— Здраааасьте. — тянет довольная девка. — А я Вас знаю.

Перевожу непонимающий взгляд на сестру, слегка приподнимая бровь в недоумении. Катя хмурится ещё сильнее, и словно нехотя представляет мне свою спутницу.

— Андрей — это Оксана. Она из того же детского дома, что и я. Мы с ней жили в одной палате.

— Да! — оживляется та самая Оксана — Я Вас видела, когда Вы приходили нашу Катюшу забирать.

Краем глаза замечаю, как Котёнок раздражённо закатывает глаза в ответ на очевидный флирт со стороны своей подружки. В какой-то миг в груди зарождается надежда на то, что сестра так расстроена, потому что ревнует меня к своей бывшей соседке, но я быстро ставлю свои мозги на место, понимая, на сколько бредовая это мысль.

— Кать, если ты готова, то мы можем ехать домой. — говорю, поворачиваясь всем корпусом к сестре, демонстративно проигнорировав кокетливые улыбки Оксаны, обращённые ко мне. Терпеть не могу таких баб. Соплячка мелкая, а уже сейчас видно, что из неё вырастет.

Сестра, словно только и ждала этих слов, тут же подскакивает со скамейки и, спешно попрощавшись со своей знакомой, направляется в сторону машины.

Я рассчитывал, что оказавшись вдали от подруги, Катино настроение улучшится, так как всё ещё продолжал придёрживаться мысли, что именно она стала виновницей плохого настроения сестры. Но Катя сидит на пассажирском сиденье всё такая же хмурая и задумчивая. Мельком пробегаюсь глазами по её фигуре, замечая, как она нервно теребит ремешок своей сумки. Жду, что сестра поделится со мной причиной своих переживаний, но она продолжает молчать, напряжённо уставившись на дорогу.

— Катя, у тебя что-то случилось? — спрашиваю, когда молчание затягивается.

Сестра неопределённое пожимает плечом, опустив глаза на свои руки.

— Оксана сказала, что тётя Люда приходила в детский дом и и искала меня.

— Ты расстроилась, потому что скучаешь по ней? — спрашиваю, значительно расслабившись. Я действительно напрягся, увидев Катю такой грустной. Подумал, случилось что-то плохое. Хватит с неё уже всякого дерьма.

Сестра отвечает не сразу, словно обдумывая, стоит ли говорить мне, что её беспокоит. Потом переводит на меня встревоженный взгляд и произносит очень тихо, как будто боится, что если скажет громче, произойдёт что-то непоправимо ужасное.

— На Артёма Быстрова напали.

На долю секунды, не совладав с собой, крепко стискиваю руль, но быстро беру себя в руки, не желая вызывать у Кати подозрений.

— Вот как? — спрашиваю как можно более отстранённо. Честно говоря, я ждал этого момента, понимал, что рано или поздно слух может дойти и до Кати, но чертовски надеялся, что этого всё же не случится.

Она пересказывает мне историю нападения, которую я, естественно, прекрасно знаю и так. Для себя выясняю разве что, то, что мудак всё-таки сдох. Ну что ж… не могу сказать, что меня это сильно огорчает. Хотя, хотелось всё же, чтобы эта мразь помучалась подольше. Но не всё, к сожалению, случается так, как мы желаем.

— Тебе жаль его? — задаю вопрос, с удивлением заметив едва уловимые слезинки, скопившиеся в уголках глаз сестры.

— Я… я не знаю, Андрей — произносит Катя дрожащим голосом — То есть, я считаю, что никто не заслуживает такой ужасной смерти.

— Он причинил тебе боль, Катя. — обрываю сестру — и несомненно заслуживает всего, что с ним случилось.

Сестра замолкает уставившись на меня широко раскрытыми от удивления глазами, а мне в тот момент хочется самому себе въебать. Не надо было ей этого говорить. Теперь она может начать меня бояться, посчитав жестоким и бесчеловечным. Да, возможно так оно и есть. Но только не по отношению к ней. И меньше всего на свете мне хотелось бы однажды увидеть страх в глазах своей сестры, когда она будет смотреть на меня.

— Да, он причинил мне боль — говорит Катя решительным голосом, взяв себя в руки. — Но он за это уже поплатился. — и, на секунду замолчав, добавляет — По закону. А то, что сотворили эти люди, или этот человек, это чудовищно. Только звери могли поступить так.

