Особенно много нареканий вызывали подпятники гидроагрегатов. Они оказались настолько недоброкачественными, что подпятник 1-го агрегата подгоняли целый месяц, а для 2-го и 3-го агрегатов пришлось вместо новых восстанавливать и приспосабливать подпятники старых, взорванных агрегатов, на что также потребовалось немало времени.
Но в то время, когда за подготовкой к вводу в строй первой очереди Днепрогэса следила вся страна, решение подобных проблем было «внутренним» делом днепростроевцев, а перенос сроков пуска 1-го агрегата и вовсе считался недопустимым. Об этом постоянно напоминал руководителям Днепростроя и Д. Г. Жимерин. Первая турбина должна быть введена в строй в декабре 1946 года. Если машина не будет пущена в срок, «то это будет серьёзным уроном не только для строительства и Министерства — это будет серьёзным уроном для всей нашей страны»[147].
Этот же вопрос стоял в центре внимания коллегии Министерства электростанций СССР, обсудившей 22 июля 1946 года работу по восстановлению Днепрогэса. Подводя итоги обсуждения, Жимерин отметил, что на Днепрострое «своевременно были организованы: собственная база в виде мощного, хорошо оснащённого станками механического завода, способного делать сложные металлоконструкции, свои лесоразработки и лесозавод, что позволило строительству перейти на собственные заготовки и решить вопрос с жильём, снабжения лесоматериалами основного строительства, в том числе опалубочных работ. Была создана и мощная продовольственная база, что позволило обеспечить дополнительное питание рабочих, чего почти нет на других стройках.
Днепрострой оснащён хорошими железнодорожными кранами, кранами на гусеничном ходу, автомобиль-ними кранами, компрессорным хозяйством… имеет собственную кислородную установку».
«Однако, — подчеркнул министр, — необходимо указать на ряд серьёзных недостатков и промахов в работе Днепростроя.
Крупнейшим недостатком является то, что строительство ещё не сделало серьёзного поворота от строительных к монтажным работам. Товарищу Логинову не о чем было докладывать коллегии, так как эти важнейшие работы ещё не развёрнуты.
По-видимому, руководители Днепростроя недооценивают объёма и сроков предстоящих монтажных работ. Ведь до пуска первого агрегата осталось пять месяцев. Предстоит большой объём работ, а по электромонтажным работам ещё ничего не сделано. По механическому монтажу только начаты работы.
Проведённое мной совещание непосредственно на Днепрострое показало, что график работ грубо нарушается самими строителями. Сроки работ по штрабовке бетона, по подготовке фронта работ систематически нарушаются, и виновники остаются безнаказанными.
Если начальник и главный инженер и дальше не примут крутых мер, то срок пуска первого агрегата в декабре месяце не может быть выдержан.
Каждый работник Днепростроя должен понять, что сейчас основное — это монтажные работы, и им должно быть подчинено всё, строители должны находиться в подчинении монтажников»[148].
Добавим, что критика Жимерина была обоснованной — министр проводил на Днепрострое много времени и прекрасно знал проблемы строительных и монтажных работ по восстановлению гидроузла и электростанции.
23 ноября 1946 года состоялся слёт стахановцев Днепростроя, обсудивший график завершения строительно-монтажных работ по пуску первого агрегата. Этот график был представлен в Запорожский областной комитет ВКП(б), который в то время уже возглавлял Л. И. Брежнев. Основное, что было отмечено обкомом, — серьёзное отставание в его выполнении[149]. А 27 ноября состоялось открытое партийное собрание Днепростроя, обсудившее решение обкома партии по пусковым графикам. Логинов был предельно самокритичен: «Наш предпусковой график работ, утверждённый в июле, в котором мы намечали постановку на сушку первого агрегата 5 декабря, по существу сорван. Причин этому много, но основные причины заключаются в том, что руководство Днепростроя в моём лице и руководители отдельных структурных подразделений… несмотря на то, что принимался целый ряд мер к выполнению намеченных графиками работ, работы эти в срок не выполнили, не обеспечили своевременного разворота работ, которые тесно переплетаются между строителями и монтажниками»[150].
