И пустота — в голове полнейшая пустота. Я совсем не знаю, что нужно делать.

Девчоночьи визги и судорожные вздохи за спиной мешают сосредоточиться.

Так… Это что-то вроде эпилепсии, да? Кажется, в таких случаях советуют обездвижить больного, чтобы тот ничего себе не отшиб… и проследить, чтобы он не задохнулся из-за собственного языка!

Точно! Нужно перевернуть парня на бок!

Глубоко вздохнув, опускаюсь на пол, тянусь к локтю Иригита — но руку буквально отшвыривает. Это ещё что такое?!

«Щит, щит ставь, а то получишь обширный удар некроэнергией, — мысленно командует учитель, не прерывая череды непонятных пассов возле лба парня. — У него спонтанная вспышка дара. Парень-то, оказывается, будуший некромант».

Вопросами как и откуда этот непостижимый тип узнал, что Шаррэль недавно показал мне щиты, уже не задаюсь. Просто делаю.

Удерживать на месте подростка, все мышцы которого хаотично напрягаются, задача скорее для сильного мужчины, а не худенькой девушки. Но я — вампир. Это в корне меняет дело.

«Он не может дышать!» — думаю громко, надеясь, что учитель услышит.

Чтобы донести это вслух пришлось бы кричать, а мне очень не хочется ещё больше нагнетать панику.

«Сейчас, ещё пару секунд…»

Перевернув невезучего одноклассника на бок, крепко прижимаю его к полу. Иригит горячий и твёрдый, его мышцы буквально закаменели, грозя переломать кости. Грудь выгнута так, что странно вообще, как позвоночник ещё это выдерживает.

Очередной рывок! Хруст… Жуткое зрелище!

Встревоженно отнимаю руки, боясь не рассчитать силу и навредить, но приступ, похоже, уже закончился. Парень обмякает. Его первый вдох выходит сиплым, болезненным, но очевидно, что самое опасное уже позади.

Ну и ну…

Хорошо ещё, что господин Исоор не испугался и сразу же начал действовать, иначе даже не знаю, чем бы всё кончилось.

«Испугался, конечно, — мысленно признаётся телепат, устало сев на пол и для надёжности ещё уперевшись рукой. — Испугался. Но показывать это было нельзя. Все и так напуганы, а если б ещё и учитель запаниковал…»

Но почему я? Потому что не человек?

«Ну так мы же с тобой тут единственные взрослые, Ира», — тепло и самую малость иронично улыбается господин Исоор.

Тоже сев на пол, перевожу дыхание, и, убедившись, что к Иригиту потихоньку возвращается нормальный цвет кожи, настороженно спрашиваю: «Как давно вы всё знаете?»

«Да с самого начала, — безмятежно пожимает он плечами. — Можешь, кстати, звать меня Арин, без «господинов». Мне это не нравится. И нет, я никому не рассказывал. Даже Риллду и Шаррэлю».

«Спасибо».

«Не стоит. Мне просто нравится наблюдать за их потугами тебя разгадать».

Вслух он не рассмеялся и даже не улыбнулся, но меня вновь согрело ощущение мысленной улыбки.

— Элром, Боремар, вынесите, пожалуйста, Иригита в коридор. Приоткройте ему окно. Госпожа Аллустина скоро подойдёт.

Два самых сильных и рослых парня, примерившись, подхватывают будущего некроманта под руки и буквально тащат из класса.

Остальные неохотно расходятся.

Учитель тоже возвращается на свой мат, вновь превратившись в меланхоличного мечтателя, а я впервые начинаю подозревать, что он не в облаках витает, а с кем-то общается… И что-то мне подсказывает, что у него тут отнюдь не затянувшаяся научная дискуссия. Неужели, роман? Но ведь не с ученицей же он днями напролёт разговаривает?

Спохватившись, мысленно прикусываю язык, но Арин и бровью не повёл. То ли не слышал, то ли решил проигнорировать мои забредшие не туда мысли.

К счастью, медитация — последний на сегодня урок. После того, что случилось с Иригитом, я совсем не уверена, что смогу сосредоточиться на эльфийской речи или, хуже того, на праве.

Время до тренировки ещё есть, и, взглянув в окно, где вовсю светит ясное зимнее солнце, решаю посетить наконец флигель. Можно бы отложить это до тех пор, пока тренировки не кончатся, освободив мне вечера, но хочется заранее знать, к чему стоит готовиться. Может, там такой масштаб, что мне и не справиться? В таком случае, надо будет загодя сообщить об этом директору.