Катины слова, словно кипяток, проливаются на моё сердце, ошпаривая его, и нанося, тем самым, глубокую рану. Вот оно. То, чего я боялся. Она считает меня зверем, безжалостным животным. Точнее, она говорит это о человеке, убившем Быстрова. Но ведь это и есть я. Что будет, если она узнает? Несомненно, она никогда не сможет меня за это простить. А значит мне остаётся только одно — сделать всё возможное, чтобы она никогда этого не узнала.

Нехотя разлепляю глаза, щурясь от солнца, бьющего через незакрытую штору прямо мне в лицо. Опять я забыла задвинуть эти чёртовы занавески. Каждое утро ругаю себя за это, божась, что уж сегодня точно не забуду закрыть, и каждое утро всё повторяется по новой. Хоть напоминалку ставь на телефон…

Хотя, с другой стороны, это неудобство помогает мне не залёживаться в постели и быстрее подниматься на встречу новому дню. Я вообще не любитель поваляться. Во мне всегда, с самого детства было море энергии, и гасить её, проводя пол дня в кровати, для меня настоящее кощунство.

Но сегодня мне совсем не хочется вставать. Если бы я могла, то проспала бы весь этот день, чтобы он как можно быстрее закончился.

Да, определённо сегодня самый худший день в году, потому что сегодня — мой день рождения.

Раньше я любила этот праздник. Когда-то очень давно. Кажется, как будто это было в прошлой жизни. Тогда мама с папой были ещё живы, и Андрей всегда был рядом. Между нами не было недомолвок и непонимания, горечи обид и боли неверно принятых решений. Всё было легко и просто.

Потом, позднее, оказавшись в детском доме, из меня с корнями вышибли все положительные эмоции, связанные с этим днём, вдолбив в мою голову поистине правдивую фразу, спетую когда-то Игорем Николаевым о том, что день рождения — грустный праздник.

В общем, свешивая ноги с кровати, я думаю только о том, на сколько дерьмовый день меня сегодня ждёт, и как оказалось в итоге, мои мысли были пророческими.

Хотя, тогда я этого ещё не знала, и просто пребывала в привычно плохом настроении, неизменно сопровождавшем меня в этот день на протяжении вот уже почти двенадцати лет.

Находясь глубоко в своих мыслях, я не сразу замечаю, что нахожусь в комнате не одна, и поэтому резко дёргаюсь от ощущения того, что к моим ногам прикасается что-то тёплое, мягкое и… живое.

Взвизгнув от неожиданности, подтягиваю ступни на кровать, прижав их к себе, и осторожно смотрю вниз. И тут же на место страху приходит щемящая душу радость. Возле моих ног сидит маленький щенок породы джек-рассел.

— Ты что тут делаешь, малыш? — не веря своим глазам, тянусь руками к мягкому комочку и прижимаю к груди. Трясущимися от волнения пальцами, прикасаюсь к красной ленточке, повязанной на его шее вместо ободка, к которой прицеплена маленькая открытка в форме сердечка, больше похожая на валентинку. В открытке нет печатного текста, только три слова, выведенные от руки «С Днём Рождения». Я сразу узнаю эту размашистую букву «Д». Нет никаких сомнений в личности отправителя.

Вскакиваю с кровати, осторожно положив щенка на мягкое одеяло, и со всех ног несусь в спальню брата. Андрей ещё в кровати. Увидев меня, неуверенно улыбается, гадает, наверно, понравился ли мне подарок.

— С днём рождения, красотка. — слышу его, слегка охрипший спросонья голос.

И этот его взгляд, полный искренней заботы, эта слегка смущённая интонация, с которой он произносит поздравление, словно становятся последней каплей в моём сопротивлении. Поддавшись порыву, я с разбегу налетаю на Андрея, буквально повалившись на него сверху в его же кровати. Крепко обхватываю руками за шею, уткнувшись лицом в плечо брата.

Господи, какая же я была дура. Всё что-то доказывала ему, сопротивлялась, спорила. Тогда как всё, что делал Андрей всё это время — это заботился обо мне. Вмиг все мои прежние обиды начинают казаться каким-то идиотским бредом маленького капризного ребёнка. Он не бросил меня, хотя мог это сделать. Как только узнал, что я нахожусь в детском доме, тут же примчался и забрал, терпел все мои выходки и откровенную агрессию в свой адрес, кормил, одевал, спас меня от изнасилования, в конце концов…