Корабль завибрировал. Воздух наполнился тяжелым гулом, резонирующим в челюстях.

Это Дик еще успел ощутить – и тут его глазные яблоки выскочили из черепа, точно сгустки заплесневелого желе. Больше он ничего уже не видел.

Господь, помнишь наш уговор? Помоги хоть самую малость.

Он сидел посреди шестиугольной комнаты с наклонным полом, вытянув перед собой покореженную (это, пожалуй, самое верное слово) ногу. Рядом из отверстия в полу тянулся толстенный кабель.

Подсобил бы немного. Ну ты прав, что со мной возиться, я расходный материал. Подстрелил жену, подстрелил друга, лучшего друга в моей жизни. Вечно я все порчу. И ты скажешь, что я – неудачник, да не абы какой, а новой и улучшенной модификации, и будешь прав. Но, господи, если б ты знал, как мне сейчас нужна помощь.

Помощь бы ему не помешала, и это без преувеличения. И самой малостью тут не обойдешься. Основной, толстый кабель разветвлялся на целых восемь проводов потоньше, и провода эти оканчивались не просто затычкой, а гарнитурой на оба уха. И если в сарае Бобби он, образно говоря, сыграл в русскую рулетку, то здесь попал в еще более серьезную переделку. С таким же успехом можно было сунуть голову в жерло пушки и попросить кого-нибудь дернуть за шнур.

Но делать нечего, надо решаться.

Вытащив из кучи пару наушников, он заметил, как странно прогнута перемычка над теменем в центре. Сработано под инопланетный череп. Перевел взгляд в дальний угол, где валялись скрученные высохшие тела.

Ну и названьице, «томминокеры». Но как бы там ни было, даже такого они не заслуживают. Дикари из космоса, троглодиты. Вот они кто. Понаделали механизмов, управляют ими своими когтистыми лапами и даже не пытаются разобраться, чего насобирали. На ногах – крючья, словно шпоры у бойцового петуха. Этот корабль – раковая опухоль, и надо срочно избавить от него Землю.

Господь, сделай так, чтобы я оказался прав.

Можно ли подключиться сразу ко всем? Вот это вопрос на миллион. Если «обращение» – закрытый процесс без обратной связи и корабль попросту испускает в атмосферу какие-то продукты распада, тогда это точно не вариант. Если же допустить, что объект вступает в контакт с окружающей средой – как раз к этой идее Гарденер и склонялся, – то корабль «питает» людей, способствуя их «обращению», и получает что-то взамен. Что именно? Они тоже «питают» его, помогая ему ожить, восстать из мертвых, воскреснуть – нет, слишком патетично и возвышенно для такого обмена. Если Гард окажется прав, то такому партеногенезу место на ярмарке уродов, под пестрыми зазывающими флажками и гирляндами, ну или в желтых газетенках, а не в мифах и религиозных вероучениях. Это рабская система, и пусть она катится ко всем чертям.

Господи, пожалуйста. Подсоби, молю. Ты мне нужен как никогда.

Гарденер неторопливо возложил на себя венец – наушники.

Это произошло мгновенно. На этот раз он не испытывал боли. Просто вокруг все озарилось небывалым белым сиянием. Лампы вспыхнули на полную мощность. Одна стена вновь превратилась в окно, показав небо в дыму и верхушки деревьев. Тут исчезла другая стена, третья, четвертая, и вот уже Гард парит в невесомости, словно в космосе, а над головой – лишь дым, застилающий небеса, да траншея, с обеих сторон укутанная серебристой сеткой. Отсюда открывался полный обзор, на все триста шестьдесят градусов. Корабля будто не существовало.

Двигатели врубались один за одним, разгоняясь на полную мощность.

Где-то зазвенел колокол. С мощным гулом включались реле, одно, другое; задрожала под ногами металлическая палуба.

На Гарденера нахлынуло чувство невероятной мощи. Казалось, Миссисипи вышла из берегов и несется через его голову смертоносным потоком. Понятно, что он этого не выдержит, но теперь уже наплевать.

Я подключил их всех, пронеслась зыбкая мысль. Господи боже, спасибо, спасибо тебе! Получилось!

Корабль задрожал, завибрировал. Затрясся в мучительных спазмах. Время пришло.

