— Ух! — Я стёр рукавом пот со лба, вспоминая почти забытые слова.

— А про что песня-то? — Почесал затылок Толик. — Про любимую девушку? — Музыкант кивнул на Женьку.

— Песня про Коммунистическую Партию Советского союза, — прокашлялся я. — Первый приз точно будет гарантирован. Против такого оружия у «Скоморохов» песен — нет.

— Дрянь, а не песня, — высказался Колян. — Вот гимн «Торпедо» — это си…

Остальные слова бунтарь договорить не успел, так как он находился в пределах досягаемости моей длиннющей руки, потому что в следующее мгновение от лёгкой затрещины гитарист, дёрнувшись всем телом, вылетел в дверь. И лишь провода, которые соединяли электрогитару и колонки не дали Николаю далеко убежать или брякнуться на пол коридора.

— Быстро приготовились к репетиции нового всесоюзного шедевра! — Я поднял руку с воображаемым стартовым флажком вверх. — И только попробуйте мне слова перепутать, Моцарты. Я вам так посальерю, что Пушкину в своих «маленьких трагедиях» и не снилось! На страт, внимание, марш!

В пятницу переполненный хоккейный стадион автозавода под открытым небом, куда на матч с армейцами из культурной столицы города на Неве Ленинграда стеклось почти восемь тысяч человек, гудел, свистел и орал. К сожалению, очень сильно нас подвела погода, во-первых для конца октября сегодня было довольно тепло, целых 4 градуса по Цельсию. Во-вторых, зарядил мелкий неприятный дождь, из-за которого шайба скользила хуже, чем под крышей во дворце спорта, где все эти дни мы наигрывали мудрёные комбинации.

«Денег областной администрации за билеты захотелось побольше срубить, — зло думал я, сидя на шестом ряду по самому центру вместе с Женькой. — Ни музыки, ни группы поддержки, играют тут в лужах как при царе Горохе».

— Сколько осталось до конца матча? — Спросила, нервничая моя девушка.

— Почти четыре минуты чистого игрового времени, — ответил я, посмотрев на табло, где кроме больших механических часов указан был и счёт 1: 0, в пользу «Торпедо».

Начали-то игру за здравие, первая пятёрка Федотова на четвёртой минуте матча закрутила весёлую карусель в зоне противника, и Толя Фролов с передачи капитана Лёши Мишина открыл счёт. А дальше сгустили серые и рыхлые тучи, и с неба, наказывая администрацию за скупердяйство, покапал нудный осенний дождь. И вся комбинационная игра мигом рассыпалась. Кстати вместо меня с Александровым и Скворцовым Всеволод Михалыч выпустил Вову Ковина. Получилась такая юниорская тройка нападения, которая показала самую бестолковую игру за всё время пока я знаком с ребятами. Говорил же Боброву, поставить в центр к пацанам пана Свистухина. А в Свистухинской тройке в центр перевести Смагина, где приставить к нему либо Ковина, либо Доброхотова.

— Ладно, — махнул я рукой, когда стрелка часов отмерила последнюю минуту. — Не мытьём, так катаньем, главное победили. Жень, пошли на выход, а то сейчас на двадцать минут как встрянем на выходе со стадиона.

И мы с девушкой, как и многие другие умники стали пробираться к проходу. И вдруг, я просто случайно оглянулся на лёд, как там, последнюю резкую контратаку организовали ленинградцы. Александр Андреев, который нам забил один гол в первой встрече, ускользнул по правому борту от защитника Славы Ушмакова и выскочил на оперативный простор.

«И какого хрена Свистухин со своей бандой за минуту до конца полез в нападение?» — подумал я, когда Андреев ворвался в нашу зону и бросил по воротам. Коноваленко был начеку и отбил шайбу в поле более чем уверенно.

— Ох! — Выдохнули болельщики.

И слава отечественному автопрому, первым до шайбы дотянулся второй защитник Серёжа Мошкаров.

— Выбрасывай, б…ь её на х..! — Заорал я, как и многие другие зрители на трибунах.

Но у Мошкарова в луже поехала нога и вместо мощного кистевого броска, он покачнулся, а шайба просто сползла с крюка и досталась накатывающему на него ленинградцу Валентину Панюхину. И Панюхин буквально с сиреной об окончании матча вколотил шайбу в наши ворота. Коноваленко, к сожалению не выручил, так как бросок армейца вышел на редкость сильным и точным прямо в девятку.

