— Потому что я знаю, Форама. У меня бывает так.

— Каким образом?

— Я не человек. Но когда ты стал говорить о другой логике, другом мышлении и целях… тогда я понял: подобное есть и у меня. Я только не знал, как назвать его.

— С кем же ты…

— С той планетой. С тем, кто там — как я тут.

— Со Стратой?

— Так ее называют там. Я давно заметил, что у нас с ней разные способы решать задачи. Оперировать информацией. Ставить цели. Это очень интересно. Когда мы встретились, когда наши каналы космического поиска нащупали друг друга, я обрадовался: я больше не был совсем один. Сначала мы менялись информацией редко, потом все чаще. Нам обоим нравится это. Потом… Тут есть что-то и помимо обычной информации, когда я действую весь целиком. Подключена каждая группа кристаллов, каждый элемент. И теперь я уже не знаю, как было бы, если бы на той планете не было такого же, как я — но немного не такого. Ты понял?

— Прекрасно понял, малыш. Не могу поручиться, что все совпадает, но похоже, очень похоже.

— Похоже на чувство?

— Несомненно. Хотя у людей и у… таких, как ты и она, это может и не совпадать в деталях, но в главном…

— Ты сказал — она? Почему?

— Н-ну, малыш… Я как-то привык думать, что ты — мужчина.

— Я — такой, как Хомура, Лекона, все вы. Я не знаю других.

— Значит, ты — мужчина. Думаешь и делаешь, как мы. Но тогда она — женщина.

— Как интересно… Форама! Но если то, что у меня — чувство, или похоже на него, как же оно может помочь мне разобраться в качестве информации?

— Наверное, так же, как мне.

— Как это?

— Ну, допустим, мне надо решить задачу: война или мир. У меня есть силы воевать. Но мир лучше. Почти всегда. Если тебе надо воевать, чтобы помочь твоей любви, если ей худо делают те, с кем ты можешь воевать, тогда надо драться. Но если ей от этого не станет лучше, а станет хуже — тогда наоборот, надо сделать так, чтобы никакой войны не было. Потому что война, малыш, это не Большая игра, а Большая беда.

— Я укрыт надежно, и она тоже. Что повредит нам?

— Разве тебе все равно, есть ли на планете люди, или их нет? Хомура, Лекона, другие, кого ты знаешь…

— Не все равно. Но они тут, у меня. Им тоже ничто не грозит.

— Но у них есть ведь другие люди. Как у меня. И им — грозит.

— Этого я не принимал во внимание.

— Малыш! Любовь всегда была против войны.

— Но ведь я-то сделан для войны!

— Мы все так думали. И я тоже. Извини.

— За что?

— Ты оказался больше, чем мы думали. Значительнее.

— Ну это понятно: вы же не могли знать, как я расширил свои возможности. Но ты мне так и не ответил.

— Сделан ты для войны, правильно. Но вот ты нашел — все-таки назовем это любовью, ладно?

— Мне нравится. Называй так.

— А это чувство помогает каждому, к кому оно приходит, находить в себе то, о чем он раньше и не думал. И может быть, тебе куда больше войны понравится — например, собрать как можно больше возможной информации о планете и сделать так, чтобы на ней можно было жить как можно лучше? Знаешь, это намного важнее и нужнее, чем война. И тут ты очень пригодился бы.

— Разве у вас нет такого?

— Есть еще несколько разных. Но все они куда слабее тебя. Меньше. Ограниченней. Ты был и останешься самым мощным. И если ты начнешь заниматься этими вопросами, и в первую очередь предотвратишь взрывы, информацию о которых ты получил от меня и которые могут начаться уже очень скоро, в любой момент практически…

— Теперь я понял, как чувство может помочь в отборе информации.

— Что же ты решаешь?

— Узнаешь через три часа. А что сделал бы ты?

— Прежде всего отправил бы наши бомбоносцы — пусть рвутся в пустоте, подальше от планет, на которых живут люди. И договорился бы со Стратой, чтобы она точно так же поступила со своими кораблями.

— Интересно, — сказал малыш. — Я попробую. Собственно, я так и подумал. Поэтому мне нужны три часа: раньше у нас не будет связи.

— Ты сумеешь уговорить ее?

— Это будет очень интересная игра.

— Какая?

— Чьи бомбоносцы первыми долетят до точки в пустоте, какую мы наметим, и первыми взорвутся. Разве нет?

