можно лечь спать не сразу после телепередачи «Спокойной ночи, малыши!», а гораздо позже. Но за алкоголь буду воспитывать. Как? Лучше вам не знать.

Во вторник 5 октября нормально отоспаться от ленинградского вояжа мне не дал человек, от которого я этого меньше всего ожидал. В десять часов утра, когда весь советский народ под неустанным контролем партии и правительства во всю уже давал на-гора сверх плана план, меня самым варварским способом разбудил Виктор Сергеевич Коноваленко. Он, как сбежавший из учебника истории печенег пять минут безбожно колотил в дверь моей комнаты на базе «Зелёный город».

— Я ведь сейчас встану, выйду, и вы у меня там за дверью все ляжете, — пробормотал я, зевая и одновременно откидывая щеколду на простенькой из дерева и фанеры двери.

— Это я, Виктор, мне срочно, — почему-то вместо «доброго утра» сказал Коноваленко с всклокоченными волосами и буквально вбежал внутрь.

— Что Олимпиаду в Саппоро из-за вспышки японской чумы отменили? — Я ещё раз зевнул и потянулся к стеклянному графину с водой. — Перенесли на острова Кука, в память о съеденном на Гавайях мореплавателе. Кстати, примерно в те же числа его и схрумкали.

— Пока ты здесь шутишь, там на заводе отказываются делать для меня новые щитки! — Вскрикнул обычно уравновешенный и степенный Виктор Сергеевич. — Говорят, сначала шлемы вратарские по коммерческим заявкам штамповать будут, а уже потом за бесплатные договорённости примутся! Сволочи! Ты понимаешь, люди какие понарождались, за деньги — маму продадут!

— Не деньги испортили человечество, а их постоянное отсутствие, — я жадно присосался к графину, а когда вдоволь напился, то добавил. — Не волнуйся, мы маму никому продавать не позволим. Нечего кому не попадя нарушать конституцию СССР, «сталинскую» ещё пока вроде бы. Кстати, а новые щитки тебе для чего?

— Да что ты мне с утра мозги этой конституцией шнуруешь! — Вспылил Коноваленко и отнял у меня уже полупустую ёмкость. — Надевай брюки, поехали разбираться! — Виктор Сергеевич погрозил кому-то кулаком и, допив содержимое графина, резко, как после рюмки водки, выдохнул. — Щитки мне нужны, чтобы ЦСКА в Москве обыграть на виду у всех телевизоров. А то, списали меня значит, двадцатый номер в сборной отобрали. Не дождётесь! — Чётко по слогам пророкотал Коноваленко и вновь показал свой кулак.

Из «Зелёного города», вокруг которого уже опали почти все осенние листья, на «Волге» прославленного вратаря вылетели минут через двадцать. Я всё же позволили себе принять душ и съесть в столовой яичницу, запив её компотом. И всё это время Виктор Сергеевич гневно возмущался и грозился кого-нибудь где-нибудь закопать.

Лишь когда автомобиль приблизился к мосту через Оку, пыл голкипера несколько утих. И он уже предлагал кого-нибудь не вывозить в лесок с лопатой для самозакапывания, а уже пожаловаться директору и написать в Обком или в газету заметку о проблемах патриотизма, который безвозвратно утратила наша неблагодарная молодёжь. А когда мы затормозили у проходных автозавода «ГАЗ», Сергеич по-отчески обратился ко мне:

— Иван, я тебя только об одном прошу. Не надо никого калечить. Ещё посадят случайно, не разобравшись во всех тонкостях эпизода.

— Зачем тогда нужно было меня с утра будить? — Я всплеснул руками. — Хочешь, чтобы и хариусы остались целые и дело делалось? Ты случаем фантастики из библиотеки не начитался? Поздно очухался, готовься теперь «скорую» вызывать, вызванивая её по испорченному телефону на ноль два.