— А сама куда смотришь? Не выставляй только нас виноватыми! Если по твоему мнению мы не справляемся со своей работой, найди тех, кто сможет совладать с толпой невоспитанных, неуправляемых молодых людей, которые считают себя пупами земли, лучше нас! — сорвался Элиас. Ему надоело выслушивать обвинения в свою сторону, будто только от него зависела безопасность всех учеников. Он, что, должен был приставить к каждому личного стражника?! — У нас не детский сад, а мы не няньки, чтобы сидеть с каждым. У людей в таком возрасте уже должно быть воспитание! Если родители не могут справиться с этой задачей, то детей надо отправлять в армию, а не академию. Если ты хочешь, чтобы мы устроили здесь железную дисциплину, дай мне два дня, я перекрою расписание всех учеников так, что они будут трудиться с утра до ночи без выходных, чтобы у них не оставалось времени и сил на все остальное. А то больно много мы им воли даём, относимся мягко, вот они и распоясались.

У Элиаса был опыт в королевских войсках, он-то выдержит такой темп, как преподаватель, но выдержат ли остальные? Он не оправдывался, не пытался спихнуть вину на директора или родителей, просто чувствовал несправедливость в том, что сейчас обвиняют только их с Йеоном. Что ж, он готов понести наказание и исправить ситуацию, только его методы никому не понравятся.

— Магисса, — сказал он, чуть успокоившись, и присел рядом с ней, — самого страшного не произошло. Примем меры, будем дежурить по очереди на этажах круглыми сутками, введем комендантский час, будем запирать двери учеников на ночь, в город выпускать только по пропускам с твоей подписью. Закроем все неиспользуемые помещения и сад, в конце концов, чтобы они нигде не могли от нас спрятаться. Если они не могут без контроля…

— Исключите меня, — вдруг сказал Генрих, молчавший все время до этого. Он поднял лицо на директора, его правый глаз заметно опух и налился синевой. — Все из-за меня.

Йеон до сего момента стоял с опущенной головой, в отличие от Элиаса прекрасно осознавая свою вину (его ученики на его ученицу вообще-то напали! Быть может, потому он и разговаривает с Нилан в таком тоне), наконец-то поднял голову, но лишь для того, чтобы посмотреть на Генриха. Его холодная рука опустилась на плечо принца и сжала его.

— Генрих, ты-то как раз спас девочку.

— Вот именно! — И казалось, когда Магисса успокоилась, голос Генриха вновь заставил эмоции овладеть ею, но сейчас хотя бы не гневом. — Что бы там у тебя с другими учениками ни произошло, это не ты влез к ней в комнату и не ты сделал то, что пытались сделать они. Ты — будущий король, Генрих, и если ты не будешь знать, что творится в мире через внедрение в этот мир, то как ты, скажи мне, сможешь стать лучше своего отца? Ты своими глазами видишь жестокость и дозволенность богатого народа. Ты сам уже понял, к чему может привести ненависть! Тебе в этом жить, если не узнаешь, как это изменить. Сегодня спас одну судьбу. При водружении короны на твою голову, сколько сможешь спасти жизней еще?

— Магисса, я думаю, речь сейчас не об этом… — осторожно сказал Йеон.

— Именно об этом! — А вот теперь в ней заговорило то, что копилось во время гулянки с этим ублюдком Вильгельмом. — Хочешь исключения, Генрих, заявление на стол. Вот только что потом и с кем может случиться, не окажись ты рядом?

А ведь Магисса еще помнила, кто спас Риз ранее из огня. Сама-то не видела, но она собирала с учеников отчёты. Кто что видел, кто кому помог, видел ли кто поджигателя.

— Но… — возразил Генрих. Он повернул голову к профессору Ридмусу, не знал, было ли известно директору, что Анита приревновала, и именно поэтому подожгла комнату Риз, а теперь ее старший брат попытался навредить. Эта цепь насилия когда-нибудь прервется? — Я думаю, нужно предупредить семью Риз насчёт Ньюманов. Вдруг они на этом не остановятся?

В таком случае они могут забрать Риз из академии, но Генрих сейчас не должен был думать о себе. Он принес несчастья ей, он сам должен держаться от нее подальше. Найдутся другие Аниты с братьями, которые будут недовольны, что принц тесно общается с Риз. Но директор Нилан в чем-то была права: если Генриха не будет рядом, кто поможет?

