— Что ж. Таков расклад, — Лаккомо обвел рукой весь зал и обернулся ожидающе к Эйнаору. — Твои мысли, пожелания, предложения?

Однако, Лоатт-Лэ вместо ожидаемой бодрости, виновато опустил плечи.

— Лаки, извини. Ты, наверное, будешь недоволен… — тихо заговорил Эйнаор, являя собой воплощение усталой замученности, — …но я хочу жрать.

Лаккомо влетел в ступор, как с разгона заведенной фантазии и всплыл из него, лишь мысленно повторив слова брата несколько раз.

— И я не просто хочу есть, а именно жрать, — пояснил Эйнаор, еще более виновато улыбаясь. — Я остался без ужина, и не хочу строить планы по захвату мира на голодный желудок.

Алиетт-Лэ отошел от изумления, вновь потер пальцами переносицу, а потом беззастенчиво звонко расхохотался. И только после, с удовольствием отсмеявшись и сбросив разом все накопившееся напряжение и усталось, неспешно подошел к брату и обнял того за плечо.

— Веди, — попросил он и коротким жестом свернул виртуальную карту в исходное положение.

***

Дворцовая кухня работала даже по ночам. Всегда возвращались с дневного дежурства стражники. Регулярно сидели на своих постах дворцовые медики. Любили посидеть по ночам некоторые канцелярные сотрудники, и, конечно же, не обходилось во дворце без любителей предаться ночному бдению среди придворных аристократов.

Эйнаор и сам частенько любил засиживаться в кабинете по ночам. Супруга обычно не возражала, а иногда и вовсе не знала о таких вечерах, лишь поутру пересекаясь с Лоатт-Лэ, идущим в свою спальню. Умная женщина не поучала мужа и никогда не мешала работе, а иногда и вовсе удаляясь на время, как случилось в последние дни. Совпадение, что Мариелла отбыла в семейное поместье своей матери. Но даже случись ей пересечься с Лаккомо, она бы не стала мешать, и лишь спокойнее ночевала бы в своей собственной спальне. Зная, что ее двоюродные братья в состоянии позаботиться друг о друге.

Эйнаор от всей души ценил такой подход, и когда подошел срок выбора будущей Лэй-Ани, то он остановил свой выбор на той, кого знал с самого детства. Да и тетушка тогда сыпала восторгом от радости и оказанной чести. Хороша, правда, честь, если она сама регулярно клевала Эйнаора в мозг и уговаривала взять в жены ее старшую дочь. Якобы, так будет лучше, а кланы… «кланы могут подтереть кончу и перестать дрочить на Престол».

Так и сложилось. Эйнаор не обрадовал кланы, очередной раз вызвав у них волну негодования, тетушка Мэйалин снова получила больше свободы действий, а Лаккомо даже не присутствовал на торжественной церемонии свадьбы. Пересмотрел потом в записи, когда узнал с запозданием, и даже не запомнил расцветку торжественных платьев. Эйнаор, правда, даже не настаивал, старательно пытаясь привить брату мысль, что парадная церемония была лишь формальностью, красивым действом, нужным лишь для закрепления короны, а его присутствия не требовалось. Лаккомо кивал, соглашался и не досматривал, выключая запись на последнем моменте, когда после объявления о грядущем супружестве молодая пара удалялась с парадной лестницы вглубь дворца. Как заявлялось, для оформления брака перед ликом Истока.

С тех пор Лаккомо попросту надеялся не пересекаться с двоюродной сестрой. Причиной тому было много чувств, в основе которых лежали неловкость и грызущая совесть. Даже сейчас, ужиная с братом и глядя на его абсолютно счастливое лицо, Алиетт-Лэ мелочно порадовался, что счастливая случайность дала им с Мариеллой спокойно разминуться.

А Эйнаор, наоборот, блаженно отдыхал, казалось, ни о чем не думая. С наслаждением поедая свежее, сочное обжаренное мясо с дымком, под пышными зелеными листьями салата. Рыбу он не любил. Говорил, что стоит уже поперек горла. А так хоть пользуясь своим высоким статусом можно было каждый день рассчитывать на нормальные мясные блюда. Лаккомо на это только улыбался. Сам он, наоборот, каждый раз оказываясь на Тории, старался заказывать рыбу. Нравилась она ему местная. Всегда чем-то неуловимо вкусная она отличалась от той разводной рыбы, которой можно было насытиться каждый день на корабле.

