— Да так, задумался, — разговаривать не хотелось.

— Тебя последнее время не узнать. Что-то случилось дома?

— Нет, что ты. Все в порядке.

— А то я не знаю тебя, когда все в порядке. Рассказывай, какой печаль твою душу ковиряет! — все еще шутил друг, коверкая слова.

Егоров отвернулся. Продолжать беседу не было желания, особенно в таком тоне.

— Мне кажется, ты стал сторониться меня. Да и о сестре не вспоминаешь. Обиделся на нас?

— Нет. Что ты. Просто нет настроения.

— А не рвануть ли нам пообедать? Заодно и настроение подправим.

Борису было не до объяснений с другом. Но знал, что тот не отстанет, поэтому согласился.

— Ну выкладывай. Что стряслось. Катерина?

Борис кивнул.

— Боря, я ведь все равно докопаюсь. Что у вас происходит?

— Она изменилась, — наконец не выдержал Егоров, — и, глядя на друга-счастливчика, неожиданно для себя признался: — Понимаешь, она меня обманывает.

— В смысле? Изменяет?!

— Вряд ли…

— Что ж тогда?

— Я случайно обнаружил тест… с двумя полосками, — говорить было трудно.

— Так это же прекрасно! Радоваться надо. Я вот счастлив, что у нас будет ребенок. А ты что же?

— В том-то и дело, что радоваться нечему. Катя молчит. Несколько раз начинал разговор о том, что пора бы, ну сам понимаешь… Так она отмахивается, говорит, что, по всей видимости, пока не получается забеременеть.

Борис замолчал, глядя куда-то мимо Павла. Молчание затягивалось. Красницкий пытался осмыслить происходящее.

— А если это не ее тест? Ты не допускаешь?

— Не смеши меня. У нас в туалете, и чужой тест, — Борис отвернулся, глаза предательски заблестели. После некоторого молчания добавил: — А Маняша ничего тебе не рассказывала? Может быть, они по-женски обсуждали это?

— Нет. Ни о чем таком мы не говорили. К тому же, Мариша настолько занята своим особенным состоянием, что ни о чем другом не думает. Правда, последнее время тоже бывает печальной. Гормоны. Или у вас это семейное? Вдруг ни с того, ни с сего приехала в офис. Спрашивает, нет ли у меня другой женщины. Ты представляешь!

Борис внимательно посмотрел на друга:

— С чего бы это? Хотя, действительно, гормоны. В ее положении это естественно.

— Другого варианта нет. Надо больше бывать с ней, а то задумывается обо всякой ерунде. А волноваться ей нельзя. Отпуск мне взять, что ли?

— Он тебе и в самом деле скоро понадобится. Так что ты уж потерпи. — Борис с нескрываемой завистью посмотрел на Красницкого.

— А ты дурь из головы выбрось. Все у вас еще впереди. Ну… всякое бывает.

— Поспрашивай у Маняши, вдруг что-то знает. Только осторожнее.

Придя домой, Павел вспомнил о просьбе Бориса. Как начать разговор, не знал. Попробовал издалека:

— Что-то Катерина к нам давно не заходила. Вы не поссорились? Раньше-то и дня друг без дружки прожить не могли. Все шушукались.

Марина напряглась. По румянцу, залившему ее щеки, Павел понял, что за этим что-то кроется.

— Ты из-за ссоры с Катей часто грустишь?

— Мы не ссорились. Просто… она стала немного другой. Резкой. Недоброй. Я перестала понимать ее.

— Что так? Поделись со мной. Тебе полегчает. Мне давно кажется, что ты что-то не договариваешь.

Марина прильнула к плечу мужа. Она не могла доверить ему чужую тайну. Но о своей решила больше не молчать:

— Паша, давай отключим домашний телефон.

Он посмотрел на жену, не совсем понимая, что именно она хочет. А Марина, без предисловий начавшая тяжелый разговор, не знала, как его продолжить.

Павел, все еще недоумевая, спросил:

— А он-то чем тебе не угодил?

Реакция, которая последовала за этим вопросом, была неожиданная. Марина расплакалась и, прерываемая всхлипами, призналась мужу, что ее беспокоит последнее время.

Рассказ был настолько сумбурным, что Павел, ничего не понимая, попросил рассказать все спокойно.

— Я боюсь, — пожаловалась Марина.

— Кого, моя хорошая?

— Той женщины. У нее такой неприятный голос. Она злая.

