«Где Бобби?»

«С ней случился солнечный удар».

Странный такой солнечный удар – полно кровищи, блузка вымокла насквозь. Гарденер давно питал нездоровый интерес к огнестрельному оружию и к тому, какой вред оно может причинить человеческому телу. И знал: если бы в Бобби попали из той здоровущей пушки, которую он теперь носил за поясом, то она бы не выжила – пусть даже ее мгновенно доставили бы в больницу, специализирующуюся на огнестрельных ранениях. Она бы в любом случае умерла.

«Поломанный вдребезги и в дребедень, в сарае поправился я через день».

Не для него. Старый душ приготовили не для него (у Гарденера было чувство, что от него избавятся быстро и окончательно). Нет, этот резервуар – для Бобби.

Ее приволокли сюда, а потом – что потом?

А потом подключили к питанию, что ж еще… Энн на ту пору не было в сарае, только Питер и старик Хиллман.

Он уронил блузку, заставил себя вновь взять ее в руки и положить на место, поверх юбки. Неясно было, насколько они забывают о внешнем мире, когда попадают сюда, – но ни к чему искушать судьбу.

Гард посмотрел на отверстия на задней стенке, на болтающиеся провода и стальные штекеры.

Зеленый свет начал пульсировать быстрее и ярче. Гард обернулся. Энн смотрела на него широко раскрытыми глазами. Короткие волосы парили вокруг ее головы. В глазах по-прежнему была бесконечная ненависть, но теперь смешанная с ужасом и растущей отчужденностью.

Изо рта вырвалась россыпь пузырьков.

Страшный крик взорвался в голове Гарда – то ли мысль, то ли звук.

Она орала.

Гарденер кинулся прочь.

Человек, испытавший неподдельный страх, теряет всякую возможность связно мыслить. В кровеносное русло впрыскиваются сильнодействующие вещества, щедро поставляемые эндокринными железами, сокращаются мускулы, ускоряется сердцебиение. Не помня себя от страха, на трясущихся ногах Гард выскочил из сарая Бобби Андерсон. Выглядел он как сущий идиот: бессмысленный взгляд, рот открыт, язык высунут. Живот подвело, он готов был наделать в штаны.

В воображении, подобно дискотечным огням, вспыхивали увиденные образы. Подвешенные на крюках тела напоминали насаженных на иглы насекомых, от скуки убитых злыми детьми. Беспокойно движущиеся лапы Питера. Перепачканная кровью простреленная блуза. Допотопная «стиралка» с бумерангом антенны. Но самым ужасным был пронзительный крик Энн, вырвавшийся из ее рта вместе с россыпью пузырьков и эхом отозвавшийся в его голове.

Пробравшись в дом, он побежал в уборную, рухнул на колени перед унитазом и попытался очистить желудок. Так хотелось извергнуть из себя все ужасы последних минут. Но его не рвало. Тщетно Гард рисовал в своем воображении омерзительные картины: кишащие опарышами хот-доги, пиццу в зеленой дымке плесени, розовый ситро с комками волос. Пришлось прибегнуть к старому доброму приему – два пальца в рот. Но и это не помогло. Он добился лишь пустой болезненной отрыжки.

Если меня не вырвет, я двинусь рассудком.

Двигайся сколько хочешь, только сначала сделай что должен. До тех пор уж продержись как-нибудь. Да, кстати, Гард, у тебя еще остались сомнения в том, что нужно предпринять?

Да какие уж тут сомнения. Питер, загребающий лапами во сне, был чрезвычайно убедителен, и струйка пузырьков изо рта Энн. Гард поражался: как мог он так долго сомневаться пред лицом этой силы, столь очевидно темной и порочной?

Да потому что ты был не в себе. Гард кивнул. Так и есть. Тут не нужны объяснения. Он спятил и пребывал в таком состоянии целый месяц. Ну а теперь очнулся и пришел в себя. Как говорится, лучше поздно, чем никогда.

Этот звук. Склиссс-склиссс-склиссс.

И запах. Приторный мясной дух. Запах сырой телятины, стухшей в молоке.

Живот подвело. Горло обожгло едкой отрыжкой. Гарденер застонал.

И тут вновь его посетила одна идея, и он ухватился за нее. Да, можно будет остановить все это – ну или, по крайней мере, заморозить надолго. Если сработает.

