— Вов, да мне просто за дочку обидно. Он же о ней не вспоминает даже…

Оправдываюсь, но Володя качает головой.

— Так он так и не будет о ней упоминать. Разве что спекулировать и взывать к твоим материнским чувствам. Но Олесе не пять лет, и он всегда может позвонить или написать ей, а не тебе. Если захочет. Но зачем ТЫ ему вообще отвечаешь на жалобы и претензии к его сожительнице? Успокаиваешь его. Сопереживаешь, или говоришь, что у него всё будет хорошо и так далее. Ты же сама понимаешь, что выглядит это не как «Витя, отвали. Твой поезд уже ушёл в… Катманду. И мне глубоко не интересно, как ты сосуществуешь в одном пространстве с той, к которой ушёл от меня!» А так будто там рядом с ним живёт некая стерва, которая начинает что-то требовать, а здесь всё понимающая и всепрощающая Нина. К кому начнёт тянуть по-твоему? И не появляется ли ощущения, что к Нинке-то можно вернуться? Даже если не насовсем, то периодически. К такой-то душе! Примет же даже после другой бабы. Так чего теряться? Можно и воспользоваться. Пару раз.

Или всю жизнь.

— Нееет! — я не согласна категорически с тем, как он понимает всё это. — С моей стороны это просто вежливость. Если я не крою его матом, то это ведь ещё не значит, что у меня к нему чувства какие-то остались! Или я согласна на всё, что ты описал так красочно. Наоборот же…

Володька усмехается и повторяет вопрос:

— Нин, так зачем ты тогда ему отвечаешь? Действительно хочешь вникнуть в его проблемы с… С кем он там живёт? Ну? Ответь себе честно? Хочешь? — сам подначивает, а потом за меня же резко выдаёт ответ. — Да пусть хоть горит в аду, он сам это выбрал!

Я так об этом не думала. И действительно, что я там надеюсь совесть обнаружить? Или что?

Вовка объясняет, как маленькой девочке и удивительно, что я сама не понимаю элементарных вещей. Он прав. Я не жертва, к которой какой-то невменяемый навязчивый мужик по непонятной причине прилепился. Плачется в жилетку и уже наводит мосты, подготавливая к мысли о своем возвращении. Нет. Всё вполне объяснимо. Просто я глупость совершаю.

Вечером только ещё раз в этом убеждаюсь. Когда читаю ответ от Виктора, пока Вова в душевой.

«Нин, ну ты и фантазёрка. Колечко у Ритки одолжила?»

И куча смайликов.

Закрываю глаза на секунду. Да даже если я ему свою фотографию с Володькой вышлю, он и тогда решит, что это фотошоп, потому что такая «корова» всё равно нафиг кроме него никому не нужна.

Это его убеждение, в котором он и меня не один год уверял. Я же для него как брошенный чемодан, который он ждёт обнаружить в том же месте и состоянии, что и оставил.

Первую минуту во мне ещё бушуют эмоции, когда понимаю это. А потом, когда они утихают я думаю, а почему собственно я должна ему что-то доказывать?! Оправдываться?! И зачем мне в принципе этот негатив в жизни?

Он ведь действительно может позвонить или написать дочке при желании — она у меня до такой степени взрослая. Договориться о чём угодно они тоже могут между собой, и потом уже мне сообщить, если что-то важное. С чего я вдруг решила выступать посредником и пытаться сохранять пусть не дружеские отношения, но хотя бы не враждовать?

Перебираю в памяти знакомых, которые с улыбкой мне рассказывали, что после развода с бывшими мужьями друзьями остались. Проецирую на нас с Витькой и думаю, да пусть дружит с Лесей. Кто ему запрещает? А мне на хрен, простите, на самом деле такой друг? А уж принимать всерьёз его стишата мне и подавно ни к чему!

Так и что тогда получается?

Что в итоге он предал меня. Сейчас думает, как предать Люду.

И нет у меня при этом никакого чувства, что я победила соперницу. Всего этого бреда будто он понял, что я лучше. Всё же делается для того, чтобы ему самому удачнее устроиться!

Ни о какой любви здесь и речи быть не может. К кому? Витька любит лишь себя и свой комфорт!

А мне самой это всё зачем? Должно же какое-то уважение к себе быть. Изменил, разошлись. Ну и пусть катится. В Катманду или к своей Людмиле.