Как видим, проблем на Днепрострое было немало, и именно с ними в первую очередь были связаны трения, возникавшие между Логиновым и областным партийным руководством. Но отнюдь не с низкими деловыми качествами и уровнем компетентностью людей, возглавлявших Запорожскую область и отвечавших за восстановление города и важнейших индустриальных объектов, как безосновательно утверждают некоторые исследователи. А ведь помимо всего прочего, люди эти были хорошо подготовлены технически. К примеру, Л. И. Брежнев в молодости работал слесарем, а затем инженером на Днепровском металлургическом заводе, ещё до войны прошёл солидную школу партийной работы и, конечно же, не случайно избирался секретарём Днепропетровского обкома ВКП(б)У по оборонной промышленности — в то время верхоглядов на такие должности не ставили. Второй секретарь Запорожского обкома А. П. Кириленко (в будущем — также видный партийный деятель, член Политбюро и секретарь ЦК КПСС) работал шахтёром в Донбассе, был инженером-конструктором Запорожского моторостроительного завода, воевал, а затем был назначен уполномоченным ГКО на крупном авиационном заводе. Н. П. Моисеенко, секретарь Запорожского горкома партии, прекрасно разбирался в вопросах гидротехники, участвовал в строительстве Днепрогэса.
Кстати, много света на взаимоотношения руководителей Запорожья и запорожских строек, в том числе Логинова и Брежнева, проливает написанная сыном Н. П. Моисеенко — Г. Н. Моисеенко документальная повесть[151], в основу которой легли воспоминания и архивы отца. Прежде всего надо отметить, что Николай Петрович Моисеенко, по сути возглавлявший горком партии (даже после того, как Брежнев был избран первым секретарём обкома и «по совместительству», скорее — формально, первым секретарём горкома), относился к Логинову с большим уважением. Моисеенко подкупало то, что «Фёдор Георгиевич был влюблен в гидротехнику, гидротехнические сооружения и Днепрострой ещё с первых пятилеток, когда он, будучи студентом Ленинградского политехнического института, проходил практику, работая десятником на стройке. Поэтому он болезненно воспринимал какое-либо невнимание к этому делу» (Логинов считал, что областные и городские руководители были чрезмерно «увлечены запорожсталевскими делами»: определённые поводы для такой, прямо скажем, не вполне обоснованной, «ревности» были: так, у Брежнева был свой кабинет непосредственно на территории Запорожстали, рядом с домной № 3. — А. Ж.).
«На первых порах, — вспоминает Моисеенко, — между нами были противоречия, которые возникали, когда речь заходила о помощи при восстановлении города, которую он хоть и с сопротивлением, но всё же оказывал. — И продолжает: — Логинов с фанатичной настойчивостью отправлял каждый кубометр бетона в тело плотины, и выпросить у него хотя бы кубометр для городских или хозяйственных нужд — это было что-то!
…Он, крупный и талантливый руководитель, привыкший во многом самостоятельно решать вопросы и выходить со своими проблемами наверх, был осажен в одном из вопросов Леонидом Ильичом, который заставлял его больше считаться с областным руководством. Логинов Ф. Г. вспылил, но сдержался, старомодные чётки, которые он использовал для успокоения, так и заходили в его руках. Но обиду не мог забыть ещё долго. С тех пор он некоторое время старался действовать через меня. Мы с ним работали давно и были в хороших отношениях. Я это прекрасно понимал и пытался сгладить страсти. Вскоре эта размолвка осталась позади и была забыта как недоразумение. Но всё равно подчинялся он новому человеку (имеется в виду Брежнев. —А. Ж.) трудно. За плечами у него было пять электростанций, воевал он на фронтах Гражданской войны и был человек, в общем, своенравный, хотя и вполне разумный, достаточно грамотный и заслуженный руководитель…
