Пробормотав короткое обращение к духам, я все же стянула один из серебряных браслетов, что мне подарила хатагтай Галуу, и положила в основании чаши, куда стекала вода, надеясь, что это позволит избежать гнева потусторонних сил. Набрав в ладони немного воды, плеснула на белье, ожидая, пока ткань впитает ее. Гладкий шелк, темнее, быстро втягивал воду. Кажется, это все же не так страшно и я не обидела духов своей выходкой.

Осторожно натирая одежду песком, надеясь, что мне удастся добиться относительной чистоты, с улыбкой вспомнила, какое удивление этот процесс вызвал у меня в первый раз. То, что степняки вовсе не стирали верхнюю одежду если в этом не было совсем уж крайней необходимости, удивило не так сильно, как использование песка и «сухая» стирка.

ДуЧимэ довольно долго объясняла мне, что вод в степи слишком ценна, чтобы кто-то осмелился стирать одежду в реке. Кафтаны и те халаты, что предназначались для холодной погоды, смазывали жиром, чтобы те не пропускали влагу и ветер. Неприятный запах выветривался на третий день, а одежда служила гораздо дольше. Нижнюю же одежду стирали в деревянной кадке после купания, которое полагалось только после далекого опасного путешествия. Или после рождения ребенка. В остальное время кочевники обходились обтиранием влажной тряпкой.

Первое время это для меня было странным куда больше, чем привычка деревенских людей вовсе не мыться годами и не стирать одежды. Но это было раньше. Теперь же, после трех с половиной лун, проведенных в улусе, это казалось очень разумным. Как и то, что степняки никогда не пили воду из ручья или источника.

Поймав эту мысль, я посмотрела на ту влагу, что стекала по стенам пещеры. Своими глазами видела, как Эргет набирает ее в мешок. Нужно будет спросить у колдуна.

Выстирав белье, которое, пусть и не было идеально чистым, но уже не вызывало чувство отвращения, я направилась к сумкам Эргета, посмотреть, что у нас есть из еды, и что с этим можно поделать. Но стоило засунуть ладонь внутрь, как там что-то зашевелилось, заставив меня отскочить на добрый десяток шагов и грохнуться на пол, весьма ощутимо приложившись мягким местом о какой-то камень. Пока я, несколько растеряно размышляла на тему, приложить ли сумку тем же камнем, или все же сперва посмотреть, из нее высунулся довольно знакомый розовый нос с растопыренными усами. А затем появился и мой маленький дружок целиком.

— Цадах! — радостно вскрикнув, я подхватила зверька на руки, умиленно поглаживая притихшего духа. Тушканчик только подергивал хвостом, сидя совершенно неподвижно, но не выглядел испуганным, позволяя мне вдоволь почесать его за ушами. — Ты мой храбрый зверь! Мой спаситель! Что бы я без тебя делала?

Мое умиленное воркование прервал знакомый смешок. Подняв глаза, увидела встрепанного, сонного Эргета, остановившегося в паре шагов от нас.

— Ты же знаешь, что это не простой зверь? — как бы между прочим, уточнил колдун, направляясь к воде, совершенно не стесняясь своей наготы. Глотнув немного, Эргет повернулся, широко зевнув и продолжив, — Знаешь, что это воплощенный дух? И, при том, не самый добрый.

Я внимательно посмотрела на мохнатый комок, замерший в моих ладонях. Казалось Цадах в испуге затаился, боясь даже дышать в ожидании моего ответа.

— Знаю. Ты тоже не самый добрый на свете, но ты мой илбэчин. Как и Цадах — мой друг, — тепло улыбнувшись этому существу, кем бы он там ни был, я продолжила поглаживать мягкую, кое-где измазанную шерсть. Услышав еще один смешок со стороны колдуна, я продолжила ворковать со своим ушастым приятелем. — Кто меня не бросил? Кто пришел спасать МенгеУнэг? Цадах пришел. И Эргет пришел. Вы мои хорошие, вы мои славные…

Громкий хохот илбэчина заставил подпрыгнуть и недовольно покоситься в сторону мужчины. Эргет уже натянул чистые штаны, перестав демонстрировать свой, на удивление, круглы зад, и закидывал в мешок с водой шарики курута. Творог должен был размокнуть в воде и тогда вода станет не питьем, а очень питательной едой.

