– Раздевайся, – бросил Харри, влетая в каюту Винса. Принялся стягивать с себя галстук и расстегивать темно-синий китель с золотыми кадетскими погонами.

Сбросил с ног ботинки, развернулся, тяжело дыша. От него пахло течным омегой – пока едва заметно, тонко. Тем не менее Винса будто ударили в живот: возбуждение разогналось в крови мгновенно, как звездный клипер за секунду разгоняется до пятой сверхсветовой.

Харри, не двигаясь, стоял на пороге и доставал бы Винсу почти до подбородка, если бы тому пришло в голову встать из-за письменного стола и обернуться. Но Винс оставался на месте, сидел боком ко входу, не пытаясь даже скосить на Харри глаза. Старался успокоиться и прокручивал в голове план: поговорить, не поругаться, трахнуться, снова поговорить и снова не поругаться.

– Винс Авило, чего сидишь? Раньше начнем – раньше закончим. – Харри втянул носом воздух. – Раздевайся.

Он сверлил глазами щеку Винса, и тот изо всех сил пытался держать себя в руках.

– Авило, ну не залупайся!

Да какого серпентового хвоста?!

Винс обернулся, чтобы предложить Харри поискать желающих выебать его – хоть в одиночку, хоть толпой – в общей каюте.

Но дыхание привычно перехватило, и Винс подавился словами. Было что-то несправедливое в том, насколько Харри красивый. Яркие красные губы, четко очерченные и искусанные, серые глаза с длинными ресницами, белая кожа с тенью щетины на подбородке и мягкие волнистые волосы, коротко подстриженные на висках, как у всех кадетов Военно-космической академии. Рубашка с расстегнутыми верхними пуговицами, ослабленный узел галстука.

Харри был похож на грех, на ожившую фантазию из порно или на суккуба, которым стращали прелюбодеев в далеком Средневековье. Несмотря на это, голубая кровь и белая кость считывались в нем с лету: по какой-то особой посадке головы, по осанке, по взгляду, еще по тысяче деталей, которым Винс никак не мог подобрать определение.

Впрочем, на умении Харри ругаться его титул и воспитание никак не отражались.

Откинувшись в кресле, Винс прищурился, хотя больше всего на свете хотел Харри обнять и уткнуться носом ему за ухо, где омежий запах, который проявлялся только во время течек, ощущался сильнее всего.

Сам Винс был полной противоположностью Харри. Выходец с рудников Делады, огромный и неуклюжий, он возвышался минимум на полголовы почти над каждым в академии. Белобрысый, с крупным носом и до глупого длинными ресницами. Всю правую щеку Винса покрывал шрам – ожог от огневого камня. Наверняка Харри было противно на него смотреть.

Впрочем, Харри терпеть не мог Винса целиком и полностью, но – вот уж вселенская несправедливость – Винс был единственным, к кому Харри мог обратиться за помощью «в особые дни». Харри. Сын герцога и наследник одной из самых влиятельных семей Империи, лучший кадет и первый кандидат на то, чтобы уже через месяц стать командиром собственного линкора, а затем дослужиться до адмирала и командовать целой эскадрой.

Омега, которому не светит даже место практиканта, если о его втором поле станет известно.

Увидев колебания Винса, Харри ухмыльнулся и поправил воротник, открывая шею еще сильнее – и ноздрей коснулась новая волна призывного запаха.

– Давай, Авило, не будь как осел рудовой. Ты и так тупой, а тут еще и медленным вдруг стал.

От злости руки Винса сжались в кулаки.

– Что-то я сегодня не настроен, – протянул он. – Попроси меня получше, вдруг что и обломится.

– Дерьмо ты серпентово, Авило, – резюмировал Харри, заходя в комнату и падая на койку Винса. – Глаза бы мои тебя не видели.

– Нет проблем, – криво ухмыльнулся Винс. – Уткнись сегодня носом в подушку.

Из горла Харри вырвался рык, который в исполнении альфы мог бы быть злобным, а в исполнении течного омеги получился призывным, мягким.

Черта с два Винс сделает это сзади и лишится возможности наблюдать за тем, как упрямое выражение лица Харри сменяется возбужденным, а затем ненадолго становится нежным.

Воздух в комнате сгущался, запах Харри становился все тяжелее, делался густым, как аромат дурман-травы в начале лета. У Винса стояло до боли. Хотелось зацеловать Харри. Уложить на спину, аккуратно раздеть, касаясь губами каждого участка кожи, и чтобы Харри раскрывался перед ним, и чтобы улыбался, и стонал довольно, и обнимал.

