Лорд Фрес был прекрасно осведомлен о неприязни Императрицы к себе, и потому держался с ней подчеркнуто вежливо и почтительно, и как бы немного отстраненно, не позволяя себе ни своих обычных шуточек, ни каких-либо фраз с двойным дном, от которых у его прочих собеседников кровь бросалась в лицо и воспламенялся мозг. В ее присутствии он словно снимал с себя привычную обаятельную улыбающуюся маску, проведя по лицу тонкими длинными пальцами, и на поверхность выходило то настоящее, что и пугало и отталкивало Еву.

В такие моменты Инквизитор казался Еве старым, очень старым, хотя на самом деле Лорду Фресу не было и сорока, а его серые ледяные глаза словно подергивались пеплом. И если в них долго смотреть, то можно было увидеть мертвую пустыню — то, что раньше было душой ситха. Тогда он становился по-настоящему страшным.

При такой привлекательной, броской внешности, молодости, силе и неуемной жажде жизни он был мертв и пуст внутри, как растрескавшийся, рассохшийся сосуд, все мысли и желания ситха плыли в черных волнах ледяной реки, и никакие вливания, никакой разврат и убийства не могли наполнить его и хоть немного отогреть.

Но при всей своей неприязни к Лорду Фресу Ева находила его интересным собеседником. Если заставить его не паясничать, он мог доставить немалое удовольствие беседой, как, например, сегодня. Измученный бессонными ночами, которых было, вероятно, достаточно, лишенный поддержки Силы, Дарт Фрес, кажется, не был склонен к тому, чтобы лгать, изворачиваться и отшучиваться, а путь до кабинета Императора, куда, собственно, они направлялись, был не близким.

— Отчего вы отрицаете свой статус Инквизитора? — поинтересовалась Ева, исподтишка разглядывая алый шелк церемониального одеяния. Дарт Фрес поморщился, словно у него болела голова.

— Мне не нравится это слово, — после небольшой паузы произнес он. — Сама суть инквизиции — это отрицание чего-либо и искоренения этого — предположим, учения джедаев, а я не отрицаю ничего.

— Разве?

Дарт Фрес перевел взгляд покрасневших от бессонницы, потухших глаз на Императрицу и спокойно подтвердил:

— Именно. Мастер Люк джедай, насколько я могу судить. А теперь вообразите, что я, как истинный Инквизитор, вздумал бы искоренить джедаев.

— Да, мастера Люка Владыка Вейдер вам не отдаст, — произнесла Ева. — Он один из тех немногих людей, чье убийство Владыка вам не простил бы никогда.

Дарт Фрес качнул головой в знак согласия:

— Именно. В задачи Инквизиторов входит выявлять чувствительных к Силе и либо устранять их, либо — если еще не поздно, — переучить. Я устраняю только врагов Империи; но в большинстве случаев я ищу в адептах Силы союзников. В наше неспокойное время это намного лучше, чем слепо следовать гласу ненависти.

Ева вновь испытующе глянула на четкий профиль Дарта Фреса, который, кажется, ушел в себя, погрузился в какие-то раздумья, отчего его голос стал тягучим и медленным. Он словно разговаривал во сне или озвучивал свои мысли, неторопливо тянущиеся в его голове.

"Лжец, — подумала Ева. — Даже сейчас он выслеживает кого-то!"

— Владыка Вейдер называет вас другом, — произнесла она. — И, кажется, бесконечно вам доверяет, а вы отвечаете ему таким же глубоким уважением и беспрекословным подчинением. Мне это кажется странным. Поймите меня правильно, но я не могу не задать этого вопроса. Что между вами есть такого, что пересиливает даже извечную борьбу ситхов за власть?

Лорд Фрес обернулся к Еве, и в его глазах против обыкновения не было смеха, которым ситх обычно отвечал на любой мало-мальски серьезный вопрос.

— Доверие и дружба между ситхами, — туманно ответил Дарт Фрес, — вещи очень иллюзорные. Скажем так, мы с Владыкой Вейдером остро нуждаемся друг в друге — больше, чем вы себе это можете представить, и это лежит в основе нашего крепкого союза. А власть… Что есть власть, Миледи, — безжизненным голосом произнес он, но Ева словно услыхала гудение пламени, рвущегося вверх. — Это всего лишь инструмент, при помощи которого добиваешься своей цели, а цели у всех разные. Поэтому нам делить нечего.

