«Как будто смотришь в бездонный колодец, в котором гулким эхом отражаются твои собственные мысли, – подумал Итан. – Весь свет, который попадает туда, идёт через тебя, но внутри него темнота и безнадёжная, удушающая тишина».

Итан слегка повёл головой, сбрасывая некоторое оцепенение, и ещё раз окинул взглядом стеклянный куб.

– R-0, вызовите команду экспертов, – голос Итана был холоден, – пусть проанализируют каждую молекулу в этом помещении. От этих, – он презрительно повёл головой в сторону двух молчаливо уткнувших взгляды в пол индивидов, – ничего интересного ждать не приходится.

– Индивид Гудроу, – Итан обратился к руководителю ячейки, – вам надлежит в течение двадцати четырёх часов представить подробный отчёт о деятельности подконтрольного вам индивида Анны Рауш за последние три декады.

– Индивид Анна Рауш. – Личность повернулась вполоборота к двери, возле которой, не проронив ни слова с самого выхода из школы, стояла девушка. – У вас есть шанс облегчить вашу участь чистосердечным признанием, вы не желаете избавить нас всех от этой бессмысленной траты времени? – чётким голосом, чеканя каждое слово, задал свой вопрос Итан.

– Нет, личность. Как я могу чистосердечно признаться в чём-то тем, кто не понимает значения слова «чистосердечный» и у кого вместо сердца нейроинтерфейс? – не поднимая взгляда, тихо, но твёрдо произнесла Анна.

Итан пристально посмотрел на девушку, и во взгляде отчётливо промелькнули разряды молнии и грянули первые раскаты грома, хотя на лице его не дрогнул ни один мускул.

– Должен ли я, – голос Итана не выражал ровным счётом ничего, хотя внутри его раздражение достигло пика, – считать, индивид, ваши слова обвинением в субъективности или же проявлением недопустимых эмоций? – задал вопрос Итан, направив пронзительный взгляд своих чёрных глаз на Анну.

– Отнюдь, хранитель. – Анна подняла, наконец, свои глаза, в которых не было ни тени страха или смирения. Её грудь быстро вздымалась и опускалась, свидетельствуя об учащённом дыхании. – Считайте мои слова высокой оценкой вашей объективности и профессионализма, хранитель Итан. – Анна Рауш ещё раз с прищуром всмотрелась в его глаза Итана и затем вновь смиренно опустила голову.

Итан выдержал паузу в три-четыре секунды, которые показались всем находящимся в комнате вечностью. И, полностью усмирив свои эмоции за этот короткий срок, взвесив все за и против и разработав очередной гениальный план, спокойным деловым тоном отдал приказ:

– R-0, направьте через нейроинтерфейс официальное уведомление индивиду Анне Рауш и копию уведомления руководителю её социальной ячейки. Текст уведомления следующий: «Индивиду Анне Рауш, идентификационный номер 12-NJ13.9027.АА3, надлежит завтра в десять утра прибыть в Управление безопасности для проведения теста на лояльность и эмоциональную стабильность на осциллографе. До одиннадцати утра завтрашнего дня возможности нейроинтерфейса индивида будут ограничены до минимальных жизненно необходимых функций, без возможности изменения или удаления информации из виртуального поля индивида», – холодно завершил Итан и, развернувшись, молча покинул комнату.

R-0 за доли секунды в своём «Eye» составил уведомление и направил информацию Виктору Гудроу и Анне Рауш. После чего, выполняя приказ личности, направил заявку Оракулу на ограничение функций «Eye»-интерфейса указанного индивида.

После этого он вышел из комнаты и направился вслед за Итаном.

Прозвучал привычный и уже порядком набивший оскомину сигнал об окончании урока. Класс, будто стая беззвучных и бессмысленных рыб, неспешно проплыл мимо, не обращая никакого внимания на учителя. Последний ученик скрылся за углом, сенсор, безошибочно определивший, что желающих покинуть класс больше нет, передал соответствующую управляющую команду, и дверь вернулась в исходную позицию.