— Если я кому-то в улусе скажу, что ты так разговариваешь с духами, тебя станут боятся.

— А ты никому не говори, — пожала плечом я, не видя в этом какой-то странности. Выпустив из рку зверька, который стал трепыхаться, я проследила за действиями Эргета. — Почему курут в сырую воду кидаешь? От нее не заболеешь?

— Нет, вода идет через скалы. Там очищается. Это не река, в которой могут и мертвые животные быть, и водяные черви (рыбы) плавают. Огонь мы здесь не разожжем, так что мясо сварить не получится, а вот через пару часов поедим похлебку из творога. Всяко, не на голодный желудок. А пока можешь кумыса глотнуть. Хотя его осталось не много.

Порезанное тонкими ломтями мясо, что высушивали на ветру до каменной твердости, а иногда и перемолотое в муку, было еще одним из продуктов, что помогали воинам Орды перемещаться так далеко и быстро. Подобный запас весил очень мало, и почти не занимал места, но стоило бросить ломти мяса в крепко заваренный зеленый чай, добавить масло или молоко, как появлялась очень сытная еда. Но без огня этого не приготовить.

Я кивнула, принимая объяснение. Посмотрев на мужчину, отметила темные круги под глазами и в целом утомленный вид. Эргет явно отдохнул не достаточно.

— Я тебя разбудила?

— Нет, — покачав головой, колдун бросил один из сухих творожных шариков Цадаху, который принялся его тут же усиленно грызть, — меня разбудила жажда. Так бывает после грозы. Но я возвращаюсь обратно. И тебе советую. Дорога в улус не близкая, и такого удобного места может еще долго нам не представиться.

— Иди, я скоро, — кивнула, а затем сделала глоток кумыса. Теплый, острый и сладковатый вкус скользнул по горлу, наполняя желудок. Голова почти мгновенно показалась легкой, как руно. Позволив себе еще один глоток, плотно закрыв мешок, чтобы драгоценная жидкость не вылилась, я пошла за Эргетом. Стоило прилечь рядом, на блеснувший искрами мох, как меня тут же поймали крепкие руки, притягивая ближе. Устроив подбородок на моей макушке, колдун довольно вздохнул, а через несколько мгновений глубоко и размеренно задышал, погрузившись в сон. Я думала, что вновь буду крутиться, но кумыс и усталость сделали свое дело, и через несколько медленных вдохов, я погрузилась в спокойную темноту.

Дорога вышла длинной и утомительной. Он постоянной тряски в седле непривычное тело ныло и требовало остановиться, но я терпела, сжимая зубы, столько, сколько могла. Когда становилось совсем невыносимо, Эргет придерживал коня и мы какое-то время шли пешком. Первые шаги давались с трудом, не позволяя даже полностью распрямиться, но через какое-то время тело согревалось и переставало так болеть. Мы медленно брели по бескрайней степи.

— Как вы выдерживаете столько времени в седле, — тихо простонала я в очередной раз, когда мы остановились, спешиваясь. Казалось, что каждый кусочек моего несчастного тела готов вопить от боли. В повозке путешествовать для меня было на порядок легче, чем на спине Коня.

— Все от того, что мы на лошади с рождения, — поддерживая и помогая выпрямиться, ответил колдун. Большая ладонь прошлась по спине, растирая место, где было больнее всего. — Привычка вырабатывается годами. Когда Орда идет в поход, мы часто и вовсе не делаем остановок.

— Ох, — тихо простонала, медленно шагая в сторону заката. Боль отступала, но тело было деревянно-неподвижным, — не знаю, как вам это удается. Мы в пути только третий день, а я уже готова упасть прямо здесь и больше не вставать.

— Сегодня остановимся на ночлег, если хочешь. Но до улуса осталось не так и далеко. К середине ночи могли бы и добраться, — не утруждая себя держать коня под уздцы, предложил колдун.

Я посмотрела на небо, которое было еще слишком ярким, удерживая солнце прямо над головой, и печально вздохнула. К середине ночи — это означало, что вернуться в седло нужно как можно скорее. Но и ночевать в степи, под открытым небом мне не хотелось. Может, будь у нас хоть покрывало, а так мелкие камни и песок то и дело норовили пробраться под одежду, раздражая.