Однако утомленный процедурой отречения, Фридрих Вильгельм вскоре почувствовал себя плохо и потерял сознание. Его осторожно перенесли в спальню и вызвали священника. Там сознание на некоторое время вернулось к нему. Фридрих Вильгельм попросил принести ему зеркало.

– Какое безобразное лицо, – проговорил король, посмотрев на себя. – Как будто я уже мертвец. Как долго это будет продолжаться, Питч? – спросил он у своего врача, стоявшего рядом.

– Увы, Ваше Величество, уже недолго. Пульс пропадает.

– Невероятно, – сказал король, поднимая руку. – Как бы я мог шевелить пальцами, если мой пульс пропадает?

Это были последние слова Фридриха Вильгельма. Его рука безжизненно упала, он снова впал в безпамятство и через несколько минут скончался, не дожив до своего 52-летия два с половиной месяца.

А с улицы все еще доносились барабанный бой, пение флейт и мерный топот солдатских башмаков по вымощенному булыжником плацу, к которым вскоре с опаской и уважением станут прислушиваться все соседи Пруссии.

Едва старый король сделал свой последний вздох, как Фридрих повелел закрыть все берлинские ворота, чтобы предотвратить получение этой новости иностранными дворами до того, как гарнизон, генералы и министры не присягнут ему на верность.

Первой на верность новому королю присягнула армия. Ее главнокомандующий, фельдмаршал князь Леопольд Ангальт-Дессауский, возглавлявший в свое время прусскую военную реформу, приехал во дворец к Фридриху с соболезнованиями и поздравлениями. Фридрих был тронут клятвой фельдмаршала, служить ему верой и правдой, как он долгие годы служил его отцу. Но когда князь спросил, будет ли за ним сохранен пост главнокомандующего, ему был дан лаконичный ответ: «В армии есть один главнокомандующий – король».

Фридрих, несмотря на свои сугубо мирные увлечения литературой, философией, музыкой, не был дилетантом и в военном деле. Отец с раннего детства приучал кронпринца к субординации, порядку и дисциплине, зачислив его в специально созданную кадетскую роту, выросшую позже в батальон. Исподволь, через не хочу, иногда из-под палки юный кронпринц, не отличавшийся тогда крепким здоровьем, постигал со своими сверстниками премудрости военной науки. Наравне со всеми он по несколько часов в день занимался строевыми упражнениями и ружейными приемами, учился фехтовать и стрелять. В 12 лет Фридрих получил свой первый офицерский чин. В 14 лет он был пожалован в капитаны, в 15 – в майоры, в 17 лет стал полковником.

Усилия Фридриха Вильгельма не пропали даром, сделав из кронпринца настоящего солдата и отличного командира. Пехотный полк, командование над которым в 1732 году получил Фридрих, вскоре становится одним из лучших в прусской армии. А в 1735 году после участия на правах волонтера в рейнской кампании под знаменами самого принца Евгения Савойского Фридрих был произведен в генерал-майоры. Имея возможность чуть ли не ежедневно общаться с прославленным фельдмаршалом, участвуя во всех военных советах, Фридрих вынес для себя много полезного за ту кампанию, хотя и бесславную для Австриии и самого Евгения.

Фридрих Вильгельм был растроган похвалой Евгения, заметившего в кронпринце, которого он очень полюбил за его живой ум, мужество и скромность, задатки будущего полководца.

14 июня тело Фридриха Вильгельма было выставлено для прощания с ним народа. Король лежал в полковничьем мундире потсдамских гвардейцев в дубовом гробу, на который пошла большая часть его ночных занятий столярным делом, на возвышении, в центре мрачной, освещенной лампадами комнаты. Людской поток не прекращался весь день. Народ любил своего короля-хозяйственника.

Ровно в 10 часов вечера крышка гроба навсегда скрыла Фридриха Вильгельма от взоров его подданных. В своем завещании он просил наследника не устраивать пышной траурной церемонии, а похоронить его скромно, как простого генерала прусской армии. Фридрих не выполнил этот пункт завещания, проводив отца в последний путь с королевскими почестями.

