— Верю. Конечно, верю, моя малышка.

— А как ты будешь называть меня, когда появится наш малыш? — спросила озорно и кокетливо.

— У меня будет два малыша. Малыш большой и малыш маленький. И я буду любить вас обоих. Крепко-крепко. — Павел осторожно, словно хрустальную статуэтку, обнял жену.

— Мы тоже любим тебя.

И не осталось в этом оазисе любви места для тревог и недоверия.

Счастье переполняло Бориса от присутствия в его жизни Катерины. Нельзя сказать, что сестра не баловала его вниманием. Но это была привычная сестринская забота о близком человеке. Она сводилась к созданию для брата комфортных условий, включающих приготовление незамысловатых блюд, стирку и уборку.

Любовь и послушание с ее стороны были настолько привычными, что Павел долго не мог смириться с тем, что сестренка может его ослушаться. Это и стало причиной его неприятия новой, самостоятельной Маняши, имеющей право на личную жизнь.

Сам он целиком посвятил свою жизнь воспитанию сестры. При этом оставлял за собой обязанности по материальному обеспечению их маленькой семьи и право решающего голоса.

С Катериной все было по-другому. Она заполнила все уголки его жизни. Взяла себе за правило вмешиваться во все вопросы. Они касались не столько быта, сколько рекомендаций о том, как добиться достойного профессионального уровня и повышения материального статуса.

С первых дней Катюша занялась созданием его образа. Рядом с ней, как она сказала, должен быть брутальный красавец, в котором прекрасно все: и одежда, и обувь, и прическа, и парфюм.

Борис с трудом распрощался с любимыми комфортными джинсами, футболкой и ветровкой. Катя убедила мужа, что в таком прикиде он не вызывает доверия и не дотягивает до статуса преуспевающего мужчины.

Пришлось практически полностью сменить свой гардероб в угоду молодой и требовательной жены. С одной стороны, Борису была приятна такая забота о нем. С другой же, это немного напрягало. Порой он чувствовал себя игрушкой в руках уверенной в себе спутницы.

Она практически отменила домашние семейные ужины, к которым он так привык. Тихие вечера трансформировались в постоянные походы в клубы, кафе и рестораны. Семейный бюджет пыхтел, скрипел и напрягался. Борису приходилось брать подработку на выходные.

Пришлось по совету Катерины вернуться в преуспевающую компанию Павла. Жена утверждала, что быть главным директором, должность которого предоставил ему друг и родственник, намного престижнее, нежели исполнять обязанности главного инженера.

Здесь Борис вынужден был с ней согласиться. Кроме престижности, необходимо было заботиться и о материальном статусе. Расходы росли. Пришлось оформить большой кредит на покупку автомобиля. По словам Катюши, негоже ему ездить в общественном транспорте. Да и самой очень уж приятно было, когда муж подвозил ее на глазах у завидующих сокурсниц прямо к центральному входу универа.

Получалось, что у него не оставалось ни одной свободной минутки, чтобы спокойно посидеть за чашкой домашнего чая, поговорить с молодой женой, навестить сестру или просто отдохнуть перед телевизором после рабочего дня.

Но более всего напрягал Бориса тот факт, что Катя была категорически против рождения ребенка. А ему очень хотелось обрести полную семью, которой он был лишен в детстве. Представление о семейном счастье у него ассоциировалось именно с уютными домашними вечерами, суетящейся на кухне Катюши и малыша, о котором надо заботиться.

Нет, он не был закоренелым домоседом, но считал, что все хорошо в меру. Всё возрастающие аппетиты жены его немного шокировали, но он любил ее горячо, безгранично и самозабвенно. Поэтому мирился с ее активностью, требовательностью и всепоглощающим стремлением к тому, чтобы все было на уровне.

Бывая в гостях у Маринки, Борис любовался ее полнеющей фигурой, завидовал Павлу, что тот скоро станет отцом.

— Катюша, а мы когда? — спрашивал он тихонько, вглядом указывая на растущий животик сестры.

— Боря, уймись. Ты опять за свое! Всему свое время.

Уединившись с Мариной, Катерина шепотом сообщила потрясающую новость:

— Пообещай, что не проговоришься ни Паше, ни Боре.

