– Да, – было ужасно сложно сдерживаться под такие речи, которыми обсыпал Нэнси Тони, словно обмазывая маслом и феромонами. Тони обхватил его талию, нагнав слишком быстрый темп, грозивший быстрой разрядкой.

– Подожди!.. – Нэнси, чувствуя подходящий оргазм Тони, остановился. Высвободился от его, стянул влажный презерватив, – Кончи на меня, – взял себя за член, начав дрочить, – Испачкай. Пожалуйста…

От возбуждения кружило голову. Тони хватило всего двух движений вверх-вниз, чтобы излиться на извивающееся, трепещущее тело перед ним. Следом кончил и Нэнси, зажмурившись, прогнувшись в последней оргазмической судороге.

– Я никогда тебя больше не отпущу, – пьяно проговорил Тони, сгребая в охапку Нэнси, прижимая его к себе. Они вдвоем тяжело дышали, чувствуя легкость опустошения, сладость взаимной близости. Нэнси потянулся к нему, подарив расслабленный, долгий, успокоенный поцелуй. Потом они вдвоем заснули на кровати, которую так и не расправили.

– Натан!.. Подожди!.. Куда ты?

Нэнси шел впереди него на несколько шагов. На нем был мужской костюм, брюки закатаны до середины голени. Ноги совершенно голые. Мужская одежда ему ужасно не шла. Это было так странно: как будто он был чересчур изломанным для того, чтобы поместиться в этих широких, квадратных плечах его слишком большого пиджака.

Тони шагал быстро, вот-вот, и перейдет на бег. Но никак не мог догнать уходящего все дальше и дальше Нэнси. Тот без конца оборачивался на его голос, улыбался, махал рукой на прощание. В другой руке у него был его огромный чемодан.

– Подожди меня!.. – Тони запнулся обо что-то и остановился. Начал смотреть себе под ноги: там ползали в клубках черви и сороконожки, переплетаясь, сцепившись друг с другом в молчаливой борьбе.

Тони снова поднял голову, надеясь остановить Нэнси. Увидел брошенный на дороге чемодан. Подбежал к нему, рванул на себя. Нэнси продолжал идти. Ступни у него были вымазаны в саже.

– Куда ты уходишь? – Закричал Тони, пытаясь удержать тяжелый чемодан. Но Нэнси лишь снова обернулся и опять помахал, все так же улыбаясь. Перед ним открывалось широкое, бесконечно синее побережье залива Сан-Франциско. Солнце заливало сплошным ровным светом все, что находило под собой. Мгновение, и оно поглотило Нэнси.

Тони остался один. Чтобы найти ответы на свои вопросы, он дернул застежки, открывая чемодан. Внутри были платья, чулки, парик. Тони упал на колени, перебирая эти вещи, стараясь найти хотя бы что-то, что подскажет ему, куда направляется Нэнси. И его руки вдруг погрузились в мягкий, еще теплый пепел. Тони сгреб его в охапку и поднял к лицу. В ладонях все еще вспыхивали красные угольки.

Тони распахнул глаза, осознав, что видит какой-то дурной, бредовый сон. Застонал от головной боли, повернувшись на спину. Увидел над собой темный полог кровати из прошлого столетия. Мгновенно вспомнил все, что произошло прошлой ночью.

Он сел, все еще держась за голову. Оглянулся. Смятое покрывало рядом было пустым и уже даже не хранило на себе ни тепла, ни запаха Нэнси. Его самого вообще в номере не было: исчез чемодан, сброшенные впопыхах вчера вещи. Ничего не осталось, кроме рваных, путанных воспоминаний, перемешанных со страстным, хриплым дыханием и сладкими стонами.

Во рту стоял мерзкий привкус. Тони встал, добрался до туалета, чтобы отлить и выпить воды из-под крана. Попутно осмотрел номер. Пустота.

На часах была половина одиннадцатого утра. Мутило и тошнило. Тони выглянул из окна, сощурился и рассердился на солнечный, жизнерадостный день. От вида людей, беспечно живущих свои простые жизни, его чуть не стошнило. Возможно, дело было в похмелье. Мотнувшись еще раз до сортира, Тони устало сел на стул возле туалетного столика. Взглянул на себя в зеркало. Вот она, метафора разгульной жизни: опухшее лицо, красные от недосыпа глаза, щетина по всю рожу. А ведь ему сегодня нужно садиться за руль.

Тони опустил глаза, устыдившись своего внешнего вида. И тут увидел записку, аккуратно сложенную пополам возле зеркала. Взял ее в руки, открыл. Прочитал. Тяжело вздохнул, отбросив в сторону. Затем снова взял и перечитал. Начал стучать пальцами по столешнице, но стук быстро перешел в дробь, а затем в пару крепких ударов кулаком.