Отвечаю себе на все эти вопросы и удаляю его сообщения. Заношу его номер в чёрный список. Блокирую в приложениях. Опять удаляю.

И наконец становится легче, потому что я отпускаю эту ситуацию.

У Володьки настрой сменился ещё когда мы ехали в лифте. Поднимались на наш этаж после поездки к его семье.

Так что даже Леська не выдержала этих перешёптываний и воркования.

Крикнула:

— Родители, фу! Не травмируйте мою психику.

Её психику на самом деле травмировать, по-моему, уже нечем. Но всё равно с Вовкой договорились, что я позже к нему приду.

У дверей квартиры забрала у него сумки, он ушёл к себе. А вот для нас с моей Олесей начался какой-то театр абсурда.

Начну с того, что первое, что я увидела после того, как мы зашли с ней в нашу двушку — это включенный свет на кухне. А ведь я выключала перед отъездом. Хотела уже Леську отругать за безалаберность, но она сама тянет меня за рукав пальто и указывает пальцем на чемодан, оставленный кем-то на полу в комнате. Не нами.

— Маам? — в панике пищит дочь. У меня тоже что-то оборвалось внутри.

Но, наверное, глупо же думать, что к нам забрался вор, потом устал искать, что здесь можно украсть, и пошёл на кухню хотя бы чаю перед уходом попить?

Делаю шаг к двери, а Олеся полушёпотом:

— Может лучше Вовчика позовём? Так же все хорроры обычно и начинаются.

Не знаю, что там у кого начинается, но у меня всегда только сюр. (Автор моей жизни тупо стебётся.) Беру швабру, чтобы если что неудачливого воришку хоть чем-то огреть можно было. Открываю дверь нашей кухоньки с этим оружием наперевес. Дочка чуть позади стоит.

И обомлевает вместе со мной, потому что видит на табуретке расслабленного Виктора.

Он что ключи себе оставил?

Моргаем с Леськой в недоумении, а он довольный такой.

Раскидывает руки в ожидании жарких объятий.

— Девочки, папка вернулся!

…

Пауза затягивается, но ни я ни дочь, что-то не спешим к нему. Несколько секунд Витька так и сидит с растопыренными словно крылья руками. Как дурак. А мы отходим от шока.

— Вить, а что ты вообще здесь делаешь?

Спрашиваю первое, что приходит на ум, как только язык отлипает от нёба. Я уж молчу о том, как он в квартиру попал. Ногами блин! Да и что он делает тоже дурость спрашивать — чаёк попивает в наше отсутствие.

Как ни в чём не бывало.

Это только у меня от созерцания этой картины в голове приличных слов не осталось, чтобы своё состояние описать.

Витька пожимает плечом.

— К дочери пришёл. К тебе.

Олеся здраво оценивает ситуацию. Опускает глаза в пол и, пока всё не дошло до скандала, тихо так:

— Ясно. Я к себе.

Ну уж нет! Хватаю её за руку, пока сбежать не успела и подвожу к табуретке. Вынуждаю сесть напротив любимого папаши.

— К дочке? Так это чудесно. Это ты молодец, что о ней вспомнил. Даже года не прошло, — выхожу из кухни в коридор, выговаривая на ходу. — Я как раз ухожу. А вы общайтесь.

Давно же не виделись. Соскучиться наверняка успели.

— Если что, позвонишь, — это я Лесе. — А тебя, Витюш, чтобы к моему возвращению уже не было. Свой тревожный чемоданчик выгулял и можешь обратно уходить. К своей новой любви. Потому, что прости, дорогой, но я тебя не ждала. У меня и без тебя всё прекрасно!

Прежде, чем мне кто-то успевает возразить захлопываю дверь квартиры, оставляя их вдвоём.

Папка же у нас всегда был лучше меня. А я была безголовой. Ну и пусть разбираются сами.

И очень надеюсь, что к моему приходу этого подарка судьбы действительно уже не будет.

…

Стою возле металлической двери чужой квартиры. Помимо того, что деваться некуда, так ведь и договаривались.

Звоню в дверь к соседу.

Володька открывает взъерошенный. Комкает в руках свитер, который только что снял. Кажется, удивлён, что я так быстро. Хотя не сказать, что не рад.