Нет. Об этом не могло стать известно.
– Думаю, в порядке.
Думаю? Что еще за «думаю»?
– Готовьтесь к экзамену, Авило. Вам стоит показать все, на что вы способны.
Малик пошел прочь, а Винс отыскал Скотти, который числился в отряде Харри. Командира своего Скотти не видел с того дня, как Винса посадили в карцер.
– А тебя что, уже выпустили? – повторил обалдевший Скотти вопрос Роя и почти каждого, кого Винс встречал сегодня на занятиях.
– Хорошо себя вел, – буркнул Винс.
Какого серпентового хвоста?
Несколько дней он ходил, дергаясь, когда видел вдалеке кого-то, похожего на Харри, и огрызаясь на каждого, кто осмеливался подходить близко. В конце концов, все, видимо, решили, что обычно спокойный Винс нервничает из-за экзамена или из-за того, что находится на грани отчисления. В среду Винс даже подслушал разговор двух кадетов, которые обсуждали, что Винс якобы сам рассказывал, что его выпустили «за прошлые заслуги» и «выпрут без диплома», если он сдаст оставшиеся два экзамена меньше, чем на высший балл.
Что ж, такому объяснению Винс и сам бы поверил, но загвоздка была в том, что он понятия не имел о том, что происходит. Кадеты в академии не должны были задавать вопросов. Оценки, штрафы, назначения и увольнения оставались в ведении старшин, преподавателей и руководства. Они не обсуждались и обычно, если не требовалось участие кадетов, не выносились на всеобщее обозрение.
Потому поход к Агре тоже не дал никаких результатов. По правде сказать, Винса секретарь даже на порог не пустил. Молодой альфа, пышностью форм больше похожий на пожилого омегу, выслушал Винса и сказал, что передаст все Агре. «С вами свяжутся, командир Авило. Готовьтесь к экзаменам».
Как будто на них свет клином сошелся! Винс досадливо пнул стену и пошел прочь от кабинета директора. Конечно, он хотел бы сдать экзамены хорошо. Получить назначение получше, применить полученные знания на практике и сделать наконец что-то хорошее для Империи. Вернее, даже не для абстрактной Империи, а для людей, которые зависели от военных. Империя, раскинувшаяся на целое скопление галактик, полное ярких звезд и пригодных для жизни планет, а также планет, почти целиком состоящих из веществ, которые можно приспособить под топливо или использовать другим способом, была лакомым куском. Потому стычки на окраинах случались постоянно, плюс внутренние диверсии, плюс Республика Гарон – идейный враг, война с которым длилась так долго, что уже стала привычной.
Стремительно растущей в соседнем скоплении Республике Гарон, которая когда-то была крохотным, сепарировавшимся от Империи регионом, постоянно требовались новые ресурсы, и республиканцы полагали, что забрать их у соседей намного эффективнее, чем скакать через кротовые норы по всему космосу и тратить топливо на дальние путешествия со сверхсветовыми скоростями, надеясь рано или поздно наткнуться на лакомый кусочек, а не на черные дыры, пылевые скопления и неудачно с точки зрения колонизации сформировавшиеся звездные системы.
Республиканцы были дикими, агрессивными, и Винс был бы рад, если бы они провалились в черную дыру. Именно после их налета на Деладу родители погибли. Родители и почти все соседи Винса, вся его деревня, кроме него самого и еще нескольких детей, которые в тот день работали в поле далеко от дома. Республиканцы были слишком озлобленными и исполненными собственной правоты, чтобы просто взять руду и улететь восвояси. Они уничтожили бы Деладу, если бы не подоспевшие имперские корабли.
И сейчас Винсу точно так же хотелось сделать что-то хорошее. И, возможно, отправить в гробы несколько сотен республиканцев. О да, Винс был очень, очень кровожадным, когда дело касалось этих тварей.
Но почему-то даже воспоминания о прошлом сейчас ощущались не так тяжело, как мысли о Харри. Где он? Если его заперли в карцере – это хуже всего. Харри – омега. Мужчина-омега. И осталось всего пара недель до того, как его с головой накроет волна гормонов, заставляющая буквально лезть на стены от желания насадиться на чей-нибудь член. У омег-женщин все как-то попроще… Максимум неудобств – это повышенный интерес к альфам и мягкий призывный запах. Не такой сбивающий с ног, как источал Харри. Других неповязанных мужчин-омег Винс никогда не встречал и не знал, были ли они таким же оружием массового поражения.
