– Фу, как же меня достала уже эта химия!

– Фу, ко-ко-ко-ко-ко! – тут же голосом настоящей несушки закудахтал Дима, сидя на последней парте.

Наверное, это было последней каплей, потому что одногруппница встала, взяв учебник по химии, весивший около трех килограммов. Приблизившись к Диме, она со всей силой треснула ему по голове.

– Доигрался. Так тебе и надо, – хладнокровно произнес парень, сидевший рядом с ним.

Это был Лева, самый невозмутимый из всей этой тройки. Он вечно ходил с каменым лицом, а серо-голубые глаза скрывал под затемненными очками. Лева был на четверть еврей и очень гордился этим. У него были вьющиеся волосы, белая кожа, выдающийся нос. Его родители были доцентами в политехническом университете, и склонность к хорошей учебе была у него в крови. Но Лева был ленив как кот. Он пропускал лекции и семинары или приходил почти под конец занятий. Ничего не учил, когда его просили ответить, он чудным образом мог выкрутиться несколькими умными фразами. Нередко его равнодушное лицо вообще ничего не выражало, но бывали моменты, когда он мог смеяться и кривляться не хуже своего друга Димы. И угарал он чаще всего тогда, когда было совсем не смешно. Лева подшучивал над своими одногруппниками с невозмутимой маской, и порой было трудно догадаться, было это тупая шутка или он говорил всерьез. На занятиях Камила в основном сидела рядом с Левой, и вот она уж точно не понимала, когда он шутит, а когда говорит серьезно. Она вообще для них была как ребенок. Заливалась смехом над каждой фразой, задавала им кучу своих вопросов, на которые они не могли дать ответа. Пошлые шутки она не понимала, и очень скоро парни к этому привыкли и в ее присутствии старались воздерживаться от грязных высказываний. Бывали случаи, когда кто-нибудь из них бросал очередное неприличное словечко, и Лева тут же останавливал их, прося при детях не выражаться. Или же Дима своими огромными ладонями закрывал Камиле уши, прежде чем бранить весь мир. Когда между девушками и парнями в группе произошел раскол, то Камила в ней не принимала участие. Группа разделилась на оленей, кур и Камилу. Оленями называли всех мальчишек, в том числе и эту троицу, с которой постоянно ходила Камила. Когда мальчишки грубо выражались, что все девушки – курицы, то, глядя на нее, добавляли: «Но ты не девушка, ты просто Камила».

Как-то раз преподавательница по биохимии, которая была особо строга и устраивала контрольные тесты каждый день, чуть было не выгнала Камилу за дверь. А все потому что ее громкий пронзительный детский смех раскатился по всей лаборатории. Причиной тому стал, как всегда, Лева, который постоянно издавал бесформеные звуки во время общего шума. В этот день преподаватель, как всегда, устроила устный опрос. Ее массивная, тучная фигура медленно семенила по классной комнате, переваливаясь с ноги на ногу как каромысло. Черные короткие волосы обрамляли ее суровое лицо, а огромные очки придавали ее выражению какую-то злобность.

– Только вчера я вам расписала всю эту формулу, а вы ее уже не помните! – гневно выпалила она.

– Освальд, – тихо произнес Лева, глядя в свой конспект.

– Какая валентность тут? – опрашивала она студентку у доски. – Вы не туда кислород вписали.

– Освальд, – повторил Лева чуть громче.

Камила ткнула его локтем.

– Тише, я ничего не слышу.

– Вы хотите прийти на отработку? – пригрозила она опрашиваемой.

– Освальд! – почти выкрикнул Лева.

– Замолчи! Я не могу сосредоточиться, – грозно прошептала Камила и, немного подумав, спросила: – А что такое Освальд?

– Освальд – это вот она, – ответил Лева, указывая на преподавательницу, которая стояла к ним спиной.

– А почему Освальд?

– Ты что, не знаешь, кто такой Освальд?

– Нет.

– Ну так это ее отчество.

– Разве? По-моему, она Людмила… – Камила почесала затылок.

– Освальдовна.

– Что-то я не помню. Всех их пока запомнишь.

– Камила Лазарьевна, вы так хорошо знаете материал? Чего там болтаете? – обратилась к ним химичка.

– Ой, нет. Извините, Людмила Освальдовна, – наивно произнесла Камила.

Лева округлил свои огромные глаза под очками. Дима тут же закрыл лицо руками, как если бы ему пришлось услышать что-то горестное. Шура в свою очередь толкнул Леву в плечо.

– Придурок, – промычал Шура.

Преподавательница, по всей видимости, плохо ее расслышала, так что Камиле удалось избежать наказания.

– Она Людмила Афанасьевна, если что, – дружелюбно и даже с неким сочувствием произнес Шура.

Камила толкнула Леву в плечо.

– Врунишка, – прошипела она.

– Я что, знал, что ты поверишь? – ответил Лева, сдерживая смех.

– Но тогда кто такой Освальд? – не унималась она.

– Дим, объясни ей, а то у меня уже нет сил, – взмолился Лева.

Дима, сидевший слева от нее, наклонился к ней и сказал:

– Освальд – это злобный пингвин. Ты что, даже мультики не смотришь?

