— Антон Борисович… но Вы же понимаете… я… при всем моем желании. Я не могу. Да и не только я. У Вас нигде не примут заявление. Нужен паспорт. Поймите меня правильно.

— И Вы тоже нас поймите. Ей не могут выдать удостоверение личности, пока не выяснится, кто она?

Маша окаменела: «Ну вот… Действительно, кто я? И что тут делаю? Как стыдно… Бежать!» Она пыталась освободиться от руки Антона. Но он только крепче сжал ее руку.

— Я Вам все объясню. Одну минуту. Маша, выйдем.

Ноги девушки не слушались. С трудом передвигая их, она послушно вышла, поддерживаемая твердой рукой Лютаева. В глазах застыли слезы отчаяния.

— Машенька, ангел мой, посиди здесь. Я все улажу, — Антон ласково улыбался ей, но в глазах тоже промелькнула неуверенность. — Я люблю тебя, и все будет хорошо. — Поцеловав расстроенную девушку, он вернулся в кабинет.

— Маргарита Дмитриевна, — обратился он к строгой даме, которая не так давно улыбалась ему при оформлении брака Раисой, а потом и при его расторжении. — Надеюсь, Вы не откажете мне и на этот раз.

— Нет уж, дорогой Антон Борисович, в это раз все по-другому. Тогда вы уговорили меня на оформление фиктивного брака. И, благодарение Богу, все обошлось. Но теперь, по этой бумажке?! Нет. — Антон достал из кармана заготовленный конверт. — Нет, нет и нет! Уберите это! Она что сбежала из мест…

— Успокойтесь, пожалуйста, ни из каких таких мест она не сбегала. Просто вследствие ушиба она потеряла память. У нее амнезия, понимаете.

— Вот и приходите, когда память к ней вернется, и у нее будут нормальные документы, а не эта бумажка, — регистратор чуть не со страхом отодвинула справку подальше от себя. — Вы не подумали о том, что она, в лучшем случае, могла быть замужем?! Я нарушать закон не намерена. Поэтому, извините. Как только найдутся ее настоящие документы, милости просим. Распишу за один день.

Лютаев взял справку. Поникшая голова и грустные глаза красноречиво подчеркивали его внутреннее состояние. Но, подходя к Маше, которая в тревоге ожидала его возвращение, он постарался улыбнуться.

— Все будет хорошо, Машенька. Мы что-нибудь придумаем. Каверин разберется. Просто мы упустили много времени. Надо было заняться этим с первого дня после твоей выписки из больницы.

Маша смотрела ему в глаза и впитывала каждое его слово:

— Я верю тебе. Все будет хорошо… — как мантру повторяла она за ним.

— Антон Борисович, что происходит? — Марьвановна позволила себе задать вопрос Лютаеву. Она была свидетелем необъяснимой смены настроения Маши. Та была то оживлена, и тогда ее глаза светились счастьем. То сидела у себя в комнате и была мрачнее тучи. Настроение Антона тоже не отличалось стабильностью. Именно это тревожило Марию Ивановну, которая прекрасно понимала, что между Машей и Антоном возникли романтические отношения.

— Марьвановна, все плохо, — пожаловался Лютаев, что было совсем не в его правилах. — Все настолько плохо, что я даже не представляю себе, как исправить ситуацию.

— Это Вы о Вас с Машей?

— Так Вы все знаете? Маша рассказала?

— Ну да, дождешься от нее! Но я ведь не слепая. Что-то происходит с вами обоими.

Антон давно собирался поделиться с домашними своим счастьем, но все как-то не получалось. Момента подходящего не было. Но если раньше он хотел рассказать о намерении жениться на Маше, то наступившая черная полоса отодвигала разговор о радостных событиях на неопределенное время. Слова Марьвановны отозвались болью в его душе, и он, не в силах больше скрывать свои проблемы, откровенно поведал ей о препятствиях к осуществлению своей мечты.

— Антоша, неужели ничего нельзя сделать? — Марьвановна чуть не плакала.

— Я думаю об этом. Машу жалко, она очень расстроена. В ЗАГСе она с прежней остротой пережила случившееся и его последствия. Ведь что самое ужасное — ее как бы нет. Вот она работает в нашем агентстве, но вряд ли могла бы претендовать на трудоустройство в другом месте.

