Сомнения привели к тому, что он решил не мешать прелестной незнакомке обрести счастье, увы, не с ним и быть счастливой.

Богдан опять спрятался в своем панцире, укоряя себя за то, что посмел хоть на мгновение поверить в возможность счастья и новой любви… Не может… Не сейчас… Он еще не готов…

Глядя на спящую подругу, Ксения от всей души сочувствовала ей. Однако сквозь это сочувствие проникали признаки другой, глубокой и тщательно скрываемой собственной боли.

Оптимизм и чрезмерная активность Ксении, поражающие Анжелу в подруге, куда-то вдруг исчезли. Резко обозначились скорбные морщинки между бровями и пролегли от крыльев носа к уголкам губ.

Откуда в этой веселушке такая печаль?

Стремление подруги стать счастливой увлекали Ксюшу, вернее отвлекали от воспоминаний о первом браке и его трагических последствиях.

Ксюша была пятым ребенком в семье. Постоянное недоедание, отсутствие мало-мальски приличной одежонки, донашивание обносков со старших сестер, ссоры пьяных родителей — все это она привыкла скрывать от друзей и одноклассников. Но прятала настолько глубоко, что никто даже подумать не мог, насколько безрадостна была ее настоящая жизнь.

Едва закончив школу, девушка, как говорится, по залету, вышла замуж за соседа по подъезду — Витьку Парамонова. Он был старше Ксюши на пять лет. Красиво ухаживал, был из приличной полноценной семьи.

Витёк поразил сердце девушки своей респектабельностью. В нем было все, чего так не хватало ей самой — уверенность, самоуважение и чувство собственного достоинства, граничащего с осознанием своей уникальности. В ней же никто не культивировал подобных ценностей.

Девушка любила бывать у Парамоновых в гостях. Здесь она находила отдушину, здесь было все до невозможности прилично, сытно и богато. Родители ВитькА относились к ней благосклонно, не принимая всерьез детскую дружбу. Вот только дети уже были не совсем детьми.

Витёк, довольный своей жизнью и скучающий от безделья, с некоторых пор стал относиться к симпатичной соседке с заметной долей влюбленности. Ксюшка же просто боготворила его. Взрослый, красивый, обеспеченный. Последнее было для нее особенно важно. Так хотелось выбраться из нищеты и тесноты!

Витёк недолго обхаживал доверчивую девчушку. Но, узнав о ее беременности, просто стал избегать ее.

Родителям не было дела до проблем младшенькой. Они довольствовались бутылкой крепкого в день, часто устраивая скандалы из-за того, кто сколько выпил втихаря.

Ксюшка плакала в подушку, размазывая слезы и терзаясь равнодушием «пылкого влюбленного», пока однажды по трезвости мать не обратила внимание на округлившийся живот дочки.

Шквал грубых оскорблений обрушился на и без того несчастную Ксюшу. Добившись от дочери признания, кто посмел обрюхатить ее крошку, мать рванула к Парамоновым, предварительно опрокинув рюмашечку втайне от супруга.

Не стесняясь в выражениях, она нарушила покой благочестивого семейства. Законы Анна Ивановна знала прекрасно и, глядя на Витьку, орала что есть мочи, угрожая ему тюрьмой за совращение малолетки.

Надо сказать, что угрозы подействовали не столько на него, сколько на его родителей. Пытаясь не доводить до вселенского скандала, они предложили уладить все миром. Миротворцем выступил Павел Петрович:

— Послушайте, мы хорошо заплатим. Найдем хорошего гинеколога. Зачем портить жизнь детям?

— Да подавись ты своими деньгами! Не деньги нам нужны! Пусть женится. У меня в подоле еще никто не приносил. Мы люди бедные, но позора не потерпим.

Вмешалась Ирина Валерьевна:

— Может, мы у детей спросим, хотят ли они пожениться?

— Щас! Я и спрашивать не собираюсь! Не позволю позорить честь моей семьи! В ЗАГС или за решетку! — разъяренная и подогреваемая выпитым спиртным, Анна Ивановна бросила на ВитькА, молча стоявшего в углу комнаты, такой грозный взгляд, что тот буквально влип в стенку.

