— Ты сама не выберешься, тут скользко, а я не хочу опять оказаться мокрым, как только высохну, — спокойно и вполне понятно объяснил Эргет.

Вот только я не могла!

Я вся, от кончиков пальцев, до самой макушки, пылала от одной только мысли, что обнаженный колдун будет помогать выбраться из воды голой мне.

— Нам все равно нечем вытереться. Все грязное, — напомнила я совершенно очевидное.

— Есть пара портянок. Чистых. Если не побрезгуешь, можно вытереть твои волосы, — произнес Эргет волшебные слова, от чего я резко распахнула глаза, уставившись на мужчину.

Успев одним быстрым взглядом рассмотреть все, я только открывала и закрывала рот, стараясь больше не отводить взгляд от черных, смеющихся глаз. — Руки давай. И ногой упрись, когда поднимать стану.

Не пряча улыбки, произнес колдун. Поочередно отцепившись от края каменной чаши, я протянула сперва одну ладонь, а затем и вторую, уцепившись за шершавые пальцы мужчины. Колдун медленно потянул вверх, а через какое-то мгновение, после резкого рывка, я оказалась вновь прижата к твердому телу, совсем лишившись дыхания.

— Ты так реагируешь, что я не могу перестать тебя дразнить, моя Серебряная Лисица, — вдруг произнес Эргет, пробежав ладонью по спине вверх, к лопаткам а затем вниз, прижимая к себе теснее, заставляя меня дрожать. Сухие, шершавые от ветра, губы поймали мой взволнованный тихий вскрик, не давая вздохнуть.

Уцепившись за широкие плечи, за узловатые мышцы, я почувствовала как ослабели ноги, не желая больше держать.

Отстранившись, не давая мне упасть, Эргет с улыбкой покачал головой.

— Нужно надеть на тебя хоть что-то, иначе мы так и останемся голодными.

— Но я не хочу есть, — тихо, не веря самой себе, произнесла я, все еще цепляясь за крепкие плечи илбэчина.

Темные глаза вдруг наполнились искрами, что я уже видела когда-то, а сам колдун глубоко и медленно вдохнул.

— МенгеУнэг, — пальцы на талии сжались сильнее, стягивая кожу. Не больно, но так, что меня всю передернуло. Словно молния все еще блуждала под кожей. — МенгеУнэг, МенгеУнэг…..

Меня резко подхватили на руки, заставив судорожно уцепиться за шею мужчины и сжать ноги, пытаясь хоть частично прикрыть наготу. Легко и быстро, словно я ничего не весила, а под ногами не было россыпей камней, Эргет шел куда-то дальше, в самую глубь пещеры, где темнота сгущалась. Завернув за природную колонну, колдун остановился.

— Все гадал, для чего боги создали это место, — пробормотал илбэчин, ставя меня на ноги.

Ступни утонули в чем-то прохладном, но мягком и упругом, как руно. И в темноте, словно обнимая ноги, слабо замерцало голубым, заставив переступить. Я пыталась отойти с светящегося места, пока не сообразила, что светы вызывает именно мое движение.

— Что? Что это? — голос прозвучал приглушенно. Не зная, пугаться или все же насладиться необычным явлением, я крепче уцепилась в руку Эргета, стараясь наполниться частью его смелости.

— Мох. Мой старый учитель может наполнять его светом так, что тот горит ярче факелов, но не обжигает. Мне такое умение недоступно, так что я считал бесполезным подобное место. Есть его тоже нельзя, — Как бы между прочим, добавил колдун, медленно поглаживая мою спину. Я была так увлечена игрой света, слабой, и необычной, казавшейся просто игрой воображения, что и не сразу заметила эти мягкие, волнующие прикосновения. — Но теперь я понял, для чего хитрые боги сотворили все это.

— И для чего? — темнота, разбавляемая слабым свечением кристалла, что едва долетало до этого места, и мягкими вспышками, возникающими при каждом движении ноги, позволяли сосредоточиться на ощущениях и не так нервничать из-за отсутствия одежды.

— Мужчина может спать и на голой земле, — фыркнул Эргет, удивляя меня непривычной говорливостью. Теплое дыхание коснулось шеи. Продрогшая, влажная от волос, кожа в одного мгновение покрылась мурашками, — но не один степняк не станет ласкать свою женщину на голом полу пещеры.