– Сука!.. – он скомкал записку и встал, уронив стул, на котором сидел, – Вот же… дрянь! Долбанный п*дор!.. Бл*ть! Сука, вот же бл*ть!

Стал искать свои джинсы и нашел их аккуратно висящими на вешалке. Достал бумажник.

– Твою мать!.. – он сжал зубы, увидев мятую двадцатку, – Хренов п*дорас!..

В записке было следующее: «Сладкий, спасибо за чудесную поездку. Я вычел с тебя за нашу ночь по дружескому тарифу, 30% скидки. К тому времени, пока ты это прочитаешь, я буду уже далеко отсюда. Желаю тебе удачи с твоей статьей, думаю, у тебя все получится! P.S. Ты спрашивал, зачем я этим занимаюсь. Ответ таков: я люблю трахаться и получать за это деньги. P.P.S. Обязательно сходи за меня на экскурсию в особняк Питток. Целую! Твой Натан». И отпечаток красных губ на бумаге.

Тони походил какое-то время по номеру, гневно размышляя и вспоминая их вчерашний день. Нэнси притворялся, он все это время притворялся. И даже когда стонал под Тони о том, что мечтал и думал – он и тогда врал, мерзкий, продажный, повернутый на всю голову п*дорас! Вполне могло быть, что, когда Тони заснул, он мгновенно оделся, собрал вещички и отправился дальше торговать своей тощей белой задницей, ведь «Сан-Франциско – золотая жила»!

Любит трахаться и получать за это деньги. Зачем тогда вообще нужно было плести всю эту ужасную историю с якудза, с чайным домиком? Зачем нужно было строить из всего такую загадочную тайну? Для чего? Чтобы затащить его в соседний штат и ободрать до нитки? Зачем столько сложностей – он вполне мог просто отсосать Тони за свои жалкие несколько долларов прямо посреди пустыни. Что ему было нужно?!

Тони оделся, собрал свои немногочисленные вещи, спустился в холл. Потребовал телефон. Набрал номер. Пока ждал ответа, чуть не разбил на куски стоящую рядом пепельницу. Ярость порола его разгоряченной розгой.

– Да, алло, привет, – хмуро сказал он, услышав голос в трубке, – Да, в командировке все еще… Нет, теперь в Сан-Франциско. Да, представь себе.

Он помолчал, слушая мужской голос, неторопливо выговаривавший ему что-то о дрянной и низкооплачиваемой работе в газете. Затем, вздохнув пару раз, чтобы успокоиться, сказал:

– Мне нужны еще деньги, переведешь?

– Энтони, ты меня прямо поражаешь, – рассмеялся на том конце провода мужчина, – Дай-ка напомню тебе декабрь 1985 года. Рождественский сочельник, вся семья в сборе. Я прошу тебя поделиться своими планами на грядущий год. Ты встаешь и говоришь: «я решил работать в газете. Заработаю все сам. И мне не нужны твои подачки». Припоминаешь такое, дорогой?

Тони сжал переносицу в пальцах, закрыл глаза, стараясь сохранять самообладание, которого становилось все меньше и меньше. Выговорил дрожащим от напряжения голосом:

– Папа. Здесь… особый случай.

– О, конечно, я и не думал иначе, – отец саркастично хмыкнул, – У тебя всегда есть особые случаи, чтобы нарушить данное слово.

Они помолчали. Наконец, отец спросил:

– Сколько на этот раз?

– Сотню… мне нужна сотня баксов. На обратную дорогу. И все такое…

Отец присвистнул.

– Разве расходы на перемещение не должна брать на себя газета?

Тони молчал, зная, что деньги на обратный путь домой уже давно были потрачены на развлечение под названием «Свози супер-дорогую шлюху в Сан-Франциско и останься с двадцаткой в кармане».

– Ладно, – отец вздохнул, – Милена перечислит тебе на счет сегодня. Сегодня-завтра должны поступить. Когда ты окажешься в Портленде?

Тони прикинул.

– Завтра к вечеру должен приехать.

– Загляни домой. Хотя бы повидаешься с матерью. Она скучает, ты же знаешь.

– Хорошо, пап. Я заеду.

– Чудно. Пока.

Тони с силой вжал трубку в рычаг, когда разговор завершился. Он уже дважды обратился к отцу за помощью, уже дважды нарушил свои принципы, и все из-за этого чертового Нэнси. Как можно было быть таким наивным?.. Неужели с самого начала не было понятно, что он за тип? И ведь повелся же на него. Чего он ждал? Таскался за ним все это время, хотя можно было вернуться домой уже в начале этой недели. Сидел бы сейчас в редакции, получал хвалебные оды за свою статью!..