Кстати, сам космос в интерфейсе игры отсутствовал, видимо, из-за возможных чрезмерных нагрузок на видеокарту, и это меня сильно разочаровало: всплывшей под фанфары менюшки «Поздравляем с победой в космической гонке!» мне показалось явно недостаточно, так что я в душе вознёс искреннее пожелание к разработчикам игры сие в дальнейшем учесть.

Но при всём этом показатель довольства населения продолжал падать.

Начав тыкать мышкой просто по головам людей, я довольно быстро выяснил: в моём земном раю уже выросла целая армия людей, этим раем недовольных.

Похоже, выросла она из тех самых персонажей, которые в начале игры демонстрировали нулевую веру во всё, но при этом хотя бы продолжали с удовольствием есть, оздоровляться, учиться и развлекаться. Ну, и работать, конечно. Однако теперь я смотрел в их профайлы и не верил своим глазам: довольство едой – около нуля, довольство медициной – около нуля, довольство жильём – около нуля, ну и так далее по списку. Работать они тоже перестали.

Именно эти люди, похоже, и тянули стремительно вниз всю общую статистику.

Попутно выявилось и ещё одно свойство игрового ИИ: недовольство оказалось заразным. Стоило нескольким таким персонажам собраться в одном месте, как уровень довольства всех прочих вокруг них тоже начинал падать по всем показателям, так что никакие комиссары уже не помогали.

Более того: среди этих самых комиссаров внезапно оказалось едва ли не столько же недовольных всем происходящим, сколько и среди всего остального населения.

И вот наступил момент, когда творец осознал: так дальше продолжаться не может. Ещё чуть-чуть, и столь старательно воздвигнутый рай земной с грохотом провалится в тартарары, просто в силу необъяснимого для творца разлада, произошедшего в головах людей…

Кое-где они уже накинули петли на головы возведённым ими же самими статуям вождей и героев, и с диким восторгом обрушили мемориалы на землю: точно так же, как в самом начале игры они обрушивали на эту же землю кресты с куполов храмов…

Я поставил игру на паузу, потёр утомлённые глаза, и устало отвалился от экрана, тупо уставившись на качающиеся за окном костлявые ветки клёна… В белёсом небе пронеслась стая грачей, тёплый ветер чуть шевелил прозрачную занавеску.

Я думал, что делать. Затем, видимо, заснул.

И я увидел странный сон.

Я бродил посреди красивого яблоневого сада, в котором без труда опознал мифологический рай. По каким признакам, сказать не могу: каждый помнит по своему опыту, что во сне ты знаешь что-то просто потому, что ты это знаешь… Правда, выглядел этот рай всё же специфично: видимо, в силу того, что я десятки часов провёл за компьютерной игрой, на его изумрудных лужайках, а иногда и прямо на деревьях, тут и там были закреплены таблички с надписями вроде «Слава труду!», «Миру – мир!», и тому подобными. Особенно меня позабавила надпись «Планы и решения руководства – в жизнь!»: мне немедленно захотелось воочию увидеть руководство, чтобы тем самым раз и навсегда разрешить, хотя бы лично для себя, вопрос бытия Божия…

На этом стилистически однообразном фоне моё внимание внезапно привлекла надпись иного рода. На массивном стволе огромной развесистой яблони, стоящей посреди просторной поляны, я увидел тщательно закреплённую, видную издалека табличку, на которой крупными красными буквами было выведено:

«Срывать и есть яблоки с дерева запрещается!»

Я с интересом подошёл ближе. При моём приближении трава возле дерева зашевелилась, и навстречу мне поднялась крупная змеиная голова с направленными прямо на меня холодными янтарями глаз.

Я не боюсь змей: по крайней мере, во сне, если не считать естественного для любого крупного млекопитающего рефлекторного ощущения угрозы. Поэтому я спокойно остановился на месте и присмотрелся повнимательнее. Змея оказалась огромной: нечто вроде питона, обвившего основание яблони в три оборота. Она была почти неподвижна: лишь слегка подрагивала шея, а глаза…

Я почувствовал, что не могу оторвать взгляда от этих глаз.

