Капитан Ульдемир потер лоб. Что-то мешало ему. А значит, что-то не было в порядке… Капитан Ульдемир всю жизнь доверял интуиции, и сейчас не было причин сомневаться в ней.

Хорошо; мысленно пройдем еще раз по всем операциям в правильной последовательности. Вспомним каждую деталь, каждую мелочь. Вспомним, как вели себя люди: кто-то устал? Нервничает? Нет? Тогда что же мешает успокоиться?

Постой. А что же все-таки видел Питек? Пойти взять снимки… Хотя бы наскоро проглядеть сегодняшние снимки…

Четыре часа миновали.

— Сто четырнадцать… — вел отсчет компьютер. Минутная пауза. — Сто тринадцать…

Уве-Йорген, первый пилот, откинулся на спинку кресла, помахал в воздухе кистями рук, поиграл пальцами. Снова выпрямился.

Послышались шаги.

— Сам грядет, — сказал Иеромонах.

Но это были ученые. Они заняли места.

— Все в порядке? — спросил Шувалов.

— Сто… — ответил ему компьютер.

— Не вижу капитана, — проговорил Аверов, оглядевшись.

Уве-Йорген пожал плечами.

— Капитана не принято спрашивать. Придет, когда сочтет нужным.

— Но в конце концов… — начал было Шувалов. Рыцарь взглянул на него холодно. Чуть ли не с презрением.

— Действия капитана не обсуждаются. Как наводка, Георг?

— Отклонение на восемнадцать секунд.

— Провожу первую коррекцию, — проговорил Рыцарь. Он положил руки на пульт. — Внимание! Страховка! Импульс!

Легкая дрожь прошла по кораблю. Уве-Йорген прищурился, глаза льдисто блеснули.

— Точно, — сказал Георгиос.

— Вы знаете, я тревожусь, — сказал Шувалов. — Или это неуважение ко всем нам, или… Осталось меньше часа!

Послышались шаги.

— Грядет, — снова проговорил Никодим. — Ну, благословясь…

Вошел Ульдемир.

— Капитан, — проговорил Шувалов, — мы, знаете ли, просто заждались. Допускаю, что у вас могли быть причины…

Капитан сказал:

— Да.

— Хорошо, вы расскажете о них позже. А сейчас, будьте любезны, командуйте операцией.

Капитан сказал:

— Отставить операцию.

— То есть как это? — по-петушиному выкрикнул Аверов.

— Мы слишком много думали о звезде. И слишком мало — о планетах.

— Никаких планет нет!

— Есть, — сказал капитан. Он помахал в воздухе несколькими снимками. — Вот ее прохождение через диск. Слушай команду. Все на ноль. Отсчет прекратить. Готовиться к торможению.

Планета — это было плохо.

Это означало, что по букве закона на звезду Даль нельзя оказывать никакого воздействия, прежде чем не будет неоспоримо и достоверно установлено, что на планете нет ни малейших признаков жизни и никаких предпосылок для возникновения ее в обозримом будущем.

Однако этот случай и подходил под соответствующий параграф Звездного кодекса, и не подходил. Не подходил потому, что звезда, если на нее не воздействовать и не погасить ее, неизбежно должна была в ближайшем будущем взорваться — и тогда от жизни или от предпосылок для ее возникновения и подавно ничего не осталось бы. Как и от самой планеты.

Так или иначе, к планете надо было приблизиться и увидеть, что она собою представляет. Если на планете жизни нет, то все сложности сами собой отпадут. Если жизнь есть, но не дошла до разумной стадии, то… все равно придется действовать. А если на ней существует разум — можно будет попытаться предупредить его носителей о предстоящем похолодании — звезда ведь погаснет не мгновенно, остынет она не так уж и быстро, — а впоследствии даже пытаться провести какие-то спасательные работы — что, однако, сейчас представлялось весьма туманным.

Странное положение: найдя в не столь уж большом удалении от Земли планету, люди мечтали не о том, чтобы на ней оказалась хоть какая-то жизнь, но, напротив, единодушно хотели, чтобы никакой жизни не обнаружилось.

Такие мысли изредка бывают свойственны людям.