Я приоткрыла рот, тихо выдохнув. Все возражения, возмущения и стеснения выбило из головы. Шевельнув пальцами, посмотрев, как возникают и затухают искры, растворяясь в ощущениях, вдруг поймала все же какую-то неприятную мысль:

— Разве в такой растительности не живут какие-нибудь скорпионы? Или гигантские муравьи.

Я кожей почувствовала, как губы колдуна, все еще прижатые к моей коже, растянулись в улыбке.

— Это не простые пещеры. Здесь никто не водится. Кроме илбэчинов, — крепкие руки, уже не сдерживаясь, обвили меня, прижимая все сильнее. А в голосе проскользнуло озорство, — голодные, страстные илбэчины, что заманивают доверчивых дев в свои объятия.

А дальше потерялась в ощущениях, в этом полумраке, вспыхивающем искрами. В этом мхе, что щекотал кожу, и наглых, шершавых пальцах, что старались изучить каждый изгиб моего тела, доводя до полуобморочного состояния. Губы, которые дразнили, чередуя нежные поцелуи с легки прихватываньями кожи, от которых из горла вырывались тихие вскрики.

Никогда не думая, что легкое касание может вылиться в настоящий звездопад перед глазами. Что легкая жесткость прикосновений может вызывать не протест, а желание наоборот, расслабиться и подчиниться. Вскрикивая, не в состоянии поймать дыхание, теряя себя, я совсем растворилась в ощущениях, почувствовав себя снопом искр, что, бывают, вспыхивают в костре, разлетаясь и достигая самого неба.

Эргет уснул, согревая меня своим теплом, я же, не смотря на усталость и события этого длинного дня, все лежала, вглядываясь в полумрак. Тяжелая рука, перекинутая через меня, давало ощущение защиты и спокойствия. Даже не смотря на ситуацию с Дармешем, мне нравилась жизнь в степи. Простая, понятная. Она была куда чище, чем то, что в горах.

Перевернувшись, от чего колдун недовольно выдохнул, сильнее притягивая к себе рукой, я прижала свою ладонь к шрамам, змеящимся по груди мужчины. Все же, приехал. Вернул.

Пальцы пробежали по горячей коже. С таким мужчиной не замерзнешь и в суровые зимы. Губы растянулись в улыбке. Пусть я не позволяла страху и неуверенности пробраться на поверхность, в глубине уши я не была до конца уверена, увижу ли еще когда-нибудь этого кочевника, что когда-то, кажется в прошлой жизни, уже однажды спас меня. Но в то же время вспомнились и слова, сказанные Эргетом: хорошая жена — большая ценность.

Я, конечно, пока еще не жена, но до этого не долго осталось.

Пролежав еще немного, чувствуя, что сон так и не собирается ловить меня в свои сети, осторожно выбралась из объятий колдуна, чудом не разбудив Эргета. Но, видно илбэчин так устал, что даже обрушься скала нам на головы — не уверена, что проснется. Ежась, стараясь аккуратно ступать по мелким камушкам, морщась то неприятных ощущений, вышла к воде. На валунах, там же где Эргет ее оставил, лежала чистая одежда.

Чувствуя себя неуютно и уязвимо, быстрее натянула на тело обещанную рубаху, которая достала почти до колен, и осмотрела нашу стоянку. Свалка из грязной одежды, упряжь с седлом, сумки… а чуть дальше, у стены, завалившись на бок, спал Конь. Чаще всего лошади в степи спали стоя, а этот храпел, вполне вольготно устроившись и изркедка подергивая копытом.

Посчитав это смешным, я тихо фыркнула, и подняла свое платье. Кое-где изодранное, оно все же было еще в достаточно приличном состоянии, чтобы добраться до улуса. В былые годы, я иногда обходилась одеждой в куда более плачевном виде. Подобрав нижние тонкие штаны и белье, я выбрала место, где было больше чистого песка и принялась чистить одежду. Комья грязи, налипшие, когда я упала, легко отошли от ткани, пропитанной жиром, но с бельем такой фокус не пройдет. Разложив вычищенное платье и одежду Эргета на камнях, чтобы она просохла после дождя, я подошла к воде. У меня не было ничего подходящего, чем можно умилостивить духов этого места, но ходить в грязном белье, после стольких месяцев жизни в степи привыкнув к хорошему, я просто не могла.