Вздрогнув, Винс вспомнил первый раз, когда Харри пришел к нему. После первой течки, которую они пережили в топливном отсеке, Харри не разговаривал с Винсом: впрочем, тут ничего нового не было, хоть Винсу и хотелось, чтобы все было по-другому. Когда через месяц Харри вломился в его каюту и приказал трахнуть себя, Винс засмеялся ему в лицо. Он глумился, отыгрываясь за все, что успел пережить, почти не замечая, что испарина на коже Харри становится все более заметной, что по его телу то и дело пробегает дрожь, что запах Харри заполняет все пространство каюты, становясь почти плотным. А потом Харри стало больно. Он скривился, сгорбился, как будто изнутри его что-то ударило. Винс тогда ужасно испугался, а произошедший между ними диалог, пожалуй, меньше всего претендовал на то, чтобы называться романтичным: «Не вздумай подыхать у меня в каюте, избалованный ты кусок свинобатареевого дерьма с золотой ложкой в заднице! – Или ты меня выебешь прямо сейчас, или вся академия узнает, что ты спутался с омегой-мужиком».
Уже укладывая Харри на бок и сдирая с него штаны, Винс услышал: «Попробуешь поставить на мне метку – все зубы с твоей уродливой головы выбью, осел рудовой».
Привычное оскорбление царапнуло непривычно сильно, хотя, впервые оказавшись в Центруме, Винс слышал эти слова, летящие в спину, довольно часто. Сначала он не понимал, что они значат: рудовые ослы на Деладе и на других промышленных планетах ценились, они могли вывозить из шахт за раз по триста фунтов камней, отлично видели в темноте и умилительно прядали золотистыми бархатными ушами, когда Винс гладил их по шее. Что ж, со временем Винс понял, почему его так называют. Его и остальных ребят, кто был далек от столичного лоска.
Он тогда очень хотел сделать Харри больно, унизить его, но не смог. Нельзя обижать того, кто от тебя зависит, кто дрожит в твоих руках и кто тянется к тебе всем телом. Хотя дело было не только в этом.
Тренировочный зал сейчас, после того, как пробили две склянки ночной вахты, был пуст, верхний свет не горел. Винс стоял над симулятором пульта управления корабля и пытался научиться наводить орудия на цель с точностью до дюйма: ему уже послезавтра предстоит продемонстрировать свои умения перед экзаменационной комиссией, а все, на что Винс способен – шестнадцать дюймов точности. Не слишком большая погрешность, если Винс собирается палить по линкорам республиканцев ядерными пушками, но огромная, если он хочет задеть их крохотные и имеющие сложную форму разведывательные аппараты.
Сейчас Винс, до боли закусив губу, настукивал на клавишах навигационной системы код. Он пытался прицелиться в низкоорбитальный аппарат, зависший над проекцией планетки КВМ-18. «Ошибка!» мигнула в очередной раз красная надпись, и Винс едва не саданул по клавиатуре кулаком.
Он уже собирался запустить программу снова и выгрузить новый блок траекторных измерений, когда за его спиной раздался мягкий голос:
– Ты используешь не те данные.
Подпрыгнув на месте, Винс обернулся и остолбенел. Рядом стоял Харри. Его лица было не видно из-за приглушенного света, но Винс все равно узнал его по голосу, по едва заметному мягкому запаху и серпент разбери еще по чему.
– Эдертон, – откашлялся Винс. – Вернулся с каникул.
– Ага, – легко согласился Харри и шагнул вперед. – Мне там сказали, что я обещал помочь своему другу подготовиться к экзамену по наведению.
Застегнутый на все пуговицы, причесанный волосок к волоску, спокойный и изрядно потрепанный. Бледный, с впалыми щеками, с глубокими тенями под глазами и с желтым синяком на скуле.
– Где тебя серпенты носили? – буркнул Винс, отворачиваясь к клавиатуре.