Опустив голову обратно, Генри снова замолчал. Ему нужно было решить, что делать с ещё одной вещью — он сорвался, и его это пугало. Но обсудить это с профессорами… Обхватив голову, он поставил локти на стол.

— Уже начал думать правильно. — Хотя по интонации Магиссы было ощуниение, что она сказала: «И без тебя поняли, ушлёпок!» Но, честно, так она не считала. Поднявшись из-за стола, она посмотрела на своих деканов и сказала: — С вами я разберусь позже. Йеон, помимо еще одного выговора, получишь от меня дополнительную работу. Элиас… — Она строго взглянула на своего второго декана, но если Ридмус не доследил за своими учениками, то остывшая Магисса поняла, что припечь-то Симонсу нечего. — Идешь со мной. По пути будешь слать письма родителям этих господ.

И директор вышла к ждущим её снаружи ученикам.

Когда фурия покинула столовую, Ридмус наконец-то мог спокойно вздохнуть. Его рука всё еще лежала на плече Генри, но она будто стала тяжелее — Йеон напрягся от всего этого, и теперь он мог это показать, хотя перед учеником не имел права. Может, просто верил, что Генрих его поймёт?

— Действительно, — прошептал он, обратившись к нему, — забудь об уходе из школы. Это тебе ничего не даст. Только будешь скучать по друзьям и думать, что может произойти, пока тебя не будет, не говоря уже о том, что ты обрекаешь себя на жизнь рядом с отцом.

Ридмусу за время общения с Вильгельмом хватило ума понять, что отношения у них не просто испорчены. Судя по ненормальным словам короля, он даже имел зуб на собственного сына!

— Дело в другом, — прошептал Генрих. Он слышал, как ушли директор и профессор Симонс, но все ещё не решался поделиться с профессором Ридмусом своими переживаниями. Хотя кто лучше него поймет все то, что на душе у того, кто боится стать монстром? — Там, в комнате, — тихо начал он, — в меня будто кто-то вселился. Я мог убить подонков. Я хотел этого. Мой рассудок словно отключился, и я смог прийти в себя, только когда услышал крик Винса. Что если в следующий раз я действительно кому-нибудь наврежу?

Руки Генри опять затряслись, и он сцепил их в замок, положив на стол. Костяшки, которые он разбил о защиту Метрика Ньюмана, саднили от боли. Теперь ему точно нужно обратиться к лекарю, чтобы его подлатали, иначе Риз будет опять на него сердиться. Только вот к Риз ему лучше больше не приближаться. С ним ей опаснее, чем без него. Попросит Винсента приглядывать за ней или Роберта опять поставить защиту.

— Я не хочу пойти по той же дороге, что и он, — уже почти неслышно говорил Генри, хотя острый слух вампира все равно улавливал его слова. Уточнять было не нужно, о ком шла речь. А произносить имя короля вслух или, тем более, называть его отцом, у Генри язык не повернется сейчас.

Йеон выслушал своего ученика очень внимательно, а потом сел за стол рядом с ним, почти соприкасаясь плечами. Он понимал его, понимал, как никто другой, но, в отличие от Ридмуса, у Генриха было преимущество — он не являлся монстром по крови.

— То, что есть в твоём отце, не передаётся по крови, Генрих, — прошептал он, давая парню время на обдумывание слов. — Ярость, злость, ненависть и другие отвратительные черты не передаются от отца к сыну. Это не генетическое заболевание. Это то, что мы приобретаем через своё окружение. То, что ты есть сейчас, я с уверенностью могу сказать, никогда не превратится в Вильгельма.

Ридмус встал, касанием плеча прося Генриха его подождать, отошёл. Он прошёл в буфет, зашёл за стойку, а там в кладовую. Ему не составило труда найти спрятанного в прохладном месте молока, которое он вытащил, разлил в две кружки и вернулся за стол, двигая одну к ученику.

— Что же касается твоей ярости, то она пройдёт, Генри. Сейчас ты юн — в тебе кипят все эмоции, которые есть в обычном человеке. Просто испытываешь ты их во сто крат сильнее. Ярость, эгоизм, счастье, любовь… Но не научившись их контролировать, ты не сможешь их подчинить. То, что ты испытал, видя зло, естественно. Это был твой первый опыт, малыш, нет ничего постыдного в том, что ты не смог это обуздать.