– Ничего, я просто содовой выпью. – Тони встал, направившись к паре бутылок. Налил в стакан, потом присел возле мини-бара, извлекая лед. Посмотрел на склонившегося над машинкой Нэнси. Перед ним лежал белый подол платья.

– Ты шьешь? Я не знал. – Сказал Тони, подойдя к нему поближе. Нэнси поднял голову, улыбнувшись.

– Мое маленькое хобби. В масс-маркете не найти нужных платьев под мою комплекцию: плечи слишком широкие, бедра слишком узкие. Вот и приходится мудрить.

– Ты всю одежду себе сам шьешь?

– Нет, кое-что бывает попадается вполне сносное. – Нэнси снова застрочил на машинке.

– А это что будет?

– Почти готово, я тебе сейчас покажу. – Нэнси закончил шов, затем поднял лапку машинки, освобождая материал. – Бог ты мой, какая ткань… Умеют же япошки ткани хорошие делать, верно? Так и струится по телу.

Тони улыбнулся, потягивая содовую. Зря он, пожалуй, от джина отказался. Немного алкоголя сейчас бы не помешало. Он слишком напряжен. Нэнси встал, демонстрируя перед ним платье.

– Ну как? Узнаешь? – Спросил он с энтузиазмом. Тони удивленно поднял брови, не зная, что ответить. Нэнси встряхнул платье за лямки, оглядев еще раз. – Неужели непонятно?

– Мне так сложно понять. – Тони отправился до мини-бара, надеясь разыскать джин. – Прикинь на себя, я, может быть, отгадаю.

Нэнси цыкнул языком, но затем по шороху одежды Тони понял, что он все же полез переодеваться.

– Я тебя иголкой ткну, если ты не отгадаешь. – Предупредил Нэнси, поправляя на плечах широкие лямки и обвязывая широкий пояс вокруг талии. Тони налил себе джина в стакан, встал, размешивая его пальцем. Повернулся.

– Да ладно. – Он широко улыбнулся, затем отпил джин с содовой. – Серьезно?

Нэнси крутанулся на месте, позволяя широкому белому подолу развеваться. На нем было платье, которое уже успело прославить одну актрису в 60-х. Тони даже смотрел с ней несколько фильмов.

– Мэрилин Монро? – Продолжил задавать Тони вопросы. Нэнси счастливо улыбнулся.

– Значит, похоже, да? – Он очень по-женски провел рукой по плиссированной юбке. – А из какого фильма?

– Я не знаю названия.

– О, Тони, не расстраивай меня. – Нэнси подошел к большому ростовому зеркалу, оглядывая себя. – «Зуд седьмого года».

– Я только знаю, что у нее платье это поднималось красиво так, когда ветер был.

– Я обожаю Мэрилин. – Вздохнул Нэнси, отвлекшись от своего отражения. – В детстве я воображал, что в прошлой жизни был мисс Монро. Часами мог ее изображать, подражать тому, как она ходит, смеется, говорит. Она чудо, верно?

– Наверное. – Тони согласился в мыслях с тем, что Нэнси действительно удается копировать некоторые особенности мимики легендарной актрисы. Вот, почему он кажется таким обворожительным. Хотя… нет, не только поэтому. – Я особо не смотрел с ней фильмы. Так, пару раз по телевизору попадались.

Он отвлекся от мыслей, увидев, как Нэнси, опустившись за туалетный столик, сворачивает себе самокрутку. Поймав его взгляд, Нэнси спросил.

– Будешь? – Потом закатил глаза, видя растерянность на лице Тони. – Не говори, что никогда не пробовал. А как же колледж? Пора экспериментов, все такое?

Тони присел на стул возле туалетного столика. Отпил джина.

– С университета не пробовал. – Признался он. Нэнси закурил.

– Так будешь? – И потом слегка толкнул его ногой. – Не бойся, я не из полиции. Немного расслабиться не помешает, верно? Тем более, нам ведь предстоит серьезный разговор.

– А у тебя не будет проблем с мамой Дорой? Ведь ты на ресепшене работаешь?

Нэнси выдохнул густой белый дым. Скинул мюли, в которых до этого был, забросил босые ноги к нему на колени. Провел стопой правой ноги по внутренней стороне его бедра.

– Сладкий, я два через два работаю. – Сказал он, легкомысленно улыбнувшись. – Два в мотеле, два на точке. Сегодня первый день на точке, официальный. – Он аккуратно провел носком по ширинке. Закусил губу. – Там под кайфом даже лучше работать.