Камила покачала головой. Какие мультики, если у них дома был старый черно-белый телевизор, да и то служил больше подставкой для кружевной салфетки? И тут же ее взгляд столкнулся со строгим взглядом Людмилы Афанасьевны. Она смотрела на Камилу, угрожающе подергивая подбородком, из которого торчало несколько седых волосков. И в этот момент Камила увидела невероятное сходство строгого доцента с пингвином. Темные волосы, белая кожа, округлая, сутулая спина, тучная фигура и, конечно же, перемежающаяся походка, ну, прям в точности как у этих толстых неуклюжих птиц. А так как фантазии ей было не занимать, то Камила тут же представила перед собой настоящего огромного пингвина с очками на все лицо, строгими глазами и огромным желтым клювом, который что-то говорит ей про ее невоспитанность и неуважение к предмету. Камила тут же разразилась смехом, который остановить была уже не в силах.

– Камила Лазарьевна, выйдите из кабинета и вечером придете на отработку, – строго сказала она.

– Ой, пусть она останется, – вежливо попросил Шура.

– Она сейчас успокоится, – добавил Дима и толкнул Камилу в плечо. – Успокойся.

– Извините, Людмила Осваль… Афанасьевна, – стараясь успокоиться, сказала Камила. – Я готова, сейчас могу все рассказать.

– Лева, идиот! – прошипел Шура. – Зачем так делать?

– А что я сделал? Она спросила – я ответил.

– Как будто не в курсе, что она ребенок.

– Я не ребенок, – возразила Камила, утихомирив свой смех.

– Долго там будете препираться? – злобно обратилась к ним доцент.

– Все-все… извините, – ответил Лева.

– Вот дура! – раздался голос со стороны окна.

Это был Кузин. Он был староста класса и ненавидел всех, а особенно Камилу за то что она верует в Бога. Ему было не лень растрезвонить всему потоку, что эта мелкая кореянка – сектантка и от нее нужно держаться подальше. Но после первой сессии всем стало ясно, что Кузин – сам избалованный и дерзкий человек, который любит внимание со стороны людей. В поведении его прослеживалось некое девичье жеманство, а в голосе – истеричность. Он презирал бедных людей и считал их недостойными учиться в высших учебных заведениях. Ведь это место только для элитных студентов. В основном его шутки были ниже пояса, и нецензурное русское слово из трех букв, он писал повсюду, где только придется. Кузин был бы рад, если бы Камилу выгнали из кабинета, но так как инцидент был исчерпан, то это раздосадовало его так сильно, что он решил все же добиться своего. Когда Камила вышла к доске, Кузин взял одну из огромных таблиц из общей пачки и написал большими буквами на оборотной стороне всем известное матерное слово из трех букв. Как только Камила повернулась к классу, он тут же поднял над головой таблицу, махая ею как транспарантом.

Камила, не глядя на него, продолжала описывать реакцию, приводя свои примеры. Увидев, что его благополучно игнорируют, Кузин схватил тетрадь со стола Камилы. Там аккуратно на всю страницу был описан цикл Кребса. Взяв оранжевый фломастер, он в самой середине кольца реакции написал огромными буквами свое излюбленное слово. И надо же было именно в этот момент Людмиле Афанасьевне попросить всех сдать тетради, чтобы она могла проверить, как они справились с домашним заданием. Камила подошла к своему столу и вытащила из-под учебника свою тетрадь, а ту, которая только что побывала в руках старосты, Камила передала своей одногруппнице Тиане. Камила попросила конспект у Тианы, только чтобы сравнить правильность своих записей. Тиана, ни о чем не подозревая, подала открытую тетрадь Людмиле Афанасьевне. О, что тогда началось! Изумленная Людмила Афанасьевна сначала округлила глаза, сняла огромные очки, потом снова посадила их на свой большой нос. Подняв раскрасневшееся лицо, она в гневе начала трясти подбородком. И прежде чем преподаватель успела что-либо выговорить, Тиана заглянула в свою тетрадь и тут же поняла, чья это проделка, ибо этим словом баловался только их староста. Она выхватила свою тетрадь и что есть силы треснула ею по лицу Кузина. На этом все не закончилось. Тиана взяла свою сумку от «Диор» и начала безжалостно избивать ею старосту, который прикрывал свою голову руками и бегал от нее по всему кабинету, моля кого-нибудь о помощи. Она бегала за ним по всей классной комнате, колошматя его то своими маленькими кулачками, то своей дорогущей сумочкой. Это продолжалось до тех пор, пока Кузин, пробегая мимо процедурного стола, не перевернул штатив с пробирками. Все реактивы тут же расползлись по кафельному полу вперемешку с битым стеклом. На этом весь этот вопиющий бардак закончился. Кузина выгнали из кабинета и отправили на вечернюю отработку. И, конечно же, во всем он обвинил Камилу и с этого дня возненавидел ее еще больше. Этим же вечером Камиле в районе десяти часов пришло сообщение на телефон, содержавшее в себе короткую фразу: «Бога нет, спокойной ночи». Камила сразу же поняла, от кого это. Она просто вежливо пожелала своему старосте спокойной ночи и набрала знакомый номер. Вечером она всегда сначала звонила Аннель.