Харри задышал чаще, тяжелее, и Винс мог бы поклясться, даже сидя на расстоянии нескольких шагов, что его тело стало горячее.

– Слышь, Авило, – ухмыльнулся Харри, – от тебя и так толку, как от слизня в двигателе. Трахни хоть как альфа. Или ты уже и этого не можешь?

Это стало последней каплей. Да что этот кусок аристократического дерьма с серебряной ложкой в заднице себе позволяет?! Раз Винс с Делады, он что – всегда будет хуже, никогда не будет Харри ровней?

Медленно встав, Винс подошел к Харри. Дернул за волосы, заставляя запрокинуть голову. Потянул сильнее, укладывая на одеяло и опускаясь сверху, коленом раздвинул ноги, глядя в глаза. Он прикосновения альфы Харри весь одеревенел, но стал послушным, будто у него внутри тумблер переключили. Лежал, ожидая того, что сделает с ним Винс, даже не моргал, твердый на ощупь, будто в его теле напряжена была каждая мышца. Губы Харри приоткрылись, взгляд стал потерянным, ищущим, дыхание – быстрым и тихим. Винс сжал его волосы сильнее, и Харри тихо заскулил, поднимая подбородок, открывая беззащитную шею.

Это после Винс подумает о том, что не стоит вестись на провокации, что Харри только того и надо: закончить все побыстрее. А еще Винс подумает о том, что сегодня, как и много раз до этого, хотел сделать все если не нормально, то… приемлемо. Чтобы это не было похоже на насилие.

Но это все будет потом, а сейчас Винс, утробно рыча, дернул в стороны полы рубашки Харри, отрывая с мясом пуговицы, и впился зубами ему в грудь (в шею было нельзя, этого Харри ему точно не простит).

Утробно заворчав в ответ, Харри внезапно приложил Винса кулаком по спине, попытался извернуться, но куда ему. Винс сжал угодившее к нему в руки тело только сильнее, снова зарычал, и Харри вдруг обмяк весь, а его омежий запах стал ярче, заполнил собой легкие Винса и его самого целиком. Не разжимая зубов, он зашарил по телу Харри, разводя полы рубашки в стороны, а затем потянулся к ремню, к застежке брюк, недовольно зарычал, когда она не поддалась с первого раза.

Злость и обида исчезли, переплавились в возбуждение, как межгалактическая плазма, попав в топливный бак корабля, превращается в чистую энергию. Винс всем телом ощутил, как Харри напрягся, как задрожал, когда Винс дернул вниз его штаны вместе с бельем, как согласно приподнял бедра, помогая и позволяя.

Пускай так, на несколько минут, но Винс мог представить… что все это происходит для удовольствия. По обоюдному желанию. Он скользнул по телу Харри вниз, туда, где запах омеги становился густым, как Тигриное облако, и опасным, как летящий в лобовое стекло болид.

Винс уткнулся носом в короткие волосы в паху, вдохнул глубоко и дернул Харри за бедра, заставляя перевернуться. Снова подтянулся выше, всем телом впитывая мягкое урчание, которое всегда издавал Харри, когда течка наконец брала над ним верх. Винс пробежался руками по его спине и шее, касаясь запястьями, следя за тем, чтобы его запах, запах альфы, оказался на коже.

Харри вздернул бедра, всхлипнув как-то совсем нежно и беззащитно, и… Пожалуй, Винс был все-таки плохим человеком. И плохим альфой.

Он потянул Харри за волосы, заставляя выгнуть шею и встать на четвереньки, провел рукой по позвоночнику, позволяя ярче почувствовать уязвимость позы. Отвесил звонкий шлепок по ягодице, не болезненный, но обидный, как каниса по носу щелкнуть.

– Так сильно хочешь, да? – прошептал Винс Харри в ухо, дурея от того, что почти слышит, как быстро бежит кровь по его венам, разгоняя возбуждение, как Харри все меньше становится вредной занозой в заднице и все больше – омегой. Его, Винса, омегой. Харри хныкнул и развел ноги сильнее, опустил веки, но Винсу этого было мало. – Такой маленький и такой возбужденный, – выдохнул он. – Многое готов отдать, чтобы я тебе вставил, да? Хочешь мой член, да? Скажи.