— Занимался с тобой любовью, — поправил мужчина. — Ты же знаешь, что будет правильным для нас обоих.

— Мне уйти?

— Наверное.

Мне стало стыдно своей слабости, и я попятилась к двери. Нет ничего хуже навязчивости, тем более в любви… Мне снова хотелось плакать от бессилия, а для этого убежать как можно дальше, но Ракх поднялся и шагнул, ловя меня за руку.

— Знаешь, о чём я в последнее время думал перед сном?

— Нет, — тихо отозвалась я, не глядя ему в глаза.

— О том, какая у тебя нежная кожа.

Он погладил меня по щеке, поцеловал коротко в губы, а потом в шею.

— Особенно здесь.

Ладони его скользнули под халат, нашли и мягко сжали грудь, и я пошатнулась.

— Ты желаешь?

— Я жажду. Хочу. Мечтаю. Если ты, конечно, не откажешь мне, малышка. Потому что так уж я устроен: рассуждаю по совести, поступаю по страсти. — Он снова мягко коснулся моих губ и добавил, обжигая взглядом: — Но только с тобой. Только когда ты рядом. Особенно если чувствую, что ты сама жаждешь ласки.

— Да, — отозвалась я, целуя его в щёку. — Я хочу. Всего. Сейчас. Пожалуйста!

Мужчина подхватил меня и понёс в постель, заставив взволнованно прикусить губы. Как это будет теперь? Я успела забыть его вкус, силу и страсть.

— Почему ты дрожишь?

— Немного боюсь, — честно ответила я. — Знаю обо всём недостаточно… для бесстрашия.

— Ты веришь мне — и это главное. Не бойся, я подхвачу тебя, если будешь падать.

Он снял с меня халат, стянул, не мешкая, сорочку. Его губы нежно коснулись моей груди, вызывая в глубине живота болезненный трепет. Мне казалось, что я горю, и пламя постепенно поедало остатки рассудка. То языком, то губами, то лишь дыханием — Ракх ласкал мою кожу, не пропуская ни одного чувствительного местечка. Пальцы зарывались в гущину волос, колено его упёрлось меж моих бедёр и доставляло мучительное наслаждение. Я не выдержала и с силой погладила его по спине, ягодицам и бёдрам, просунула руку, и, нащупав знакомую твёрдость, осторожно сжала.

— Сейчас, — прошептал мужчина, снимая брюки.

Он был моим. Теперь я могла ласкать его, как захочу. Мне нравилось изучать его тело, и нравилось, что он так чутко реагировал на мои прикосновения. Я погладила страшные шрамы на его животе, и снова коснулась твёрдой плоти, на что Ракх отозвался глухим, низким рычанием. Нам обоим нравилось это обладание, и я скользнула пальцами ниже, потом снова вверх, прикрыв глаза и смущаясь того, как отзывается его тело.

— Да, — отозвался Ракх хрипло, и поцеловал меня в губы с яростной страстью.

Я не могла даже вскрикнуть, ощутив его внутри, и, повинуясь инстинктам, обняла ногами, обхватила руками, теснее прижимая к себе. Движения наши были слитными, скорыми, нетерпеливыми. Он целовал меня, забирая дыхание, а потом отрывался, позволяя вскрикивать, умолять, шептать безумные слова на языке любви. Он позволял мне любые прикосновения, но и сам касался так, что я терялась в его ласках, вкушая всю сладость близости.

А потом он повернул меня на бок, заставил выгнуться, крепко взял под колено — и началась новая прекрасная пытка, такая медленная и глубокая, вызывающая в теле острую пульсацию и влажный жар. Я раскрыла губы, когда он взял меня за подбородок, вынуждая запрокинуть голову — и отвечала на поцелуй, жаждала, взлетала. Глубже. Быстрее. У меня перед глазами вспыхивали звёзды.

— Тебе хорошо? — шептал он.

— Хорошо, — отзывалась я.

Ещё несколько мгновения — и Ракх перевернул меня на живот, накрыл своим тяжёлым телом, и перестал щадить. Теперь между нами не было нежности — жёсткая страсть, почти болезненная ярость, пламень неистового обладания… И всполох столь мощный, что я расплакалась, сжимая зубами простыни, и слыша слова утешения, благодарности, вновь проснувшейся нежности… Это было восхитительно до безобразия. Это было долгожданно, необходимо нам обоим, и радостно.

Для меня это была настоящая любовь.