Я буквально ощутил, что какая-то неведомая сила словно бы пригвоздила меня к месту, обволокла, лишила способности двигаться. И сама яблоня, и буквы «Срывать и есть яблоки с дерева запрещается!», и даже туловище змеи словно бы слились в мерцающий фон, и всё моё внимание было поглощено этим тяжёлым, неподвижным жёлтым взглядом.

Я оказался во власти странного чувства, вроде того, что испытывает человек на американских горках. Словно бы засосало под ложечкой, отчаянно забилось сердце, кровь живее побежала по жилам, я почувствовал поистине животное возбуждение в преддверии неведомой пока опасности… Но одновременно – пришло чёткое, недвусмысленное понимание, что этот взгляд обещает мне все, о чём я мог мечтать, и даже больше: что с этими глазами связаны любые мои мечты, все мои устремления. Все мои планы, даже самые несбыточные, осуществимы. Все мои страхи – глупы и не обоснованы. Все царства мира будут у моих ног, и я обрету силу, которая не будет знать преград.

Дрожь пробежала у меня по спине: я физически ощутил, что испытывает голодный волк, когда шерсть на его спине поднимается дыбом, когда в его ноздри ударяет запах свежепролитой оленьей крови… Я избран, я исключителен, я не просто сверхчеловек – я равен любым богам, которых когда-либо изобретала человеческая фантазия: нужно всего лишь делать то, что потребуют от меня этот взгляд, просто следовать той воле, которая смотрит на меня сквозь эти выпуклые неподвижные безжизненные глаза…

Но что это?..

Чья воля управляет мною через этот взгляд? Сколько сотен и даже тысяч лет могло потребоваться ей, чтобы обрести такую силу, способную мгновенно парализовать чужую волю, способную так безоговорочно возбуждать и подчинять, обещать и увлекать?..

Эта мысль успела лишь мелькнуть в моей голове, когда пружинистое тело змеи, обвивавшее ствол, дёрнулось, словно в спазме, крона дерева шевельнулась, и прямо к моим ногам с глухим стуком упало огромное красное яблоко.

Змея продолжала смотреть на меня в упор, но из её чуть приоткрытой пасти теперь раздавалось тихое, на одной ноте, но очень странное шипение: как если бы сотня людей, собравшаяся в одном месте, лихорадочно и наперебой спорили, переговаривались и проклинали друг друга, – но только шёпотом, шёпотом…

Этот взгляд велел мне поднять яблоко. И я понял, что невзирая на весь тот животный ужас, который ожидает меня сразу и навсегда, как только я его возьму, я всё же сделаю это: ибо я заплачу этим ужасом за невиданную мною доселе свободу… И я даже понял, за какую именно.

За свободу от химеры, называемой совестью.

Я вздрогнул, словно от удара током, и проснулся.

– Скажите, пожалуйста, куда мне отсюда идти?

– А куда ты хочешь попасть? – ответил Кот.

– Мне все равно – сказала Алиса.

– Тогда все равно, куда и идти, – заметил Кот.

– Только бы попасть куда-нибудь, – пояснила Алиса.

– Куда-нибудь ты обязательно попадешь, – сказал Кот.

– Нужно только достаточно долго идти.

(Льюис Кэрролл, «Алиса в стране чудес»)

Когда Витя открыл глаза, над ним шелестела буйная зелёная листва. Низко склонившаяся прямо перед его лицом ветвь дерева напоминала гигантский полог над кроватью, однако жёсткая земля и впившийся в ребро древесный корень никак не создавали ощущение перины. Поморщившись, Витя повернулся, что стоило ему неприятной судороги во всём теле, и опёрся на локоть.

Всего в нескольких шагах от него на земле сидел со скрещенными ногами (в идеальном «лотосе», как Витя сразу отметил) смуглолицый человек в рясе. Он сидел боком к нему, однако сейчас, – по-видимому, когда Витя зашевелился и привстал, – он повернул голову и смотрел на него внимательными глазами.

Его возраст было трудно определить: подтянутое стройное сухое тело, сложенные внизу живота изящные кисти рук с длинными, как у музыканта, пальцами, смуглая гладкая кожа лица говорили о молодости, однако его обращённый на Витю взгляд создавал явный диссонанс. Тёмные, почти чёрные глаза, большие и красивые, с длинными, словно у женщины, ресницами, были глазами даже не старика, а человека, словно бы прожившего сотню жизней.