Марк, простоявший весь урок, облегчённо вздохнул, сел в кресло и откинулся на мягкую спинку, расслабившись. «Наконец-то этот день закончился! – промелькнуло в голове Айзена. – Предыдущий день выдался непростым. Пришлось два раза общаться с руководством школы, чтобы дать свою оценку поведению Анны Рауш».

Перед общением с администрацией он всячески пытался успокоиться, чтобы не попасть под подозрение. Он испытывал сильную тревогу за себя: ведь стоило хоть кому-то просмотреть запись первых секунд после окончания урока, как сразу же вскрылась бы правда о его личном эмоциональном преступлении. Ему стоило невероятных усилий не показать излишних переживаний, но провинность осталась незамеченной. Неудивительно: руководство учреждения было сконцентрировано на Анне Рауш, ведь не каждый день в школу прибывают для задержания подозреваемого агенты из Управления безопасности. Причины были известны абсолютно всем в школе. Анна Рауш допустила излишне эмоциональную оценку ряда событий, а также показала аномально высокие баллы при проведении очередных тестирований. Теперь ей придётся отвечать за свои действия. Марк встал с кресла, обогнул стол, вплотную подошёл к стене, выходящей во двор, и мысленной командой через нейроинтерфейс перевёл её в прозрачный режим.

Сегодня ещё с утра на улице был густой туман. Ночью город накрыли воздушные массы из северных районов. Холодный воздух опустился на землю, за считанные минуты влага сконденсировалась, и миллиарды лёгких капель повисли как в невесомости. Туман был таким густым, что, продираясь сквозь него, жители, будто привидения, то появлялись, то про падали в молочно-желтоватой массе, на ощупь пробираясь к своим автомобилям, автобусам и метро. Индивиды как один прятали шеи в высокие воротники суконных пальто, словно улитки – головы в раковины.

Сейчас туман уже рассеялся. За день люди и механизмы чуть прогрели атмосферу над городом. За окном была противная хмарь, водяная взвесь висела в воздухе сплошной пеленой, занимая, как казалось, всё пространство от неба до земли. Несмотря на то, что дождь закончился ещё вчера, влажность была такой, что каждый, кто осмелился выбраться на улицу с утра, мгновенно промокал с головы до пят.

Марк знобливо поёжился, представив, какая участь ждёт его там, на улице, и отвернулся от удручающего пепельно-серого пейзажа за окном.

До поры до времени он не хотел себе признаваться, но одна мысль не давала покоя ему с самого утра. Она словно заноза, засев глубоко под кожей, зудела, доставляя больше неудобство, нежели боль.

«Анна Рауш… Эта странная девушка поставила меня в жутко неудобное положение в ситуации, когда я и так был на особом контроле у администрации после предыдущего инцидента. А что, если бы сотрудники службы безопасности вошли в класс чуть раньше? Что тогда? Нет, она явно не в себе, и ей требуется, как минимум, лечение. Это как же ей пришло в голову при всём классе так эмоционально выражать своё мнение? – рассуждая про себя, заметил Марк.

При всём классе… – Активно работающий мозг Марка самостоятельно зацепился за эту мысль. – Хм, а если бы в классе никого более не было, это что-то изменило бы? Неужели после всего случившегося в её жизни она не имеет права на проявление хоть каких-то чувств?» Конечно, трудно судить о том, о чём не имеешь ни малейшего представления. Подобные эмоции были ему чужды, ведь он никогда не сталкивался с утратой, не терял близких людей… Да и вообще, в целом у него не было родных людей.

Марк неожиданно чётко осознал, что в его жизни нет никого, кого бы он мог назвать близким. Он проводил большую часть жизни в одиночестве, почти не посещал центры досуга, предпочитая им изучение материалов, доступных в его нейроинтерфейсе. Разумеется, одной из причин была его профессия.

Учителей не особо чтили в Обществе, и общаться с учителем было равносильно чёрной метке, поэтому и не толпилось вокруг желающих завести знакомство с обладателем трапециевидной нашивки выпускника Первого педагогического института.

«Что поделать, профессию не выбирают. Мне уготовано Оракулом быть учителем, и я буду им, если того требует Общество», – всё больше погружался в свои мысли Айзен.