— Вы что, невеста адмирала Аурелия? — спросил коротко стриженый темноволосый мальчик. На лице у него было закреплено прозрачное приспособление для коррекции зрения, прародитель виртуальных очков. Конечно, они же не модифицируют себя даже на разрешенные три процента, нечем и некому.

Здравствуйте, и здесь фанат нашелся.

Присвоить себе Люца, особенно очнувшегося, оказалось так же трудно, как присвоить Малака. Подростки продолжали таращиться на нее, теперь с некоторым интересом. Вероятно, героический адмирал с движущегося плаката занимал их мысли чуть сильнее, чем какая-то неизвестная римская тетка.

— Я Электра Флавия. Адмирал Аурелий мой друг и возлюбленный.

— А…

Старшие девочки попытались взять ее в более тесное кольцо, боже мой, что им? Автограф? Подробности личной жизни? К счастью, Бека их остановила и они зашептались между собой.

— Подумаешь, адмирал Аурелий! Патрициям помогать! — в задних рядах произошла краткая стычка, Дариус прикрикнул.

Электра, пытаясь вернуть их внимание, ткнула пальцем в изрисованную стену.

— А что это значит? Я уже видела такой перечеркнутый круг.

Переглядки.

— Что здесь нельзя курить, — нахально ответил кудрявый блондин, отрицавший величие Аурелия. Явно претендовал на величие сам.

— Не скажете?

Бека замялась. Ей было уже неловко дерзить, какой-то контакт установился. И вообще — девочка чисто и правильно говорит, уверенно держится. Хорошо воспитана. Может быть, тоже учится в римском центре. Электра подбадривающе кивнула ей.

— Это часть нашей культурной идентичности и все тут. Ничего особенного. Пролий знак, — ответила она наконец. Слово «пролий» произнесла с вызовом, но громко и уверенно.

— Далеко вы заходите, чтобы его поставить! — Электра вспомнила отмеченную крышу многоэтажки. — Что же, спасибо за ответ.

— А… можно тоже вопрос? — темноволосый мальчик выступил вперед, поправил свои пра-очки. Электра отстраненно пыталась вспомнить точное слово, не заглядывая в базу. Вопрос она совершенно не хотела.

— Конечно.

— Война надолго? Это же война? Что с нами будет?

Она помолчала, обвела их взглядом. Сколько им? Двенадцать, тринадцать? Вон кто-то совсем маленький, пятилетка, держится за руку брата. Нельзя лгать людям, особенно детям.

— Война. Будем воевать.

Они снова обступили ее тесным кругом и загалдели, перебивая друг друга, обрушив на ее голову тысячу вопросов. Будут ли чаще запирать, урежут ли пайки, если что-то еще с неба упадет — опять будут сбрасывать на округа? Может, хотя бы в океан или пустыню? Кто-то с ужасной рассудительностью сказал:

— Ты что, мы же проходили в школе, что нельзя загрязнять окружающую среду. Разве римляне станут бросать что-то в океан.

О боги, они думают, что мы все контролируем, например, куда падают обломки кораблей. Что мы сделали это нарочно. И что чистота океанов нам важнее их жизней.

Электра отвечала и отвечала, и это было хуже, чем в сенате.

Хорошо, что это все-таки детвора, мелькнуло в голове. Были бы они постарше, лет шестнадцати-семнадцати, взяли бы обрезки водопроводных труб или что там на земле валяется, арматура, и сказали бы «проваливай», а то, глядишь, и отлупили бы. И где, кстати, семнадцатилетние? По домам? А как эти выбрались? И теперь бесконечно спрашивают, будто она может разогнать все их страхи. Зачем Калеб направил ее именно сюда, чтоб она своими глазами на них посмотрела? Устыдилась? Испугалась еще больше? Они не похожи на трудных асоциальных подростков, на диких зверьков — просто дети, самые обычные. Совсем мелкие при них, трех-четырехлетки, присматривают они что ли за сестрами и братьями? А родители их? Неужели сидят запертые, а детей упустили. Или сами живут где-то неучтенные, недоступные контролю великих алгоритмов. Чем же они тогда заняты, если отправили потомство погулять во время воздушной тревоги и конца света? Где прячутся от недреманого ока, пропади оно пропадом? Вот тебе, Конрад, твой план, вот тебе убежища, вот тебе организованная эвакуация, вот тебе задача с неопределенным количеством переменных, малолетних, в криво подрезанных штанах.