Доводить до скандала директору крупного машиностроительного завода не хотелось. С ним была согласна и его жена — завкафедрой психологии местного медицинского университета.

Сложнее было уговорить избалованного отпрыска. Однако угрозы Анны Ивановны относительно тюрьмы и перспективы тюремной «девочки» были настолько реальны и устрашающи, что он сдался. Бедную Ксюшу никто и спрашивать не стал, согласна ли она вступить в законный брак с совратителем.

Пышной свадьбы не было. Их тихо расписали, и Ксения, по настоятельному требованию «заботливой» матери, перешла жить в хоромы Парамоновых.

Основное правило благочестивой семьи заключалось в том, чтобы все было шито-крыто. Ксюшу впустили в семью исключительно с этой целью, но вот принимать ее за свою здесь не собирались.

Девушка днями сидела в своей комнате, лишенная внимания мужа и его родителей. Выходила только к столу. Кусок не лез в горло — чувствовала себя здесь настолько чужой, что готова была бежать. Но куда? Родители даже слышать ничего не хотели о том, что ей плохо:

— С жиру бесишься, — ворчала мать, — чего тебе еще надо? Одевают, обувают, кормят. Дом — полная чаша. Терпи. А здесь тебе делать нечего.

И Ксюша терпела. Терпела косые взгляды свекрови, уничижительные, до брезгливости, — свёкра. Но болезненнее всего отзывалось в сердце равнодушие беспутного супруга. Он, казалось, вообще не замечал ее присутствия. Пропадал днями и ночами в ресторанах, барах, кутил с друзьями, не обходилось и без подружек. Но самое страшное — она стала замечать его совершенно пустой взгляд, затуманенный, по всей видимости, наркотиками.

Его пристрастие к наркоте тщательно скрывали. Родители пытались лечить его в анонимном санатории, но он сбежал оттуда через несколько дней и продолжал куролесить.

Ксения была уже на пятом месяце беременности, когда Витёк, вернувшийся с очередного кутежа, вдруг будто впервые заметил ее присутствие в доме. Повалив сопротивляющуюся жену на постель, он грубо изнасиловал ее.

Стоя под душем, Ксюша рыдала от боли и обиды. Не таким она представляла себе тихое семейное счастье. Вот только попала из огня да в полымя.

Ночью проснулась от резкой боли в низу живота. Не хотела никого беспокоить. Тихонько поднялась, пошла в туалет — думала расстройство. С ужасом обнаружила огромное пятно крови на ночнушке. От нового приступа боли, настигшего ее при попытке отыскать в темноте чистое белье, она потеряла сознание и упала прямо на пол. Сколько пролежала так, трудно сказать.

Очнулась в больничной палате. Тронула живот и удивилась — былой упругости и выпуклости словно не бывало. Ныл низ живота, все казалось расплывчатым. В возвращающемся сознании всплыло воспоминание о надругательстве мужа, затем — огромное пятно на ночнушке…

На утреннем обходе врач, осматривая ее, справился о самочувствии и сообщил, что она поступила с большой потерей крови. Дыхание плода не прослушивалось. Чтобы спасти ее жизнь, пришлось срочно оперировать. Но беременность сохранить не удалось.

Слезы катились по ее лицу. Она еще не до конца осознавала, были ли это слезы о несостоявшемся материнском счастье. Или же это были слезы облегчения от понимания, что эта утрата сможет избавить ее от уничижительного пребывания в благочестивом семействе.

Она надеялась, что родители не станут препятствовать ее возвращению домой. Ведь отпала необходимость кормить и растить выблядка, как в порыве ярости кричала мать.

Выписывая Ксению из больницы, врач сообщил ей, что последствия перенесенной операции могут быть непредсказуемы. То есть, — сказаться на возможности в будущем забеременеть и выносить ребенка. Об этом пока не думалось.

В тишине своей комнаты Ксюша уже мысленно представляла, как у нее появится малыш или малышка и надеялась, что рождение ребенка изменит отношение Парамоновых к ней.

Мечтала, что с рождением малыша у Виктора проснутся отцовские чувства и появится ответственность за жену и ребенка. Она уже любила этого малыша, разговаривала с ним, нежно поглаживая животик. Она уже чувствовала его шевеления, радостно прислушиваясь к новым ощущениям.