Три безукоризненно даннных ружейных залпа, завершивших церемонию погребения, были последней услугой потсдамских гвардейцев старому королю. Сразу же после похорон Фридрих, исполняя волю покойного, издал указ об их роспуске. Так прекратилось существование полка «великанов», любимой игрушки Фридриха Вильгельма и визитной карточки его правления.

Пруссия вступала в новую эпоху – эпоху Фридриха II, которого потомки нарекли «Великим».

Обстановка в Европе, сложившаяся к лету 1740 года была чрезвычайно сложной. Тлевшие угольки противоречий двух заклятых колониальных противников – Великобритании и Испании – осенью 1739 года вспыхнули ярким пламенем очередного конфликта. Пока военные действия велись в основном в Вест-Индии и на морях. Однако в любой момент они грозили перекинуться и на европейский континент, тем более что в схватку на стороне своего испанского родственника готовился вступить французский король, Людовик XV. Не было никакого сомнения, что Людовик не откажет себе в удовольствии нанести его британскому величеству удар по самому дорогому, что у него было – по его родовой вотчине, Ганноверу.

Дело в том, что отец Георга II, ганноверский курфюрст Георг Людвиг, приходившийся правнуком английскому королю Якову I, в 1714 году, после смерти бездетной королевы Анны, был приглашен на британский престол с сохранением за собой и своим потомством ганноверской короны.

В результате такой унии, Британия, обретя возможность более активно влиять на германские дела, лишилась своей былой неуязвимости, которой она так дорожила. У нее появилась ахиллесова пята – Ганноверское курфюршество – легко доступное для ее врагов и, прежде всего, для Франции. Англия, не имевшая сильной армии, при всем своем желании не смогла бы его защитить. Ей нужны были союзники на континенте, которые отвлекли бы на себя сухопутные силы Франции.

Британский премьер-министр Роберт Уолполь развил бурную деятельность в поисках таких союзников. Английские дипломаты стучались в двери всех европейских дворов, не питавших нежных чувств к Бурбонам и могущих выставить в поддержку Георга, за деньги или какие-то иные обязательства, контингенты своих войск.

Но самое главное, Уолполь стремился реанимировать старый австро-британский союз, который, как надеялись в Лондоне, послужил бы становым хребтом будущей анти-бурбонской лиги. В эту лигу помимо Австрии Уолполь рассчитывал привлечь также Голландию, Россию и Саксонию.

Определенные надежды, как на возможного союзника, Уолполь возлагал и на Пруссию, игравшую все более заметную роль в делах Германии. Маленькое, но сильное прусское королевство представлялось ему идеальным сторожем для Ганновера. К голосу Берлина прислушивались даже в Вене. Считались с ним и в Париже.

Однако взаимная неприязнь двух монархов, прусского и британского, делало их сближение весьма проблематичным. Родственные узы – прусский король Фридрих Вильгельм был женат на родной сестре Георга – не связывали, а скорее, наоборот, разъединяли дворы. Причиной, породившей напряженность между ними, были споры из-за наследства, в частности из-за герцогств Остфрисланд и Магдебург. Георг оказался более ловким. Опираясь на авторитет Англии, он сумел добиться, чтобы оба эти герцогства после смерти их бездетного правителя отошли к нему, с чем никак не хотел смириться Фридрих Вильгельм.

К окончательному разрыву отношений между родственниками привела скандальная история с графом Борке, прусским посланником в Лондоне. Борке сманивал рослых английских гренадер в гвардию Фридриха Вильгельма, в знаменитый полк потсдамских великанов. Гнев Георга, узнавшего об этом, был таким, что посланнику пришлось уехать из британской столицы, даже не получив отпускной аудиенции…

Едва возникла угроза столкновения с Францией, Георг II, обеспокоенный за судьбу Ганновера, пожелал отправиться на родину, где не был уже три года, со времени смерти супруги. 23 мая 1740 года, отпраздновав бракосочетание дочери, принцессы Марии, и принца Гессен-Кассельского, его британское величество в сопровождении небольшой свиты покинул Лондон.