Маша по-прежнему спала, забывшись тяжелым сном. Взять у нее волос не составило труда. Антон провел по подушке раз, другой и нашел искомое. Маша застонала во сне. Он постоял над ней, внимательно вглядываясь в черты ее лица.

— Нет, это вряд ли. Но единожды явившаяся мысль будет мучать меня постоянно. Поэтому лучше сделать тест.

Он спустился в гостиную, где все еще сидели женщины. Они что-то горячо обсуждали. Но разговор был не о Маше.

— Антон Борисович, мне надо посоветоваться с Вами, — обратилась к нему взволнованная Марьвановна.

— Да, я весь внимание. Что у вас приключилось?

— Мне недавно позвонил сын. Оказывается, он хочет приехать навестить меня. Кто-то из знакомых сообщил ему о пожаре, вот он и волнуется.

— И что Марьвановна, мне надо его встретить?

— Нет, что Вы! Просто я хотела спросить, можно ли будет ему остановиться у Вас на денек-другой? Ведь у нас пока жить невозможно.

Антон устало посмотрел на нее:

— Конечно, Марьвановна, — и, усмехнувшись, добавил: — Зря надо мной подшучивали знакомые и сотрудники. Вот и пригодился мой огромный особняк. И для сына Вашего место найдется.

С утра пораньше Лютаев уже был в лаборатории. Максим выполнил свое обещание, и тест обещали сделать в короткие сроки.

Затем Антон вызвал Каверина и, стараясь уйти от тревожных мыслей, спросил, как обстоит дело с должником вечно плачущей Татьяны Трофимовой.

— Все чисто, шеф. У меня приятель — гаишник. Помог быстро вычислить горе-покупателя. Тот был в шоке и без проблем позволил провести осмотр машины. Ты представляешь, ни царапинки, ни вмятинки — ничего! Получается, Трофимова с перепугу решила, что сбила Машу. На самом же деле, Маша то ли упала сама, то ли травма головы являлась следствием чьего-то рукоприкладства. Аналогичная история, как в случае с тобой: споткнулась, оступилась или обморок опять же.

— С паспортом есть подвижки?

— Сложно. Но я стараюсь. А ты чего сегодня никакой? Случилось что?

— Нет. Устал я. Что-то не складывается у меня ничего. Маша вчера странно вела себя. Потом плакала. А сегодня ведет себя так, словно ничего и не произошло. Не помогает ей лечение. Надо бы к другим специалистам обратиться.

— А я смотрю, на работе она справляется. Даже похвалить хотел.

— На работе, да…

— Ты что-то не договариваешь. Уже жалеешь о том, что взвалил на себя обузу.

— Перестань. Она — не обуза.

— Лады, не хочешь, не говори. Но если что, я рядом.

— Да, спасибо тебе. Мне в банк. Остаешься за главного.

Лютаев, проходя мимо Маши, пристально посмотрел на нее. «Глаза! Одни и те же глаза. Только у Аннушки радостные… Как же я люблю их обеих…»

День кое-как дотащился до вечера. Антон по дороге домой был задумчив. Свое настроение объяснил Маше проблемами по работе. Ехали молча.

Маша поглядывала в сторону Антона и удивлялась его необычному состоянию. У самой не выходил из головы случай в детской. Но она не хотела обсуждать это с Антоном. Тем более вот так, на ходу.

С самого утра ее преследовало непреодолимое желание увидеть Анечку. Прижать ее к груди. Ощутить тепло и до боли родной запах. И больше не расставаться ни на одно мгновение.

Она ни единым словом не обмолвилась о своих чувствах Антону. Целый день пыталась объяснить себе такое странное отношение к чужому ребенку. Наконец, решила, что, полюбив Антона, не могла не полюбить его дочку. Объяснение не успокаивало. Даже, казалось, еще больше волновало при мысли, что сестры не разрешат больше подойти к малышке.

Занятые каждый своими мыслями, они подошли к двери, не обменявшись ни одной фразой. Но странности в поведении не удивили ни одного из них.

В гостиной было шумно. Приезд сына Марии Ивановны вызвал оживление. Марьвановна собирала на стол к ужину. Она сегодня расстаралась, ведь не слишком часто сынок баловал ее своими визитами. А тут вдруг решил приехать. «Значит переживает,» — думала счастливая женщина.

Она встретила Антона и Машу, радостная, взволнованная. Настя и Рая, присутствующие здесь, тоже радовались ее счастью.

