«Ликвидатор Тагрона. Планеты, название которой по какой-то причине даже вырезали из истории в мои годы. Каким ты был, если тебе не оставили ничего? Что ты сделал, если тебя начисто зачистили, но ты остался лучшим? Выжившим, в отличие от других. Не сошедшим с ума, после всех лет стазиса в стойке. Наводящий ужас своим присутствием на экипаж. Сто четырнадцатый серии Эм Ей Гэт. Буква Эм тебе к лицу. Приросла за годы… Так же как буква Рау. Тебе подходит. А вот Тау будет за Тагрон. Как тебе такое сочетание в имени? …Март».

Светокристаллы отключенного полиморфа вопреки блокировке разгарелись двумя раскаленными алыми углями. Экран панели под стойкой вспыхнул предупреждениями, а потом сгорел от направленной перегрузки и потух.

«Смотрю, я точно попал в твой настрой, — мысленно пристраиваясь рядом, сказал напарник. — Поздравляю с клинической амнезией, Март. Ты просрал все, о чем не помнишь, но у тебя было».

ТИС мелочно торжествовал от того, какое бешенство его новости вызвали у напарника. Животное чутье подсказывало, что злость направлена не на него, а проходит мимо. Как артиллерийский выстрел тяжелого орудия над головой. И эта чистая ярость напарника радовала и согревала в бесконечном прыжке. Как горячий металл раскаленного орудия. Как жар двигателей, после затяжного полета. Ярость на других. На всех. За то, что стало. За то, в чем они вынуждены сидеть.

Но вот внезапно ощущения сменились, расширяя границы объемного пространства. Лампы ангара постепенно разгарались ярким освещением, четверка полиморфов вопросительно завозилась в общем канале. МЕГ, окрещенный ныне Мартом очнулся от ярости и погасил светокристаллы, закрывая свои эмоции и принудительно снижая параметры агресси на минимальный процент. ТИС пока не разрывал общий контакт, но прислушался к окружающей среде. Вскоре на них подали питание, и на сенсоры хлынул поток свежих данных. Флагман «Белого шторма» долгожданно вышел из прыжка.

«Внимание боевому отряду…» — в сознание просочилась стандартная рабочая команда, за которой последовал поток данных с четким целеуказанием и новым приказом.

Пятьсот двенадцатый искристо улыбался, косясь горящими голубыми светокристаллами на напарника. Приказ он слушал в фоновом режиме. Больше всего его интересовали ощущения и поведение страшего после таких слов. А Марту требовалось время на борьбу с самим собой и своей яростью. Фиолетовые, пограничные огоньки буравили сослуживца напротив, колеблясь в тонах. Сочная и бурлящая злость уходила вглубь неохотно.

Наконец, питание подали на двигательные системы, а тяжелые захваты разошлись в стороны, освобождая полиморфов от стоек. Пятьсот двенадцатый мягко спружинил на своих конечностях, покачавшись на них с хищной грацией юркой боевой машины. Он не говорил Марту больше ничего, но чуял, что тот ждал от него еще хоть что-нибудь. Слов? Предложений? Идеи? ТИС это понял и уловил этот шаткий миг, когда он мог бы предложить что угодно, вплоть до ликвидации их флагмана. И взбешенный напарник, легко уничтожающий чужие корабли в одиночку, мог бы рискнуть. Им могло бы хватить одной искры протеста, чтобы сговориться и перебить всех вокруг. Но не здесь. Не в центре космоса вдали от любой нормальной планеты.

Когда из ангара откачали весь воздух, ТИС мягко переступил тяжелыми лапами, сходя со стойки как невесомый ящер. Последний острый взгляд кольнул Марта в сознание, а потом всё в ведомом неуловимо изменилось. От пластики до поведения. И пиратской речи, которую он завел, вновь обратившись ко всем в звене:

«Ну что, пацаны? Как всегда по старой схеме? Считаем очки! Кто набьет меньше всех, тот лошара!»

И только стремительный прыжок с выпуском крыльев и вход в летучий оборот прямо в центре аграна напомнил Марту о том сумасшедшем бойце, живущим полетами, который еще недавно делился с ним памятью. Если раньше ведущий не придавал значения этой летучей игре, то сейчас он запоминал каждую его манеру движения. Невольно сравнивая с тем, что видел. Анализируя. И после быстрого прогона собственной памяти Март осознал, что теперь эту манеру полета, как почерк, он больше не спутает ни с кем.

