— Леди София, — под взглядом ее злющих глаз забрак стушевался, низко кланяясь и не смея поднять взгляда на женщину, которая, против ожиданий, казалось ему разъяренной больше чем когда-либо. — Я… мне было назначено…

— Я знаю, зачем вы тут, — рявкнула София, скрещивая на груди руки, и Аугрусс с ужасом заметил, что ее просто трясет от злобы. Сердце его ёкнуло, и он склонился еще подобострастнее, еще ниже, видя перед своим лицом лишь эту нервно отстукивающую глухую дробь на ковре ножку. — Присядьте!

На полусогнутых ногах Аугрусс скользнул к столу ситха и плюхнулся в кресло для посетителей, нервно заерзав в нем. Леди София яркой тенью метнулась к своему месту, ее порывистые движения были полны еле сдерживаемого гнева, а от вспыхивающих на кончиках пальцев микроразрядов молний чуть слышно потрескивал воздух. От этой свирепости Аугрусс и вовсе струхнул, не понимая, что могло привести в такое бешенство Леди Софию, до того относившуюся к его оплошности с редким равнодушием.

Впрочем, ответ нашелся быстро, очень быстро.

Зло отпыхиваясь, будто ей было нестерпимо тяжело, невыносимо, женщина упала в кресло за столом напротив скорчившегося в ужасе забрака, и ее белая тонкая ладонь, звонко шлепнув по красивой светло-коричневой папке, украшенной тиснением, прошитой изящной декоративной сточкой. Женщина решительно придвинула эту самую папку Аугруссу так резко, словно это была не изящная вещица, предмет роскоши, а остро отточенное лезвие, приговор.

— Знаете, что это? — рыкнула София, исподлобья глядя в перепуганные насмерть глаза забрака. Тот быстро-быстро отрицательно потряс головой, часто мигая, прогоняя рождающееся в глазах щиплющее ощущение, предвестник слез страха.

— Это все ваши забавы! — прошипела София таким голосом, что Аугрусс тотчас вспомнил все свои презрительные мысли о ее холодности и совершенно искренне раскаиваясь в том, что думал о Софии так уничижительно.

Перед Леди Софией лежала информация, собранная Лордом Фресом и оставленная ей для рассмотрения и дальнейшего ведения дела губернатора Аугрусса. В изящном сплетении завитков на коричневой коже обострившееся зрение забрака угадало вензель Инквизитора, начальную букву его имени.

Ситх леди яростно рванула застежку на коричневой красивой коже, едва не разодрав папку, и на ее стол выскользнула, рассыпавшись, небольшая кипа белой бумаги отличного качества, исписанной чьим-то мелким, ровным, красивым почерком.

Кто-то перечитывал эти бумаги, делал пометки — это Аугрусс успел заметить, вглядываясь в вязь букв, которые под его взглядом расплывались, начинали плясать и расплываться, не желая связываться в понятные слова и фразы.

— Что это такое, я вас спрашиваю, — шипела София, и ее рука, впившаяся в бумаги, в которые забрак близоруко тыкался носом, медленно сминала, тискала хрустящий лист в кулаке, словно пытаясь пальцами раздавить написанную там мерзость. — Что это такое, а?

— Что это? — повторил вслед за нею Аугрусс, словно певец в плохой опере.

Яростный взгляд женщины заставил его подскочить так, словно ему в грудь летел выстрел бластера, и отпрянуть назад, сшибая кресло для посетителей и падая кверху ногами на ковер.

Разъяренная женщина наскочила на него, материализовавшись из ничего, соткавшись из воздуха, как это обычно делал Инквизитор. София словно позаимствовала у него это умение и тем напугала забрака еще больше. Ужас, охвативший Аугрусса, был настолько всеобъемлющим, что он не почувствовал боли, когда сапог леди Софии врезался ему в бок, и от этого удара хрустнуло ребро, вероятно, не слабо зашибленное этим ударом.

— Кто позволил тебе, мразь, — взревела она, обрушившись на него и вцепляясь в его лицо ногтями до крови, заставляя его разинуть в крике ужаса рот, — кто позволил тебе прикасаться к гостям Императора, мерзавец!

Разумеется, Леди София говорила об Аларии и об инциденте в ее комнате тогда, в первый раз. То, что не тронуло Инквизитора, бесстрастно прочитавшего донесение о том, что Аугрусс просто воспользовался беспомощностью женщины, на ситх-леди возымело просто-таки фантастическое действие, она словно взбесилась.