— Обещаю. А почему такая секретность?

— У меня две полоски, — в голосе не было радости, скорее даже недовольство.

— Катька, так это же здорово, — вскрикнула Маринка.

— Тихо ты. Это секрет.

— Хочешь сюрприз сделать Борису?

— Да какой там сюрприз! Ума не приложу, что делать с этим сюрпризом.

— Катюша, ты о чем?

— Аборт сделаю, — решительно заявила Катерина. — Главное, чтобы Борис не узнал, а то не позволит. Тебе рассказываю, потому что без твоей помощи мне это не провернуть.

— Катя, да ты с ума сошла. Какой аборт. Рожать надо. Это же первая беременность. Можешь вообще без детей остаться.

— Это все сказки для малолеток. Медицина сейчас творит чудеса. Полчаса — и все.

У Марины на глаза навернулись слезы:

— Катюша, я тебя умоляю. Рожай. Вместе будем детей растить. Это ведь здорово. Ты просто испугалась. А на самом деле беременность — это такое прекрасное состояние. Я вот даже не могу себе представить, как без этих ощущений. Знаешь, ведь мой малыш уже шевелится и толкается. Это так приятно — осознавать, что в тебе растет человечек. Я его уже люблю. Павел тоже. Не лишай себя и Борю такого счастья. Ты сама говорила, что он очень хочет ребенка.

Весь монолог Катерина выслушала, не перебивая подругу, но на лице ее не появилось умиление. Напротив, оно стало еще решительнее.

— Ты ничего не понимаешь, Маняша. Ребенок — это преграда к достижению целей. Памперсы, бутылочки, пустышки. Плач, бесконечные хождения по поликлинике, бессонные ночи — вот что такое ребенок. К тому же о карьерном росте и думать не придется. Хотя бы учебу закончить. А фигура? Посмотри, на кого ты стала похожа. Колобок, да и только.

Марину немного обидели слова подруги. Но, вспомнив, как трепетно гладил ее животик муж, она тут же забыла обидные слова.

Катерина тем временем продолжала:

— Не хочу тратить лучшие годы на постирушки и прогулки с коляской. Мы с Борисом живем в свое удовольствие. А появись малыш, — и я превращусь в обычную домохозяйку в халате и тапочках.

— Я тебя не понимаю. Ты не вправе решать одна этот вопрос. Надо сказать Боре.

— Марина, ты ведь обещала.

— Обещала, не подумав. А теперь не смогу молчать.

— Знаешь, я ведь на тебя надеялась, — с горечью произнесла Катя. — Мне от тебя всего-то надо, чтоб ты прикрыла мое отсутствие, когда к доктору пойду.

— Нет, Катя. Ты помогла мне обрести счастье с Павлом. Но я не стану твоей сообщницей в убийстве ребенка моего брата.

— Ты больная или как? Какого ребенка! Какое убийство? Там всего лишь точка какая-то. И чем быстрее я это сделаю, тем проще.

— Как знаешь, но я буду помогать тебе, — отказ был решительный. Катя уже пожалела, что доверилась подруге:

— Не ожидала от тебя такого! Тогда хоть молчи! Не вмешивайся. И Павлу не смей рассказывать, — Катерина вышла из комнаты, громко хлопнув дверью.

Марина долго еще не могла прийти в себя. Павел зашел к ней:

— Мариша, солнышко, ты почему здесь одна? Тебе плохо? — он встревожился.

— Нет, ничего.

Тогда пойдем к гостям. А то они уж домой засобирались.

Осадок, оставшийся после беседы с Катей, не покидал Марину:

— Что с ней происходит? Откуда этот эгоизм, желание всё урвать от жизни, не считаясь с желаниями мужа. А главное — откуда жестокость и равнодушие к беззащитному существу, не способному противостоять злой силе, поселившейся в душе подруги.

Марина мучилась, осознавая, что она своим молчанием покрывает зло, планируемое подругой. Предательство брата не давало по ночам спать. Павел заметил, что с его Маришей творится что-то неладное. Но сколько ни допытывался о причине ее подавленного настроения, ничего не добился.