Плавно затормозившись, корабль лег на околозвездную орбиту, затем сошел с нее и через две недели приблизился к планете и уравновесился на расстоянии тысячи километров от ее поверхности.

Наблюдение за планетой велось непрерывно. Она располагалась слишком близко к светилу, период ее вращения вокруг оси совпадал с периодом обращения вокруг звезды Даль. Иными словами, планета была все время повернута к светилу одной и той же стороной, как Меркурий в Солнечной системе. Позже стало ясно, что она не обладала и атмосферой. И когда корабль лег на околопланетную орбиту, все уже хорошо представляли, что там внизу.

Но все же для полной уверенности Ульдемир, Уве-Йорген и Аверов сели в большой катер и опустились на поверхность небесного тела.

Предварительно они несколько раз облетели планету на небольшой высоте. Уве-Йорген порой снижался до нескольких сотен и даже десятков метров. Первозданный хаос, заросли дикого камня мчались под катером с такой скоростью, что кружилась голова.

Аверов испуганно вцепился в подлокотники. Ульдемир молчал. Уве-Йорген, прищурясь, улыбался.

Наконец они сели, и Аверов облегченно вздохнул. Ульдемир в скафандре на несколько мгновений вышел из катера, чтобы взять образцы породы. Он не пробыл на поверхности и минуты, но вернулся, задыхаясь от жары, мокрый от пота, хотя скафандр предназначался для работы в горячей зоне силовых установок корабля.

Они взлетели и без происшествий возвратились на корабль.

Привезенные камни исследовали в лаборатории. Ни на них, ни в песке никаких признаков жизни не оказалось. Да и не могло оказаться. Исследование велось скорее для очистки совести. Чистая совесть — это важно.

Однако там, где есть одна планета, может оказаться и целая их система. И совесть требовала продолжать поиски теперь уже до конца. Обшарить околозвездное пространство. Обнюхать. Просеять через мелкое сито. Сделать все, что возможно.

Вахту несли так: сто двадцать минут — и четыре часа отдыха. Снова два часа — и четыре.

— Смена. Ну, не удалось ни с кем познакомиться?

Аверов от волнения пытался даже шутить.

— Пара камушков, — сказал Уве-Йорген. — А вообще — пустота.

— Ох, хоть бы… Хоть бы!

— Постучите по дереву… До сих пор все складывалось удачно, может повезти и на этот раз. Ну, вгляделись?

— Я готов.

— Чистого пространства!

Аверов остался один перед экранами. Черный экран, подключенный к большому оптическому рефлектору. Голубоватый — локатора. Маленький круглый — гравителескопа. Индикаторы радиотелескопа и рентгеновского. Взгляд медленно обходил их. Формальность, существует ведь автоматика, поиском планет занят компьютер. Но и человек — не последнее во вселенной… Надо смотреть внимательно. Пусто, пусто, пусто… Нули, нули… Еще несколько часов — и зона возможной жизни будет пройдена. Если тут ничего не окажется, можно считать, что отделались легким испугом, планеты за пределами этой полосы, если они там и существуют, будут не менее безжизненными, чем первая…

Быстро пролетают два часа. Сейчас кто-нибудь придет на смену.

— Смена! Ну как, ничего?

— Нет, штурман, пока все в порядке.

— Хорошо!

Пауза.

— Вгляделись?

— Да.

— Желаю ничего не увидеть.

— Капитан, прикажите снова заряжать батареи.

— Есть. Прикажу поставить под зарядку.

— Интересующая нас зона, друг мой, практически обследована. Никакого намека. Еще какой-нибудь час — и… Нет, мы не прекратим поисков, но тогда уже все шансы будут за то, что никакой жизни мы не обнаружим.

— Тогда, я полагаю, мы сойдем с орбиты, удалимся от звезды малыми ходами и издалека начнем атаку снова.

— Именно так мы и поступим, капитан.

Четыре часа тоже пролетают быстро.

Дежуря на этот раз, Аверов поймал себя на том, что ему хочется петь.

Трам-тарам-тарам-та-та… Трам-тарам… Тата?

Нет. Там нет ничего. Это просто самовнушение, оптическая иллюзия, а на самом деле ничего нет. Надо закрыть глаза. Посидеть так. Успокоиться. Теперь можно открыть. Что там, на экранах? Ничего, конечно?