Наутро Ракх отправил нас в Городской Совет, а сам пошёл покупать лошадей. Я, пребывая в светлых грёзах, всё никак не могла стереть с лица улыбку, и думала только о том, как хорошо нам было ночью. Всё в Ракхе — его сила и властность, сердечность и сдержанность, и горячая, обволакивающая нежность — было необходимо мне, чтобы продолжать дышать. Какая уж там независимость, зачем? Если может быть так сладко, так восхитительно, к чему мне прежнее мёрзлое одиночество? Это была самая тёплая и ласковая зима в моей жизни…

Аник больше не дразнился. Он вообще всю дорогу молчал. Правда, был внимателен, и даже отчитал какого-то господина за то, что тот не дал мне пройти по сухой части мостовой.

— Спасибо, — улыбнулась я, — но это чересчур. Я могу и по лужам.

— Знаю, но лучше не надо. В такой ледяной жиже запросто можно насквозь промочить ноги.

Я уцепилась за возможность поговорить с ним по душам, и спросила:

— А почему ты сам не выбираешь себе лошадь?

— Они все кажутся мне не слишком хорошими, я ведь привык к шикарным коням Леты. Пусть уж лучше Ракх купит, какого считает сносным… Жало, кстати, исключение, он хорош во всём. — Парень весело прищурился. — Кроме характера, конечно. Иногда мне кажется, что он вообще не лошадь.

Мы переглянулись и рассмеялись.

— А почему его так зовут?

— Потому что он очень больно кусается. И, кажется, ядовит.

— Как так?

— Я же говорю — не совсем лошадь.

— Любите вы с Ракхом тайны, — отозвалась я.

— Я не ведаю всего, Розана. Жало уже был с колдуном, когда мы встретились. Однажды он упоминал, что привёл коня из иного измерения, но я тогда не принял это всерьёз.

— И зря. Ракх редко шутит.

— Вот именно. Поэтому порой меня дрожь пробирает, когда я остаюсь один с этим зверем. Он так смотрит… Словно копается у меня в мыслях и всё-всё понимает.

— Может, так оно и есть, — сказала я, и мы замолчали.

За одну недолгую прогулку я узнала о Ракхе много нового. Например, что он был лучшим в глубинной тёмной магии, но никогда не преподавал её другим, а ещё колдун слыл прекрасным изобретателем, и создал по меньшей мере десяток новых действенных зелий самых разных назначений.

— В том числе заживляющих, но, чтобы приготовить их, нужны порой месяцы.

— А ручные звёзды?

— Говорят, создать подобную штуку под силу только королевскому магу, — хитро усмехнулся Аник. — Ракх кому ни попадя не светит этой штукой, она ведь баснословно дорогая. К тому же созданные одним магом звёзды имеют особенность находить друг друга везде, даже за чертой смерти.

Я сглотнула.

— Но у него она всего одна?

— И две дозревают. Возможно, есть и ещё, а потому Ракх самый богатый человек в Западном Вардаре.

— Но скромный.

— Он не любит роскошь. Терпеть не может всякие там собрания высших магов, хотя вроде как обязан на них присутствовать. Но Ракха принудить к чему-либо совершенно невозможно. Однажды мы попали с ним в руки к Лесным Палачам… — Он сделал паузу для должного эффекта. — Так вот они его два часа страшно пытали, чтобы рецепты опасных зелий выведать. — Он усмехнулся. — Не сразу, глупцы, поняли, что вовсе не мы в ловушке.

— Как это? — прошептала я.

— Он всё это время колдовал. После полуночи в лагерь бандитов пришли такие твари, что они пожалели, что схватили нас. А Жало, кстати, загрыз одного из разбойников насмерть.

— Кошмар, — отозвалась я, боясь даже представить, что за нечисть призвал Ракх. — Ему, наверное, больно было… И тебе.

— До меня не успели добраться, — отозвался парень. — Думали сначала его сломать. Но Ракх боль в принципе иначе переносит. Мне кажется, он её порой не замечает вовсе.

Я кивнула. Иногда мужчина и правда реагировал на всё иначе, словно успевал заглушить чувства. Пил зелье? Нет, вряд ли.

— Ну, вот мы и пришли, — сказал Аник. — Городской Совет.

Я не была здесь ни разу, однако не смутилась, и вошла в просторный холл, где на нас с Аником тотчас уставился высокий и худой, как жердь, служитель.