– Время – половина пятого, чего ты там чавкаешь? – сонным голосом пробурчала Аннель.

– Я персик ем. Что-то я такая голодная.

– На утреннюю молитву пойдешь?

– Угу.

– Тогда я сейчас встану.

Через полчаса они уже шли по сырому тротуару улицы Хорошева. Лужи начали подмерзать, и воздух был пропитан моросящей влагой.

– Вчера я пропустила контрольную. Сегодня пойду на отработку. Помолишься за меня? – сказала Камила, когда они приближались к церкви.

– Хорошо, – полусонным голосом ответила Аннель.

После молитвы Камила чувствовала себя совершенно здоровой. Они позавтракали и разошлись каждый по своим делам.

Камила вышла из дома чуть раньше положенного времени. Когда она вышла из десятого троллейбуса, то увидела на остановке своих одногруппников. Шура, Дима и Лева дымили сигаретами как паровозы. Камила тихо подошла к ним и встала позади Левы, который пустым взглядом смотрел на дорогу. Он обычно всегда хранил безмолвие в то время, как двое его товарищей постоянно о чем-то спорили или что-то горячо обсуждали. Когда же Леве надоедал этот спор, он просто кидал в него свою глупейшую фразу, причем делал это с самым серьезным выражением лица. После этого на него обычно смотрели как на идиота, но спор тут же прекращался. Так было и в это утро. Камила встала незаметно рядом с ребятами и прислушалась к их беседе.

– Я попробовал эти сигареты, о которых ты мне говорил, – деловито сказал Шура. – Фу, они такие отвратительные. Вообще невкусные.

– А по мне, вкусные, – возразил Дима. – Это вот твои невкусные.

– Не знаю, мне вкусно. Тогда не стреляй у меня, раз невкусные.

– Мне еще те серые понравились. Вот они реально вкусные.

– А меня от них, наоборот, тошнит.

– Ой, заткнись. Все тебе не то да не это.

– Сам заткнись. Я что, виноват, что твои сигареты вонючие и невкусные?

– Да вкусные они!

– Невкусные.

– Вы что, дебилы, их жрете? – раздался недоуменный голос Левы.

Дима и Шура бросили на него свои косые взгляды.

– Заткнись, Лев, – невозмутимо сказал Дима.

– Да, заткнись, – поддержал Шура.

– А вот и заткнусь, – хладнокровно ответил Лева.

– Вот и заткнись.

– Вот и заткнусь.

– Ну, вот и поговорили, – сказал Дима. – А теперь повалили на лекцию.

– О, напугала! – воскликнул Шура, увидев Камилу. – Что стоишь тут, как кролик?

– А почему вчера тебя не было на занятиях? – тут же подхватил Дима.

– У нас, между прочим, контрольная была. Ты помнишь, надеюсь? – строго сказал Шура.

– Да, ты пропустила. Это не есть хорошо, – парировал Дима.

– Это тебе вместо «Привет», – с упреком сказал Лева, глядя на ребят.

– А, привет, кстати, – сказал Шура, пожимая ей руку.

– Хоть бы перчатку снял, – придирчиво сказал Дима и протянул Камиле свою большую жилистую ладонь. – Привет, Камила. Вчера без тебя было как-то скучно.

– Да уж… Никто нам не докучал дебильными вопросами, – добавил Лева.

– Ну, и это тоже, – засмеялся Шура. – Даже прям реально было грустно.

– А ты что такая бледная? Заболела, что ли? – спросил Дима.

Камила пожала плечами.

– Немного, но уже легче… О! Я тут вас послушала и хотела спросить: а когда вы курите, часть дыма попадает в желудок? А вообще, каково это – сильно хотеть курить? Это похоже на голод или жажду? Почему так сложно курильщикам бросить курить?

Парни переглянулись.

– Ты это чувствуешь? – с серьезным лицом спросил Дима, глядя на Шуру.

– Да… Кажется, началось.

– А ты, Лев?

– Угу.

– Какое же утро без чашечки кофе?! – громко, с выражением воскликнул Дима, театрально разводя руками.

– Утро как утро, – буркнул Лева.

– А какое же утро без долбаных вопросов Камилы? – хитро спросил Дима, подняв указательный палец.

– Не-е… Так не пойдет! – выразительно растянул Шура.

– Это вообще не утро… – добавил Лева.

– Согласен.

Дима по-братски положил на плечи Камилы свою огромную руку и потрепал ее по голове. Она зашагала рядом с этими рослыми студентами, как ребенок, смеясь над их шутками.