Тони кивнул, не в силах говорить. Нэнси мигом отвлекся, скручивая и для него папиросу. Прикурил для него и протянул.

– Держи, не бойся. Чистейший каннабис. Митч мне его с самого Гиндукуша привозит. Никакой химии.

– Ты всегда выходишь на смену под кайфом?

– Нет, редко, на самом деле. – Нэнси повернулся к столику, пудря себе щеки. Придирчиво оглядел отражение. – Но сегодня ведь особенный случай, верно?

Перед первой затяжкой Тони включил диктофон. Нужно было себя обезопасить хотя бы так, если уж ступил на эту скользкую дорожку. По крайней мере, время будет проведено с пользой. Он на это надеялся.

– Как тебя зовут? – Приступил он к интервью. Нэнси хихикнул в ладошку, шмыгнул носом.

– Ты что, лапушка? Ты же знаешь, как меня зовут.

– Да, то есть… я хотел сказать, какое у тебя настоящее имя?

Нэнси посерьезнел. Поглядел на него, наполовину накрашенный. Сделал еще одну затяжку. Встал, чтобы открыть окно.

– Натан. – Сказал он оттуда, опершись руками о подоконник и глядя на трассу.

– У тебя иногда проскальзывает акцент. – Заметил Тони, наливая себе еще содовой с джином. – Пусть ты и стараешься его избегать. Ты не местный?

– Ничего себе, мистер, вы прямо сыщик! – Нэнси вернулся к столику, снова начал краситься. Потом со вздохом положил на место тени для век и посмотрел на Тони в отражении. – Бирмингем. Я из Бирмингема.

Тони удивленно повернулся к нему.

– Я брумми4. – Нэнси сделал еще затяжку. Закашлялся. Проговорил, характерно огрубляя гласные звуки. – От этого акцента не избавиться. – И махом перешел на американское произношение. – Тебя это смущает, милый?

– Нет, даже наоборот. – Тони налил и ему. Вернулся к столику с двумя стаканами. – Очень… красиво. Ты можешь всегда так говорить со мной. Мне нравится.

– Да, многим нравится британский акцент. – Нэнси кивнул, отпив коктейль. – Наверное, вам исторически нравится напяливать лаймеев5. – Он захохотал. Потом, приложив руку к груди, продолжил спокойнее. – Отец британец, а мать цыганкой была. Я ее не знаю. Но все с детства твердили, что, мол, сразу видно, цыганенок.

– Цыганка? – Тони внимательно присмотрелся к его лицу. – Цыгане же смуглые все, вроде бы.

– Ой, подожди, я спутал слова. – Нэнси хихикнул. – Дурь отменная!.. Пэйви. Они вроде цыган у нас. Ирландские скитальцы. Это от матери у меня кожа такая белая. Горю под этим несносным солнцем. Все девчонки загорелые, словно шоколадки. Один я белый, как кикимора. – Он засмеялся, снова переведя взгляд в отражении на Тони.

Тони хотел было сказать, что это не так, и что Нэнси ужасно, невыносимо красив, но потом вспомнил, что ведет интервью для работы. Поэтому спросил:

– Когда ты в США оказался? Давно?

Нэнси растер капли духов за ушами. Встал, ушел в соседнюю комнату. Вернулся оттуда с париком.

– Мне примерно двадцать два было. – Сказал он, щурясь и пытаясь припомнить. – Кажется, так.

Тони проследил глазами, как он надевает парик, затем подходит к зеркалу, кружится в своем белом платье, оглядывает себя, словно придирчивый продавец товар. Сделал затяжку.

– Почему уехал?

– О, это долгая и печальная история, Тони. – Нэнси оглянулся на него, потом сел обратно за туалетный столик. Только сейчас Тони увидел, что вокруг зеркала прикреплены разные открытки. И особняк Питток, которым так восхищался Нэнси, тоже здесь был.

– Я для этого сюда и приехал. Записывать настоящие истории. – Напомнил ему Тони, присаживаясь на стул рядом.

– Да что там говорить. – Нэнси дернул плечом. – Мы жили без матери. Я часто оставался дома. Отец вкалывал на двух работах, чтобы как-то сводить концы с концами. А потом однажды сосед Джефри заманил меня на бисквит королевы Виктории и от души вы*бал.

– Господи Иисусе, какой ужас!

Нэнси отвернулся, кусая губы. Развязка была столь стремительной, что Тони минуту сидел в полном молчании, не зная, что и сказать. Но тут до него донесся тихий смех.