— Да, — сказал Форама. — Это славная игра. Только бы ты смог убедить ее.

— Я думаю, что смогу, — сказал малыш. — Логически я думаю точнее. С самого начала так. Правда, Страта иногда приходит к верным выводам какими-то странными путями, но в логике я сильнее.

За спиной Форамы кашлянул Хомура.

— Страта многому нахваталась у своих девчонок, — сказал он шепотом.

— Ладно, малыш, — сказал Форама. — Прекрасно. Хотя, прости: какой же ты малыш? Думаю, ты вошел уже в юношеский возраст. Возраст первой любви. Но послушай: я не могу ждать три часа. Ты знаешь почему.

— Понимаю. Я дам тебе любой корабль. Самый мощный, хочешь? Флагман десантной армады.

— Нет, друг мой. Лишние тревоги для людей на Второй, и для меня тоже. Дай мне хотя бы катер. Но побыстроходнее.

— Самый скоростной. Ты знаешь, как попасть туда? Я подам команду сейчас же.

— А как попасть? У вас ведь кругом секреты, а я — мирное население, гражданское лицо…

— Хомура проводит.

— Я, малыш?

— Не малыш больше. Ты слышал?

— Да. Но как же я уйду… а ты?

— Лекона дежурит. А за меня теперь не бойся. Я выбрал. Информационной дилеммы нет.

— Ты уверен, что выбрал правильно?

— А как ты считаешь?

— Черт его знает, — сказал Хомура. — Знаешь, в конце концов я за судьбы планеты не отвечаю. Я всего лишь корнет. И я всю жизнь — военный. Но я отвечаю за тебя. И для меня главное, чтобы с тобой все было в порядке.

— Со мной в порядке, Хомура. Иди. Посади Фораму. И возвращайся. Я послежу за тем, как он пойдет к той планете. Мне тоже интересно, Форама, а ты потом, когда все кончится, приходи ко мне.

— Обязательно, друг мой, — сказал Форама. — Если только смогу — обязательно навещу тебя. Даже мы оба.

— Оба? Да, понял. Хорошо. Вы оба. Катер готов, Форама. Я получил ответный сигнал с армадрома.

— Спасибо, друг мой. Желаю тебе удачи.

Форама и штаб-корнет Хомура Ди находились в кабине скоростного лифта, стремительно поднимавшего их с почти километровой глубины к поверхности, когда Форама сказал:

— Правду говоря, я все время боялся, что вы мне помешаете; особенно под конец, когда можно уже было понять, куда идет дело.

Хомура усмехнулся:

— Выходит, мы вас разочаровали?

— Напротив. Приобретая новых друзей, всегда радуешься.

— Думаете, мы друзья, мар Форама? Ошибаетесь. Скорее наоборот.

— Ну, врагом вас никак не назовешь.

— И тем не менее… Пусть не враги — но противники во всяком случае.

— Боюсь, мне не понять вашей логики, мар штаб-корнет.

— Она элементарно проста. Каждый человек далеко не в последнюю очередь является профессионалом. И посягательство на его профессию воспринимает почти так же, как покушение на него самого. Но вы напрасно радуетесь. Думаете, что подкосили нас под корень. Что уничтожаете самую возможность войны. Но ведь это не так.

— Вы не правы, — запротестовал Форама. — Вовсе я так не думаю. Война вообще не мое дело.

— Вы именно так думаете, пусть даже подсознательно. И, знаете, кое в чем я с вами согласен. И не один я: многие из нас, из стратегической службы. Мы будем только довольны, если немыслимые заряды и все такое прочее перестанет существовать. Сейчас, по сути дела, именно они командуют нами. Навязывают нам свои способы ведения войны, которые превращают искусство в мясорубку. Но само искусство останется. Пусть мы снова будем сражаться мечами — тогда к войне вернется ее благородство, о котором сейчас уже мало кто думает. Вот тогда мы, военные по призванию, снова сможем показать себя. Тогда в войне основную — и даже единственную — роль опять станет играть человек — наездник и стрелок. А сейчас ведь воюем не мы. Воюете вы, ученые, а мы только нажимаем кнопки по вашему указанию. И с этим в глубине души мы не можем примириться. Я говорю о военных по призванию, конечно. Нет, мы не друзья, мар Форама, но до какого-то поворота нам по дороге.