– Так вы не ответили, – настаивала на своем Камила. – Что будет, если проглотить…

– Да твою ж… – засмеялся во весь голос Дима. – Шур, да ответь уже ребенку.

– Лев, твоя вообще-то очередь…

– Вот уроды, – ответил Лева. – Короче, если проглотить дым, то…

Они вошли в корпус, и их голоса смешались с гудением толпы.

***

Студенческая жизнь – она такая: светлая, беззаботная, беспечная. Но если студенчество проходит в стенах медицинского университета, то оно вдвойне веселей. Возможно, потому что они лишены трепета, романтики, ложного стыда, или вообще стыда. Конечно, ребята натягивают своеобразные маски, но они, как правило, слетают в течение первого семестра. А вот первокурсники медуниверситета – это вообще особый народ, будто бы даже другая нация. Они так усердны, серьезны. К любому делу подходят со всей ответственностью. На занятиях сидят смирно, выполняя все лабораторные, посещая все лекции. Ну или большинство из них. Нередко в каждом присутствует доля высокомерия и тщеславия. Эйфория еще витает над ними, и они безумно горды собой. Ведь они получают такую благородную профессию! Некоторые первокурсники имеют друзей на старших курсах, которые делятся опытом, лекциями и сплетнями о разных преподавателях. Тогда такие первокурсники стараются вести себя очень важно, ведь кто владеет информацией – владеет миром. Вообще на первом курсе студенты считают себя очень взрослыми. Они презрительно смотрят на тех, кто начинает баловаться или громко смеяться. И конечно, же в свои неполные девятнадцать лет безумно устали от жизни. Потому ходят вразвалочку, говорят с утомленной хрипотой в голосе. Кидаются заумными фразами, типа: «Встань, пожалуйста, медиальнее к окну, не то во мне весь белок денатурируется.» вместо обычного: «заслони мне солнце, а то я уже перегрелся.» Этот этап проходит, как правило, быстро.

На втором курсе студенты все еще горды и тщеславны, хотя уже без той эйфории. У них есть какой-то опыт, и они уже могут позволить себе некую вольность: не пойти на лекцию, провести преподавателя, пропустить семинар. Также продолжается знакомство с профессорами и доцентами, которых они поначалу побаиваются, и совершенно не зря. Многие преподаватели очень строги и просто помешаны на дисциплине. Нередко на вводном занятии доцент предупреждает, что причиной пропуска может быть только внезапная смерть или… внезапная смерть. Остальные причины считаются неуважительными и будут отрабатываться в полной мере. И пусть никто даже не пытается разжалобить лектора похоронами бабушки, собственными недугами, семейными проблемами и так далее. Пусть, дескать, сами решают свои дурацкие бытовые дела. Все равно все темы должны быть отработаны.

Есть некоторые важные преподаватели, которые требуют к своему предмету особого отношения, и таковых немало. Паказательным примером была кафедра физической культуры. О, это совершенно отдельная тема. Преподаватели там в основном очень стройные, подтянутые. Мужская половина особенно статная. Весь преподавательский состав отличается от других тем, что они по своей специальности не являются медиками и закончили совершенно другой университет. Особенно хотелось бы в этой всей истории выделить одного высокого брюнета с красивыми глазами, обоятельной улыбкой и приятными ямочками на щеках. Его зовут Максим Валерьевич. Высокий и статный физрук лет тридцати двух на вид. Хорошо сложен, опрятен. Голос его звучал на площадках особо грозно, как-то по-генеральски, не без доли цинизма. Кричал он не так редко, но своего добивался всеми способами. На занятиях должны бегать все без исключения. Студент переходящий на шаг относился в ряды забастовщиков, а таковых физрук Валерьевич терпеть не мог. Но нужно отметить, что при всей своей строгости Максим Валерьевич был все же душкой. Так его, по крайней мере, называли девчата за спиной. Он действительно мог быть добрым, хотя это случалось крайне редко. Он наказывал справедливо и за дело, но никогда не использовал свое положение, унижая студентов или нарочно мучая их отработками. Но если занятия были пропущены, то зачет он не поставит ни под каким предлогом. Все нужно добросовестно отработать. Отработки проходили по вечерам и только с разрешения деканата. Длились они около двух часов. Всех отрабатывающих считали, как в армии, перед началом и после окончания тренировки, а потом вносили в журнал имена и фамилии. Отработки проходили в основном на улице, иногда в пойме реки Царица, иногда на набережной. Вот такая армейская дисциплина царила на этой кафедре.