— Что ест на завтрак адмирал Аурелий? А как он планирует свои кампании?

Снова юный фанат. Как-как, лежит полудохлый, пока кругом все разваливается. Спроси чего полегче, мальчик.

Пришлось собраться с духом и отвечать на нескончаемый поток их вопросов, точно и понятно. Она что, первый взрослый, который решил с ними поговорить о происходящем? Вряд ли.

Первый римлянин.

Половину пришлось придумывать на ходу.

Что с нами будет. Что.

— А что эти синие, они людей едят? — это девочка, маленькая, не по-римски хрупкая блондинка. Перешептывания. — Мы ведь первые будем?

— Нет, не будете. Потому что мы их всех убьем, — решительно ответила Электра. — Я их убью. Вы в новостях видели, что я могу. Обещаю вам это.

Дети жадно слушали. Внимали. Верили?

— Понимаете, как мне важно сейчас найти его? Найти Малака. Даже если вы его не видели. У вас есть родители, а он ведь совсем один.

Малак знает, где я живу, адрес. Он сможет туда попасть, если захочет. Он сможет дать о себе знать, если захочет. Это хоть какая-то надежда.

— Я оставлю на стене послание. Но все же, если увидите, передайте ему, пожалуйста, что я его жду.

— С нами был юноша, похожий на того, которого вы описали, но он ушел, когда корабли начали падать, — Бека наконец решилась. — Темные длинные волосы, смуглый, невысокий. Не сказал, куда пойдет. Вы ему напишите на стене, он знает, что мы тут собираемся.

Она дала Электре красный маркер и кивнула на стенку, сплошь покрытую сообщениями.

— Мы вам зальем кусок белой краской, где старые надписи, там и напишите.

— Не надо, не замазывайте. Может быть, это представляет для кого-то ценность. Я поднимусь и сверху напишу, вон там.

Она показала вверх, где под самым полотном виадука тянулась широченная и ничем пока не исписанная балка.

— Как же вы туда подниметесь…?

Дариус вдруг резко втянул воздух. Бека, а за ней и остальные проследили его взгляд. На белом фоне четким контрастным шариком висел механический спутник Электры. Делал Антонию хорошую картинку.

— Все уходите. Немедленно, — юноша и голоса не повысил, но пусто сделалось в считанные секунды. Старшие похватали младших, никто даже не пискнул и не обернулся.

Остался Дариус и он смотрел на нее обвиняюще. Презрительно.

— Вот это вы умеете. Доверие подростков предавать. Использовали их — для рейтинга? Для развлечения? Здесь вам не зоопарк.

Электра почувствовала, что у нее горят щеки. Постояла, прислушиваясь к удаляющимся шагам своего проводника. Потом подняла с земли баллончик с краской, вспрыгнула на подножку флаера и заставила его медленно подняться вверх. Вовремя, как оказалось.

«Ты где?»

Она даже вздрогнула. Контакт Люция в чипе стал зеленым и активировался. Этого не должно было быть. Черт подери, Анаклет же обещал ей сутки, а не прошло еще и половины. Почему он позволил Люцию так быстро прийти в себя? Пришлось писать быстро, наспех. Баллончик шипел, краска едко пахла и пачкала руки. Буквы получались кривыми, зато огромными, каждая по полметра. Алые, они вопили с белой стены издалека.

МАЛАК, ВОЗВРАЩАЙСЯ.

***

«Ты где» — снова от Люция. Значит, может достаточно сосредоточиться, чтобы писать в чип.

Что последнее он мог вспомнить после пробуждения, думала Электра, свечкой поднимая шаттл вверх. Как меня уволакивают легионеры, а я бьюсь в руках Фулька? Как воздух утекает из пробоины? Помнит ли он хоть что-то? Отложилось ли в его сознании краткое полупробуждение вчера? Наверное и слабость, и мысли собрать тяжело — но ведь живой. Как хорошо, что живой. Наверное, проснулся в этой своей открытой капсуле, под термоодеялом, под капельницами — приборы, медицинские запахи, антисептическое поле радугой. Один. Не должна ли я была быть с ним неотлучно. Нет, Анаклет сказал, что я там пока не нужна. Выставил, обещав сутки — и где они, эти сутки? Прошло только семь часов. А праздно проводить время в ожидании — недопустимая роскошь.