— Антон Борисович, познакомьтесь. Это мой…

— Алина! Ты? — возглас сына не дал ей договорить. Все замерли от неожиданности. Он встал и направился к Маше, не обращая внимания на Лютаева.

— Ты что здесь делаешь, Алина?!

«СЕРГЕЙ!» — молнией пронзило имя из ее непонятного сна. Она потеряла сознание, медленно оседая на пол. Антон едва успел подхватить ее, грубо оттолкнув незнакомца, тоже поспешившего на помощь. Все засуетились. Только Мария Ивановна безмолвно опустилась на стул и словно окаменела.

Лютаев, держа на руках Машу, быстро поднимался по лестнице. На ходу он бросил:

— Нашатырь!

Маша открыла глаза. Увидела склонившегося над ней Антона.

— Моя девочка, — прошептала она. — Аннушка… это моя доченька. — Она пыталась встать, но ноги не слушались. — Пустите меня к ней! — слезы градом катились из ее глаз. — Моя девочка… я хочу ее видеть! — голос переходил на крик. Она была близка к истерике.

Антон набирал номер Колесникова.

Раиса поила Машу валерьяновыми каплями.

— Пустите меня к ней! Это моя… моя Аннушка.

Антон, как мог, успокаивал Машу, уговаривал подождать до утра, чтобы не пугать ребенка. С непонятно откуда взявшейся силой, она оттолкнула его и бросилась к детской.

Но силы покинули ее, и она рухнула на пол прямо перед комнатой Аннушки. Ближе всех к ней оказался сын Марии Ивановны. Он бросился поднимать ее. Увидев его лицо, Маша вскрикнула и вновь потеряла сознание.

— Убирайся прочь, — оттолкнул его Антон. Он поднял Машу и бережно перенес на постель.

Прибывший Колесников уже колдовал над несчастной. Придя в себя, она опять попросила пустить ее к Аннушке, но под действием сильной дозы успокоительного провалилась в тяжелый сон.

— Ей сейчас нужен покой. Оставьте ее все, — последнее слово он произнес, в упор глядя на Антона. — Да, все. Я останусь рядом до ее пробуждения. А сейчас — покой и тишина.

Спустившись в гостиную, Лютаев без лишних слов обратился к Сергею (это был он, наш старый знакомый).

— Рассказывай! — отрывисто бросил Лютаев. — Почему АЛИНА? Что ты знаешь об этой женщине. Все, как есть, без утайки. — Грозный голос и тяжелый взгляд свидетельствовали о том, что перечить ему или что-либо скрывать не стоит.

Несколько пар глаз устремились на Сергея. Он посмотрел на мать, которая с ужасом ожидала его ответа. Она так и сидела, не в силах подняться со стула и пытаясь понять суть происходящего.

Это была страшная ночь. Мучительная ночь. Открывшаяся правда пугала Антона безысходностью.

Маша, его тихая, робкая Маша оказалась той жестокой женщиной, которая подбросила беззащитную кроху к нему на крыльцо. Его нежная, любящая Маша — преступница, оставившая своего ребенка в опасности.

— Что заставило ее поступить так жестоко? Как она могла?! Как теперь быть?! Аннушку я не отдам. Она теперь моя дочь. А эти двое пусть катятся ко всем чертям… Кстати, где он?

Лютаев бегом спустился в гостиную. По всему было видно, что Мария Ивановна так и не ложилась. Напротив нее, опустив голову на руки, дремал ее сын. В глазах женщины застыли укор и боль.

Лютаев резко крикнул:

— Поспал?! — Сергей, вздрогнув, поднял на него сонные глаза. — А теперь пошел вон отсюда!

— Здесь моя дочь, и я никуда не пойду, пока не заберу ее и Алину.

— Алина, как ты ее называешь, сама решит, что ей делать. А вот Аннушка — моя дочь! Моя! Понял? Немедленно убирайся из моего дома!

— Но здесь…

— Никаких «но»! Или ты уйдешь сам, или я тебя вышвырну, как паршивую собаку!

— Я уйду. Но вернусь за дочкой.

— Вон отсюда! Нет у тебя дочки и никогда не было. Забудь! — Антон в сердцах распахнул дверь и, не в силах справиться с гневом, схватил Сергея за грудки. Глаза горели ненавистью, еще секунда и гостю бы не поздоровилось.