— А если к психотерапевту обратиться?

— Марьвановна, миленькая, это пройденный и безрезультатный этап. Она до сих пор принимает сосудистые средства. Только изменений нет. Как объясняют специалисты, из ее памяти выпала группа взаимосвязанных событий. И эти события имеют глубокий внутренний смысл для нее, что в данном конкретном случае является причиной стационарного типа амнезии. То есть состояние памяти при таком течении остается без динамики. По всей видимости, кроме травмы имело место сильное психологическое потрясение.

Лютаев глубоко вздохнул. Мария Ивановна с сочувствием слушала его, едва сдерживая слезы.

Тревожный звонок телефона прервал их тяжелый разговор.

— Ало, Антон, — голос Маши дрожал. — Что мне делать? У нас в доме пожар, жильцов эвакуировали. Мы все на улице.

— Оставайся на месте, я еду за тобой.

Ничего не говоря встревоженной Марьвановне, он на ходу одел куртку и, захватив ключи от машины, уже мчался вниз по лестнице, не став дожидаться лифта, который оказался занятым.

Бушующие языки пламени вырывались наружу из окон квартиры, находящейся как раз под двушкой Марии Ивановны. Лютаев выскочил из джипа и метался среди перепуганных жильцов, пожарных машин и пожарников в поисках Маши. Она первая увидела его и бросилась к нему навстречу. Лютаев обнял ее, пытаясь согреть и успокоить.

— Садись в машину, поедем ко мне, — ласково уговаривал Антон.

— А как же здесь?

— Ты дверь успела закрыть?

— Да.

— Вот и прекрасно, а здесь и без тебя разберутся.

— А что мы скажем Марьвановне? — голос Маши все еще дрожал. Она не могла оторвать взгляд от пляски огненных языков, раздуваемых ветром. Зрелище было не для слабонервных. Поэтому Антон побыстрее увез ее подальше от происходящего.

— Не думай об этом. Пожарные на месте. Они не допустят распространения огня.

— Нет, Антон. Мы должны вернуться и посмотреть, не пострадала ли квартира Марии Ивановны. Я прошу тебя, давай вернемся.

Лютаев понимал, что она не успокоится, пока своими глазами не увидит, что опасность миновала. Уступив ее просьбе, он развернул машину, решив, что так будет разумнее. Ведь еще придется держать ответ перед Марьвановной.

Когда они подъехали к дому, огонь был усмирен. Еще вырывались из выгоревшей квартиры клубы удушливого дыма и стоял тяжелый запах гари. Внутрь дома еще никого не пускали, хотя успокоили жильцов, что соседние квартиры не пострадали. Ну разве что, от воды. А что касается запаха, то это надолго.

— Вот видишь, все хорошо. А теперь поедем ко мне. Сюда вернемся утром, посмотрим, что и как.

Мария Ивановна бросилась к ним с вопросом:

— Что произошло? Маша, ты в порядке?

— Марьвановна, все обошлось. У соседей снизу случился пожар. Его уже потушили. Но оставаться в квартире пока невозможно. Дым, гарь, вода. Не переживайте, пожарные сказали, что соседние квартиры не пострадали. Но Вы с Машей останетесь здесь, пока все не уляжется.

Рая и Настя спустились вниз, услышав шум в гостиной. Узнав о случившемся, они как могли утешали Марию Ивановну и Машу, которых пришлось отпаивать чаем с ромашкой и валерьяновыми каплями.

Все были встревожены и растеряны. Лучше всех в этой ситуации держалась Раиса. Она уговорила Настю вернуться в ее комнату, а сама занялась подготовкой комнат для гостей. Чтобы отвлечь женщин от тяжелых мыслей, она предложила им тоже подняться наверх.

Антон с удивлением констатировал самообладание и сообразительность Раи. Сам он не знал, как успокоить женщин, и был благодарен Раечке за то, что она с таким рвением взялась обустраивать гостей.

Глубоко задумавшись о случившемся пожаре, Лютаев вдруг подумал:

— Интересно, как отразится на Машином состоянии пережитый стресс? Вдруг пожар станет тем самым триггером, способным запустить так долго ожидаемые изменения с ее памятью.

Казалось, в доме Лютаева, встревоженном произошедшими событиями, потихоньку все приходило в состояние покоя. Но это было внешнее проявление спокойствия.