Аширу казалось, что до фарэйского приснопамятного рынка они добирались аж на другую сторону планеты. Предусмотрительный племянник вновь окружил себя парой телохранителей-пилотов. На сей раз челноком управлял второй фарэец, с явным облегчением вновь влезший в привычные местные шмотки. Безрукавка, туго обтягивающая тело, щедро демонстрировала прекрасную тренированную мускулатуру, в то время как на черных штанах болталось много лишних ремешков, подсумок, заклепок и затяжек явно декоративного характера. Ашир не переставал удивляться, как этот тип с фигурой тяжелоатлета и грацией массивного крейсера умудряется в недрах челнока ни за что не цепляться своей мишурой.

В полете оба фарэйца молчали. Хайго копался в информационной панели в рубке, перебирая десятки каких-то объявлений и сводок. То и дело он ненадолго задумывался и ерошил грубой пятерней шевелюру на всех своих трех ирокезах. Ашир не мог точно судить о его фигуре, скрытой за толстой курткой из натуральной кожи, которая каждым скрипом на натянутых складках кричала о своей дороговизне. Но по широким необъятным плечам легко мог предположить, что оба фарэйца одной весовой категории. При том, хорошо откормленной, если судить на сравнении с другими, кого он видел на базе.

Второй телохранитель, бегло представившийся как Дэйро, то и дело поглядывал в инфопанель первого, отчего у Ашира замирало сердце, потому что пилот беспечно отвлекался от штурвала. Один раз глава компании «Амина» не выдержал и выразительно кашлянул, тут же привлекая внимание. Дэйро повернулся к нему вполоборота, вопросительно вскинул брови, а потом выразительно покосился на штурвал.

— Да я хоть вслепую посажу, — пренебрежительно кинул он в ответ, после чего вернулся к более важному созерцанию сводок в панели первого и пару раз отметил что-то ему пальцем через плечо.

Ашир нервно сглотнул, чуя, как по спине у него поднимается холодок.

Но весь путь прошел без приключений, а когда они начали подлетать, Кири поманил дядю к обзорным экранам, указывая на бурлящую жизнь от границы рынка до горизонта.

— Добро пожаловать в Сороковой квадрат, — торжественно объявил племянник, широким жестом обводя кипящую жизнь на земле. — Он же Сороковка, он же Сорокет, он же Рынок.

Поддаваясь величественности момента Дэйро перещелкнул пару тумблеров на панели, и обзорные окна слились воедино, почти без швов, спрятав все ненужные сейчас информационные блоки и данные.

Ашир честно постарался сдержаться, но нижняя челюсть сама собой поползла вниз в самом тупейшем, по его мнению, выражении. Внизу на земле простирался настоящий город с роем летающих флаеров и челноков.

Фарэйцы могли брехать сколько угодно об отсутствии столицы на их святая святых пиратской вотчине. Но если где-то на планете и существовало место с наибольшей плотностью населения, так это здесь. Земля буквально кишела и пестрела всей гаммой архитектурного и индустриального мусора и нагромождения, в котором ютились люди. Приглядевшись внимательнее, Ашир распознал, что грудами извращенного ландшафтного дизайна на фоне многоярусных контейнерных особняков выделялись полноценные космические корабли разных форм и размеров, малотоннажные суда и творчество сумрачных гениев паяльника и гаечного ключа.

Челнок начал снижаться, и бравая команда невольно окунулась в хаотичный рой прочих снующих кораблей, которые из правил полетного движения знали только буквы слагающего их алфавита. Ашир побоялся спрашивать, как часто случаются крушения и почему обитатели рынка до сих пор мирятся с потенциальной опасностью, которая может свалиться им россыпью горящих обломков на голову. Дэйро витиевато ругался под нос, поминая других фарэйских пилотов в различных формах совокупления с корабельным шлаком и желая им познать прелести глубокого ректального зондирования. Ашир, слушая это, не знал, жалеть ли ему о своем знании фарэйского диалекта или записывать в цитатник.