— Император Палпатин так не думал. Взойдя на трон, он взял абсолютную власть над каждым существом в его Галактике.

— И над Лордом Вейдером тоже? — безразлично спросил Дарт Фрес. — И именно поэтому Лорд Вейдер отправил своего учителя полетать в шахту? Бросьте, вы же не верите в эту чушь; власть Палпатина была так же иллюзорна, как короткий сон. Трон — всего лишь командный мостик, на котором удобно сидеть и с которого лучше всего видно все вокруг. Но абсолютной власти он вам не гарантирует, — голос инквизитора стал тихим и опасно вкрадчивым, и дрожащее пламя ощутилось в нем еще сильнее. — Абсолютная власть — это власть над душами людей, над их умами, над их желаниями и стремлениями. Это — абсолют. Эту власть не может ни дать, ни отнять никто, лишь ты сам можешь ее завоевать. Палпатин всего лишь приказывал, и его можно было слушаться, а можно… и не слушаться, или, к примеру, убить его пару-тройку раз.

— И что же за цель у вас, Лорд Фрес, исходя из ваших представлений о власти? — спросила Ева. Ситх вновь глянул на нее, и на сей раз его глаза смеялись.

— Конечно, власть, — ответил он. — Я хотел бы пролезть в голову всем и каждому и заставить всех думать то, что я велю, и делать то, что я захочу. И при этом наблюдать в глазах мои верных последователей экстаз от одной мысли, что они повинуются мне.

На этот раз Ева не поняла, отшучивается ли Фрес или же он говорит это серьезно.

— И зачем же вы нужны друг другу с Лордом Вейдером?

Фрес помолчал, словно размышляя, а можно ли доверить следующую информацию Еве.

— Будет война, Миледи, — ответил он, наконец. — Это краткое перемирие — оно ведь не вечно. В этом мире слишком много амбициозных людей, а Империя представляет собой слишком лакомый кусок для тех, в чьих руках сосредоточено хоть немного силы, огромный сладкий кусок. Я уже слышал о мелких столкновениях на окраинах, да и в Ядре не все спокойно. Когда развернутся основные действия, лучше держаться вместе. Я реалист, Миледи, я знаю, что смертен, осознаю свои шансы как одиночки, и понимаю, что они ничтожно малы.

Ответ был достаточно правдоподобным, но Ева поняла, что Фрес не говорит ей всей правды, и отвернулась от него, раздосадованная.

— А что вы думаете о цели, которую преследует Лорд Вейдер? — спросила она, чтобы как-то скрыть свое неудовольствие.

— Лорд Вейдер возводит в абсолют свободу, — произнес Дарт Фрес и снова усмехнулся. — Он отстаивает свое право на ошибки, совершать которые раньше ему мешал Орден джедаев. Все мы помним, как Владыка обошелся с ним. Получив право на выбор, право принимать решения, повинуясь такому нерациональному голосу сердца, и право ошибаться, он ощутил себя человеком, а не инструментом в руках Ордена. Его натуре претит любое подчинение; все, кто пытался накинуть на него узду, заканчивали плохо, потому что Владыка острее любого из нас чувствует, когда его голос игнорируют и воспринимают не более, чем звук удара лопаты о землю или любой другой звук подручного инструмента. Вкус удил ему не нравится. Именно поэтому на троне сейчас он, а не я или, скажем, Леди София. Он вполне способен свернуть шею любому, чтобы избавиться от дискомфорта, причиняемого ему приказами. Да он бы так и сделал, рано или поздно; мне такие осложнения ни к чему.

— А Леди София? — произнесла Ева.

Длинные тонкие пальцы Лорда Фреса легли на позолоченную ручку кабинета Дарта Вейдера, конечной цели их путешествия, и ситх вновь обернулся к Еве и посмотрел на нее пустыми безжизненными глазами. На миг Еве показалось, что в их серой глубине промелькнуло какое-то чувство, искра разгоревшегося интереса, но тут же погасла, занесенная мертвым пеплом безразличия.

— А что Леди София? — переспросил он, чуть пожав плечами, словно удивляясь нелепости этого вопроса.

Светлые глаза Евы неотступно следили за ситхом, словно женщина пыталась подловить его на лжи или вновь рассмотреть в нем проблеск какого-то чувства.