— Ты куда? — удивляется Майрин, видя, что я надеваю пальто. — Опять заниматься?

— Просто хочу немного прогуляться вокруг школы, подышать свежим воздухом. Можем пойти вместе.

Она бросает взгляд на толстый потрёпанный талмуд, с недавних пор прочно обосновавшийся на нашем столе.

— Нет, Тира, я лучше останусь. Как раз хотела дочитать об ореховке.

— Это живность такая? Я думала, ты изучаешь алхимию.

— Так и есть. Просто зелье так называется — ореховка. В честь птицы, у которой лучшая в мире память. Представляешь, она запоминает до тридцати тысяч мест, где прячет орехи!

— Откуда у тебя такая внезапная тяга к алхимии?

— Так ведь здорово же! Разве тебе самой не хочется обладать такой же памятью? Хоть ненадолго, перед экзаменом, например.

Я насмешливо фыркаю:

— Птичья память, собачий нюх, орлиное зрение и ослиное упрямство…

— Не смешно! — возмущается она уязвлённо. — Зелья и правда работают!

— Так ведь потом, когда эффект прекратится, ты всё забудешь. Придётся учить заново.

— Может, и не придётся, — передёргивает Майрин плечами. — Сомневаюсь, что мне когда-нибудь пригодятся геометрические теоремы, физика или все те законы, что так любит госпожа Ниэтта.

— Но разве варить зелья вне уроков не запрещено?

— То-то и оно, — вздыхает девушка, поскучнев. — Запрещено. Директор грозил отчислить. Если застукает…

Оставив Май мечтать о лёгком способе сдать зимние экзамены, иду на улицу. Нет смысла в сотый раз рассказывать ей, что нарушать правила может быть чревато. Если кому-то под хвост попадает вожжа, никакие разговоры тут уже не помогут. Нужно набить парочку своих шишек, чтобы научиться какой-никакой осторожности.

Флигель, спрятанный позади школы, оказался маленьким двухэтажным домиком с крохотным открытым балкончиком. Отштукатуренные стены когда-то украшала роспись в виде похожего на лаванду местного цветка. Сейчас вся эта красота уже выцвела, однако я всё равно могу представить, как оно было. И, пожалуй, сумею сделать не хуже, ведь цветы, фактически, моя специализация. Я их обожаю.

Только откуда же в этом месте такая жутковатая аура?

В небе светит солнышко, под ногами — мощёная камнем тропинка, птички поют… а у меня мурашки по коже и противный холодок по спине.

Растущие у ступенек флигеля розовые кусты шевельнулись. Всё бы ничего, да только ветра ведь не было, так?.. Или всё-таки был? Что ещё это могло быть, ведь сквозь ветки я хорошо вижу стену, и за кустами точно никто не прячется.

Однако идти в домик почему-то не хочется…

Может, Шаррэля позвать?

Нет, это всё-таки малодушно.

Да и что я ему скажу? Что испугалась? Глупость какая…

Вот сейчас открою дверь, увижу, что там ничего нет, и успокоюсь.

С трудом преодолевая внутреннее сопротивление, делаю шаг, второй, третий…

— Р-р-р… — доносится откуда-то из-за спины.

Сердце у меня обрывается.

Оборачиваться страшно, но тело действует само. Разворот, рывок — однако позади никого.

Да что здесь творится?

Нет уж! Одна я туда не пойду!

Решительно вернувшись в школу, поднимаюсь на верхний, преподавательский, этаж и в растерянности замираю, глядя на коридор с двумя рядами дверей, расположенных на приличном расстоянии друг от друга. Никаких табличек, конечно, нет. Как здесь кого-то найти?

И вообще, я ведь даже никогда не спрашивала, живёт ли Шаррэль в школе или снимает дом в городе.

— Ира? — окликает кто-то.

Обернувшись, вижу поднимающегося следом учителя по медитации и с облегчением выдыхаю.

— Здравствуй, Арин!

Как хорошо, что это он, а не госпожа Ниэтта! Наши с ней натянутые отношения бы не пережили моего нахождения на преподавательском этаже!

— Привет, — рассеянно машет он, проходя мимо. — Тебе вон туда, вторая дверь слева.