Придется тебе забыть о судьбах мира и минутной стрелке на часах Судного дня.

Он вновь подумал о Тэде Ядерной Шишке, о том, как безумные военные организации, ошалев от жадности, сбагривают друг другу все более и более совершенные виды оружия, и в эту минуту вся яростная злость, что скопилась внутри, вырвалась наружу, в последний раз попытавшись одержать верх над рассудком.

Уймись уже, сказал ей Гарденер.

Он зашел в гостевую спальню, стянул рубашку и посмотрел в окно. У леса мелькали огоньки. Стемнело, и они возвращались. Возможно, зайдут в сарай и проведут небольшой сеанс. Встреча друзей среди душевых кабинок в зеленом сиянии изувеченных умов.

Приятных посиделок, подумал Гарденер. Сунул «кольт» под матрац в изножье кровати и расстегнул ремень. Может, в последний раз, так что…

Ненароком взглянул на рубашку – и обомлел. Из кармана торчала железная дужка. Замок, черт возьми. Это замок от сарая.

На миг, чудовищно долгий миг, Гард оцепенел. Ужас наполнил сердце. Казалось, он попал в какую-то кошмарную сказку. Как безучастному зрителю, напуганному донельзя, ему оставалось смотреть на эти медленно движущиеся по тропинке огни. Еще чуть-чуть – и они окажутся у сада, минуют его, пересекут двор и приблизятся к сараю. Увидят дверь без замка, а потом войдут в дом, и дальше одно из двух. Либо Джима Гарденера убьют, либо разберут на атомы и отправят в неведомую дыру, на Альтаир-4.

Но вот истошным криком прорвалась первая связная мысль: беги! Убирайся отсюда!

Дальше дрожащей походкой на сцену ступил здравый смысл: поставь щит. Если тебе когда и удавался этот фокус, действуй сейчас.

Он стоял, голый по пояс, со спущенными штанами и расстегнутым ремнем, и ошарашенно глазел на замок, торчащий из кармана рубашки.

Беги туда и верни его на место, БЫСТРО!

Нет. Слишком поздно. Я не успею. Они уже в саду.

Успеешь. Еще есть время. Ноги в руки и вперед!

Последним усилием воли он сбросил оцепенение, нагнулся, схватил замок с торчащим из него ключом и помчался, застегивая штаны на ходу. Выскочил через заднюю дверь, замер на миг и, когда последние два фонаря скрылись в саду, побежал к сараю.

Словно издалека до него доносились приглушенные мысленные голоса, исполненные суеверного трепета и ликования.

Он поставил щит.

Дверь в сарай была приоткрыта, из проема выбивался клин зеленого света.

«Господи, Гард, как можно быть таким недотепой?» – негодовал возмущенный рассудок, хотя в его оплошности и не было ничего сверхъестественного: как тут не забыть о замке, если ты только что видел двух людей на штырях с торчащими из головы проводами.

Они уже в саду – слышно, как шуршат гигантские стебли несъедобной кукурузы.

Он потянулся к щеколде и тут вдруг вспомнил, что машинально защелкнул замок, когда запихивал его в карман. Рука дернулась, Гард уронил замок. Тот глухо шлепнулся о землю.

Гард шарил по траве рукой – все, вот он. Нашелся. Обронил как раз возле узкого клина пульсирующего света. Замок-то на месте, да в нем нет ключа – тот вывалился при падении.

Боже-боже-боже, рыдал рассудок. Гарда прошиб холодный пот. Волосы лезли в глаза. Должно быть, он сейчас вонял, как обезьяна.

Уже громче шуршали стебли и листья. Кто-то тихо рассмеялся, до ужаса близко. Еще несколько секунд – и они выйдут из зарослей. Гард рухнул на четвереньки, схватил замок и принялся шарить руками в траве в поисках ключа.

Ну где ты, гад, ну где ты? Где же ты, гадина? Гаденыш такой! Ну где, где?

Он отдавал себе отчет, что даже сейчас машинально накинул на мысли экран. Действует ли он, Гард не имел понятия. И если он не найдет ключ, то какая вообще-то разница, так ведь?

Чуть поодаль от того места, где он шарил, блеснуло на земле что-то матовое – ключ отлетел гораздо дальше, чем он думал. Просто повезло, что попался на глаза; слепой случай сродни тому, как Бобби споткнулась о выступающий из-под земли край корабля.