Оскалив оставшиеся зубы, Гарденер напряг все силы.

Подключения никто не миновал. Правда, кое-кому досталось больше других. Дик Эллисон не выжил, ибо пребывал на более продвинутом этапе эволюции. Не посчастливилось и четырем десяткам наблюдателей за внешними границами, которые в ту пору находились в городе. Все они были связаны в единый узел; к нему в первую очередь и подключился корабль, опустошив их напрочь.

Истекая кровью, которая вдруг стала сочиться из глаз и носа, они разом осели на землю и умерли, как только корабль начисто высосал их мозги.

К тем, кто находился на вырубке, корабль тоже подключился. Несколько томминокеров преклонного возраста не выдержали нагрузки. Остальные – кто упал на колени, кто лежал плашмя по всему периметру вырубки. От невыносимой боли они едва не теряли сознание. Некоторые понимали, что пожар приближается. Ветер с новой силой раздувал пламя, оно распространялось в форме веера. И вот уже на просеку повалил дым, густой – не продохнуть. Огонь трещал и гудел.

Пора, подумал Гарденер.

В голове что-то сдвинулось. Скользнуло, зацепилось, сорвалось, снова зацепилось, теперь уже намертво. Невидимый рычаг в коробке передач. Было больно, хотя и терпимо.

«Они – там, внизу, – вот кто испытывает сейчас настоящие муки», – пронеслась мысль.

Стены траншеи дрогнули. Самую малость. Еще немного, еще. Раздался жесткий скрипучий писк.

Гарденер напрягся, сдвинув брови, зажмурив глаза.

Серебристая сетка медленно, но верно поползла вниз. Конечно, сама сетка оставалась на месте – то была лишь иллюзия. Двигался корабль. Со скрипом и скрежетом он протискивался сквозь твердую породу, что так долго удерживала его в своих каменных объятиях.

«Мы поднимаемся, леди и джентльмены, – пронеслась бессвязная мысль. – Женское белье, трикотаж, все для шитья, и не забудьте посетить наш зоомагазин».

Теперь корабль двигался быстрее. Стены траншеи уходили вниз. Неба над головой становилось все больше. В этом тяжелом свинцовом небе порхали искры, как крохотные горящие птахи.

Радость била через край.

Гарденер вспомнил метро. Как поезд отходит от станции, набирает скорость, и вот уже кафельные стены начинают раскручиваться назад, как рулон перфоленты в механическом пианино. Справа налево бегут афиши и рекламные слоганы: «Энни», «Кордебалет», «Наши времена требуют “Таймс”», «Прикоснись к бархату» – и тут же тьма, и ты мчишься, а мимо проносятся черные стены.

Да, я поднимаюсь, поднимаюсь! Да, да!

Он чуть не оглох и заорал от боли, когда в голове трижды звякнул клаксон. Колени оросило кровью. Корабль дрожал и трясся и с визгом проталкивался, пытаясь вытащить свое тело из подземного каменного склепа. Он поднялся над землей в облаке густого дыма и душного полуденного марева. Полированный корпус выплывал из траншеи, становясь все больше и больше, поднимался выше – живая металлическая стена. И если бы кто-то созерцал это величественное и безумное зрелище вблизи, он бы подумал, что сама земля порождает из своего чрева гору нержавеющей стали или выстреливает в небо гигантской титановой стеной.

На глазах разрастались вширь серебристые бока корабля, пока не достигли краев траншеи – тех самых, что Гард с Бобби продолбили тупыми орудиями, как двое полудурков, решивших сделать кесарево сечение.

Все выше и выше поднимался корабль. Вокруг стоял визг и скрежет, стонала земля. Камни дымились от трения, в воздух вздымалась пыль. С близкого расстояния по-прежнему казалось, что в небо восходит гора или стена, но если смотреть с края вырубки, было видно, что из-под земли появляется нечто идеально круглое: титанического размера блюдце. Сам корабль не издавал шума, но всю поляну наполнял оглушительный рев дробящегося камня. Объект поднимался вверх и ширился, распирая границы траншеи и заслоняя собой дневное солнце. И горящий лес, и вырубка – все было накрыто его гигантской тенью.