Вмиг вопящий от страха Аугрусс ощутил, как его рот наполняется бумагой, как колкие жесткие складки раздирают слизистую, как этот плотный ком забивает ему горло, не позволяя дышать, а озверевшая, впавшая в неконтролируемую ярость София все забивала и забивала бумагу еще глубже в его глотку, расцарапав и разодрав ему ногтями весь рот.

Задыхаясь, почти ничего не видя из-за застилающих его глаз слез, Аугрусс бессознательно попытался столкнуть намертво вцепившееся в него тело, и это привело Софию в еще большую ярость. Полузадушенный, почти потерявший сознание, Аугрусс вдруг ощутил, что Сила, внезапно сжавшись на его теле тисками, ухватывает его так резко и сильно, что вместе с выдавленным воздухом из его рта вылетел слюнявый бумажный ком. Яростно взревев, София обрушила подхваченное тело об пол с такой силой, что вышибла из жирного тела забрака остатки воздуха вместе с сознанием.

Второй удар, от которого в рогатой голове вспыхнули звезды всех цветов, вернул Аугруссу сознание, словно хорошая пощечина, а ужас обжег адреналином вспыхнувший мозг.

Двери кабинета распахнулись как от мощного порыва ветра, и Леди София, взревев, метнула сжатое Силой тело в темноту спокойной галереи, совершенно не заботясь о том, во что врежется этот странный снаряд, и что с ним станет.

— Скотина!

На счастье Аугрусса, в полет он отправился чересчур низко над полом, и большую часть своего пути проделал, скользя по полу, растопырив руки и ноги, как морская звезда лучи, вращаясь и вопя.

От удара о стену в глазах у забрака снова потемнело, сознание его помутилось, перехватило дыхание, и гнетущая тишина, повисшая в мгновенно опустевшем коридоре, в его ушах расцветилась каким-то стеклянным звоном.

— Тащите его сюда.

Холодный голос женщины, всплывающий откуда-то из дрожащего небытия, был спокоен и бесстрастен, и Аугрусс ощутил, как его бесцеремонно подхватывают крепкие руки, чьи-то пальцы больно впиваются в подмышечные впадины, как его избитое тело волокут куда-то, особо не заботясь о том, что, возможно, у забрака переломаны все кости.

— Сажайте его сюда.

Грузного Аугрусса буквально бросили в его кресло, долбанув задницей о сидение так, что мебель едва не развалилась под его расслабленной тушей.

— Свободны.

Погружающийся в приятное забытье Аугрусс уловил характерный шум брони на имперских гвардейцах, звук закрывающихся дверей, и жесткие пальцы с острыми ногтями вновь впились в его лицо, с ненавистью сминая толстые расслабленные губы.

— Открой глаза! — голос Леди Софии был резким и громким. Его звук неприятно царапал слух, и в голове Аугрусса взрывались вспышки алой боли с каждым произнесенным словом. — Открой глаза, грязная скотина!

Ее рука еще крепче вцепилась ногтями в красную кожу и как следует встряхнула лицо Аугрусса, заставив его сморщиться от боли и кое-как раскрыть мутные, плавающие глаза.

— Значит, вот вы какой, губернатор Аугрусс, — прошептала София, брезгливо отталкивая слюнявое расслабленное лицо и наскоро вытерев руку о его одежду. — Вот вы какой. Мало того, что вы позволили нанести оскорбление Империи, так вы еще и являетесь в столицу и ведете себя как… как похотливая скотина.

Сзади, из-за спинки кресла, раздался едкий смешок, и Аугрусс, кое-как сосредоточившись на этом мерзком звуке, все же идентифицировал его.

Это была Виро; кажется, и гвардейцами, отскребавшими забрака с пола и втащившими его в кабинет ситха, командовала тоже она же.

С трудом приходя в себя, Аугрусс поднял болтающуюся на слабой шее голову и перед его глазами возникло какое-то размазанное бело-рыжее пятно — Виро склонилась над ним и с нехорошим любопытством заглянула в его глаза, словно желая разглядеть в них ответ на вопрос, а во что же превратились все внутренности забрака после знакомства с Силой Леди Софии.

— Прямо сиди, — рявкнула Виро жестко и холодно, когда Аугрусса замутило, и он попытался откинутся на спинку кресла. Ее крепкая ладонь ухватила его за плечо и встряхнула, словно подушку, придавая ей нужную форму.