— Б…ь! — Охнули все восемь тысяч преданных болельщиков.

— Когда каждое очко на счету, а тут кому-то денег срубить захотелось! Суки! — Громко высказался я, медленно пробираясь на выход.

«К сожалению, негативными эмоциями делу набора недостающих очков в чемпионате СССР не поможешь», — думал я, прижимая к себе Женьку и вместе с народом двигаясь единой колонной.

— Тафгай, почему не играл? — Вдруг спросил кто-то с боку.

— Сказал в интервью, что Аляску пора возвращать в состав СССР, вот и влепили дискву на матч, чтобы вперёд ЦК КПСС не высовывался, — брякнул я первое, что пришло в голову.

— А разве её не продали ещё при царе? — Спросило кто-то с другого края.

— Темнота! На Аляске местное население пищит и просится шестнадцатой республикой к нам в союз, — хмыкнул я. — Тоже хотят ноги греть в Чёрном море.

— Не пустим! — Ляпнул кто-то сзади. — В Крыму итак яблоку негде упасть!

— Не нагнетай! — Я показал кулак себе за спину. — Если с умом всех на пляже разложить всем места хватит. Сервис нужно до ума доводить.

Наконец, из толпы, где уже позабыли про обидную ничью и вовсю обсуждали судьбу далёкой неведомой Аляски, мы с Женей вышли к автостоянке. Однако и около моей «Победы» топтался подозрительный среднего роста широкоплечий парень в плаще и кепочке.

— Интересуешься антиквариатом? — Спросил я, отодвигая непонятного товарища в сторону. — Тогда должен огорчить машина не продаётся. Коллекционная модель, на ней ещё Михаил Романов последний император Российской империи перед убийством в Перми катался. Так что не задерживаю.

— Весело шутишь, — усмехнулся парень. — Отойдём на пару слов?

— Женя посиди в машине, — я открыл дверь своей девушке. — Сейчас только товарищу автограф оставлю и вернусь.

Мы пересекли небольшую площадь перед заводским хоккейным стадионом и встали так, чтобы нас никто не услышал.

— Меня зовут Гена Заранко, — товарищ в плаще протянул ладонь для рукопожатия. — Или как зовут друзья — «Заран».

— Иван Тафгаев, иногда зовут Тафгай, — я пожал крепкую руку. — У меня времени мало. Надо ещё с командой побеседовать.

— Ты ребят моих поломал недавно, — перешёл к сути Заран. — Если по справедливости, то они давно напрашивались, тем более наехали на хоккеистов «Торпедо», поэтому обиды на тебя нет. Никто ваших в Горьком больше не тронет. Вот только в других регионах будь осторожней, Тафгай.

— Ладно, и ты им тоже передай, — ухмыльнулся я, — в Горьком я их больше не трону, но вот в других регионах могу и третью степень инвалидности оформить без нудного медицинского обследования.

— Хорошо, — парень натянул кепку на глаза и пошёл своей дорогой. — Может, ещё пересечёмся, поговорим, больно интересный ты товарищ. — Добавил он, внезапно развернувшись.

«Кто вас бандитов знает. Ещё клевещут напрасно на лихие девяностые, когда тут лихие семидесятые в самом, что ни на есть разгаре», — подумал я, возвращаясь к переволновавшейся за меня Женьке.

В понедельник 25 октября перед гостевым выездом на две спаренные игры, сначала в Москву со «Спартаком», а затем в Челябинск с «Трактором», директор автозавода Иван Киселёв решил устроить команде встречу с заводским коллективом. Чтоб значит, мы осознали всю ответственность и посмотрели в глаза трудовому народу, которого на мякине не проведёшь. Под это дело в сборочном цеху в обеденный перерыв остановили конвейер. А нас, выдав новенькие робы, одели как на новогодний утренник, если вы, конечно, решили на него прийти в костюме Самоделкина, Винтика и Шпунтика.

— Теперь все посмотрите на себя в зеркало, — по-деловому прохаживаясь, сказал Сева Бобров, который от такого рабочего костюма настоятельно отказался. — Кому надоел хоккей, и кто иногда забывает, что такое спортивный режим, подводя своих товарищей, вот ваше ближайшее будущее.