Но братья дружно решили, что если предыдущий день они провели в рыбном ресторане, то сегодня они отведают мясную дворцовую кухню. Повара постарались на славу. Лаккомо и забыл уже островатый и пряный вкус местного мяса. Сложного в своей добыче и тяжелого в обработке. Так уж постаралась природа после эры Новых Звезд, что часть животных стала торийцам просто не съедобна, часть ядовита, а некоторых просто крайне сложно поймать. Животноводческие фермы не прижились по местным верованиям, скотобойные фабрики порицались жрецами. Да и жители Тории, наслушавшись, редко рисковали покупать мясные продукты, чтобы не разгневать древних лесных духов. Суеверие… Как будто половина народа забыла, что раньше вся их цивилизация жила за счет охоты и, наоборот, сторонилась океана.

Много причин отгоняло людей от мясной пищи на Тории. И только самые смелые или самые атеистичные позволяли себе посещать мясные рестораны или содержать собственные заказники, которые отличались от животноводческих ферм только размерами угодий и отсутствующим забором.

Братья не считали себя ни смелыми, ни атеистичными. Они просто любили мясо и считали, что могут себе его позволить. Особенно так, ночью, в качестве ужина, приправленное вкусным винным соусом и закусывая свежими лепешками. Кислые ягодки в подливе лопались во рту, добавляя насыщенному душистому вкусу немного ярких красок. Свежая зелень хрустела и разбавляла оттенки водянистым соком, а прожаренные на решетке пластины лепешки не позволяли мясу слишком обжигать своей остротой.

Лаккомо расправился со своим блюдом раньше, а потом задумчиво смотрел на брата напротив, покручивая в пальцах бокал и запоминая, казалось, надолго. Даже легкая комичность умиляла. Эйнаор поедал свою порцию так, словно до этого голодал пару суток. Манеры, аристократизм, правила этикета… все это брат оставил для придворных и максимум для стражи, которые еще сохраняли иллюзии относительно его естественного состояния.

Сейчас же Эйнаор просто и тупо жрал. То ли заедая нервы, то ли действительно добравшись до нормальной еды впервые за сутки. Хотя, как прикинул Лаккомо, если брат полночи занимался личной работой с его полиморфом, то тяжелый труд по менталистике потом вызывает зверский аппетит.

Алиетт-Лэ улыбался, глядя на довольно жующего брата. И ведь не дать ему на вид всех прожитых восьмидесяти трех лет. Лицо почти не менялось с момента коронации, как было молодым, так и осталось. Только зрелости прибавилось немного и общей статности. Что нельзя сказать о самом Лаккомо. Сейчас он больше походил на их отца, которому не повезло скончаться так рано.

Занятно. А ведь еще год и они с братом доживут до возраста Алльеяра. Лаккомо понял это случайно, потерявшись в годах и сейчас, наконец, сведя старые даты. Каких-то несколько месяцев осталось ему с братом дожить до его срока, а потом с каждым новым днем они будут становиться только старше.

Плохо он ушел. Беспричинно. Доказательства его гибели братья так и не нашли. Даже Даэррек не смог определить был ли кто рядом с Сиетт-Лэ в последние минуты жизни. Лаккомо оставался уверен, что «Закатное солнце» Престола убили. Не мог отец просто взять и оборвать жизнь, даже не простившись с сыновьями. Да и причин у него на то не было. Эйнаору нужна была помощь с колониями, а ему, Лаккомо, нужна была поддержка в космосе.

Почему он ушел…

Лаккомо приходил в его дом позже, спрашивал дъерков о случившемся. Но местные тени молчали и жались по углам. Тогда командир «Стремительного» впервые со времен отлета в космос обратился к своему верному пожизненному напарнику. К личной Тени, единственной в своем роде, верной, сошедшей следом за ним с Нефритовой Горы, после ритуала совершеннолетия. Лаккомо обратился к Кхэнасса, призвав старого друга на помощь.

Тогда он явился, фиолетовой дымкой выплывая из густой темноты угла. Традиционные бамбуковые колокольца у стены надрывались и звонили в безветрии закрытого помещения, пока Тень медленным шагом приближалась навстречу. Лаккомо остановил звонящие украшения, сдавливая рукой палочки, и обычный для каждого дома вестник духов замолк. А Кхэнасса навис над своим человеком, распуская шлейфы длинных щупов.