Первая мысль, которая пришла в голову Павлу: — Ольга! — Он как мог успокаивал жену. А сам хотел немедленно лететь к бывшей и устроить ей грандиозный разнос. Но боялся оставить Маринку одну.

— Маняша, милая моя! Я клянусь тебе, что никого у меня нет! Это черт знает что! Да я ее в порошок сотру. Я мокрого места от нее не оставлю! Успокойся, моя хорошая. Я разберусь.

— Ты думаешь, это Ольга?

— Больше некому! Сегодня уже поздно. Я завтра же… Нет, я не могу ждать до завтра! Позволь мне съездить и разобраться с этой…дрянью!

— Пашенька, а что если это не она?

— Только она! Видимо, деньги кончились. Вот она и решила тебя использовать, чтобы ты надавила на меня. Ну ничего! Я разберусь. А ты успокойся, солнышко мое. Тебе нельзя волноваться. Верь мне, ты у меня одна-единственная. — Он стал одеваться, взял ключи от машины.

— Паша, не уезжай сегодня. Завтра все выяснишь.

— А ты? По-прежнему будешь думать об этом? — он подошел к телефону, выдернул шнур. Так спокойнее?

— Да. Пойдем спать. Поздно уже.

— Зря ты молчала и мучилась так долго. Надо было сразу мне все рассказать. Запомни: только ты, я и наш малыш. И давай договоримся: больше никаких тайн. Недомолвки ни к чему хорошему не приведут. Договорились?

Марина кивнула. Ее настолько успокоил разговор с мужем, что, несмотря на неясность, кто бы это мог быть, она опять успокоилась, веря, что эта женщина, кто бы она ни была, не отнимет у нее Павла. Ведь он любит ее.

Павел с нежностью смотрел на спящую жену.

— Какая она беззащитная, совсем еще молодая. Мать моего ребенка. Моего сына… — он легонечко дотронулся до ее живота. Но даже это едва ощутимое прикосновение заставило ее вздрогнуть. Марина инстинктивно закрыла живот рукой. Павел улыбнулся и прошептал:

— Не переживай, солнышко мое драгоценное. Вам ничего не угрожает.

Минорные мысли резко приобрели жесткий характер.

— Кто же все-таки тревожит мою ласточку? Надо немедленно встретиться с Ольгой! И чего ей не хватает?! Я практически содержу не только ее, но и постоянно меняющихся хахалей. Вот стерва!

Съезжу к ней с утра пораньше. Иначе весь день буду думать только об этом. И Мариша никак не успокоится, хоть телефон и выключен.

Ольга! Больше некому терзать мою малышку идиотскими звонками. Ну да, ведь она знает этот номер.

Он осторожно, стараясь не потревожить сон жены, встал с постели. На цыпочках прошел в ванную. Возмущение не унималось. Наскоро позавтракав, он потянулся за ключами, радуясь, что не разбудил жену: — Пусть поспит подольше.

— Паша? — он отругал себя за неловкость: ключи упали на пол, и этот звук все-таки разбудил Марину.

— Да, родная! Я разбудил тебя, прости. — Павел вернулся, чтобы поцеловать улыбающуюся жену. — Тебе еще рано вставать, спи. А я поеду. На работе завал, — признаваться в истинной причине столь раннего пробуждения не хотел. Зачем беспокоить зря. Он все уладит с Ольгой, а потом порадует Маришу, что причины для беспокойства больше нет.

— Ты позавтракал? — нежась в постели, спросила Марина. Там…

— Все хорошо. Не беспокойся, — нежный поцелуй в щечку вызвал у нее улыбку. — Я люблю вас. Но мне пора.

— Угу. Я тоже скоро встану, — а у самой глаза еще спят. Вставать совсем не хочется. Так приятно поваляться утром в постели.

Объяснение с Ольгой было бурным.

Павел, обуреваемый гневом, безотрывно давил на звонок. Пинок в дверь красноречиво подчеркивал его состояние.

Ольга долго не открывала. За дверью слышны были негромкие голоса, шум передвижений по комнате. Нетерпение Павла зашкаливало.

Наконец, дверь открыла заспанная и опухшая от пьянки бывшая.

— Ты чего приперся в такую рань?

— Тебе делать нечего? Оставь нас в покое. Или я мало плачу?

— Ты откуда сорвался? — откровенный зевок взбесил Красницкого. Рука его поднялась, но он сдержался.