Смотрю на Андрея, вижу как дёргается его кадык, когда он с шумом сглатывает скопившуясю слюну, замечая моё движение ногами.

— Я… я поздно сегодня буду… не жди — хрипло шепчет брат, после чего вскакивает с места, и, схватив со столешницы ключи от машины, быстрым шагом покидает дом, ни разу не обернувшись.

Сегодня в кафе на удивление мало посетителей. Поэтому большую часть времени мы просто болтаем с Машкой в рабочей зоне, а Лёша рассказывает нам смешные истории, которые происходили с ним на работе. Мы шутим, смеёмся, и я чувствую себя так легко, как давно уже не чувствовала. За то время, что я работаю в «Мармеладе» мы очень сдружились. Да, я наконец решила позволить себе эту слабость — завести друзей. Если честно, я дико устала быть всё время одна. Одиночество, которое я раньше считала комфортным и безопасным, вдруг стало давить на меня. А с тех пор, как Андрей перестал со мной общаться, и вовсе стало невыносимым. Сама не понимаю, как так вышло, я не искала близости с ним, не хотела привязываться. Но вопреки здравому смыслу, должна признать, что это произошло. Андрей, сам того не ведая, изменил что то важное во мне, что-то, что определяло меня как личность, а теперь этого нет, и я, вопреки своим желаниям, теперь другая. Как бы мне ни хотелось сохранить всё как прежде, увы это уже невозможно. Я изменилась, должна признать это, потому что отрицание ничего мне не даст и не изменит, той Кати, которую брат забрал из приюта уже нет, не знаю пока хорошо это или плохо, это просто факт, который я осознаю и принимаю. Но вот что действительно меня огорчает и пугает, так это то, что я стала привыкать к Андрею, к его присутствию рядом, к его требовательной заботе, навязчивому вниманию. Меня это злило, бесило, дико раздражало, но когда он в одночасье лишил меня всего этого, я вдруг почувствовала себя такой пустой. Как выпотрошенная игрушка, которую использовали и выбросили за ненадобностью. Он опять сделал это со мной. Сначала впустил в свою жизнь, создал иллюзию защищённости и заботы, а потом без сожаления ушёл. Всё также как одиннадцать лет назад. А я просто полная дура, раз позволила ему снова влезть в моё сердце. Знала же, что нельзя, что предаст, бросит, оставит. Но ничего не смогла сделать. Не хватило сил с ним бороться. Меня передёргивает от отвращения к самой себе, от того, какая я жалкая и слабая. Но я успокаиваюсь тем, что это произошло настолько скоро, что ростки моей любви к нему ещё не успели так глубоко пустить корни в моём очерствевшем годами сиротства сердце. Я просто вырву этот росток, моё сердце немного покровоточит, мне будет больно, возможно настолько сильно, что я буду выть как раненная собака, но я залижу эти раны. Зашью своё сердце намертво и буду жить дальше. Смогла один раз, смогу и сейчас. Тем более теперь я уже не такая одинокая, как в детстве. У меня есть друзья. Да, я всё ещё не люблю распространяться о своей жизни, делиться с кем-то проблемами и переживаниями, но с удовольствием слушаю то, о чём рассказывают мне Маша с Лёшей, искренне сопереживаю, когда у них что-то случается, предлагаю помощь, если понимаю, что в состоянии её оказать. Для меня это уже успех. Хотя я чувствую, что в Лёше ещё теплится надежда на более серьёзные отношения со мной, но я всем своим поведением даю понять, что кроме как на дружбу, парню рассчитывать не на что. Он нравится мне, очень. Но просто как человек. Мне вообще начинает казаться, что как мужчина мне никто не сможет понравится никогда. Я честно даже не знаю что это за чувство, когда ты в кого-то влюбляешься. Не представляю просто, что при этом с человеком происходит. Наверно во мне это просто не заложено. Вот такой вот генетический брак.

Кирилл Александрович тоже очень тепло ко мне относится. С начальником нам повезло. Он чуткий, отзывчивый, добрый человек. После каждой смены он расспрашивает меня как прошёл день, интересуется не устаю ли я на работе. Хотя меня немного напрягает эта его гиперопека, потому что некоторые работники заведения, уже начинают шептаться за моей спиной, что у нас с ним какие-то амурные делишки. Но это бред чистой воды, глупые сплетни. Мне ещё даже восемнадцать не исполнилось, а Кириллу Александровичу тридцать! лет. Какие у нас с ним могут быть амуры, смешно даже. Думаю, что он скорее относится ко мне, как к младшей сестре, понимает, что среди его работников я самая маленькая, вот и проявляет заботу. Если бы не перешёптывания, и косые взгляды, которые я нет-нет да ловлю на себе, мне бы даже нравилась его забота. Хотя, если честно, мне и так нравится. Очень давно уже никто не переживал за меня, не волновался, не проявлял тепло. И я невольно тянусь к этой заботе, потому что отчаянно в ней нуждаюсь, нуждаюсь так сильно, что готова принимать её от постороннего по сути мне человека, потому что никто другой её мне не предлагает, и никогда не предложит. Не может просто, да и не хочет, как я уже успела понять…

Иногда я думаю о том, что может быть сама виновата во всём, сама спровоцировала безразличие Андрея к себе? Ведь я же с самого первого дня, с нашей первой встречи всеми силами пыталась его оттолкнуть, игнорировала, хамила, говорила, что он мне не нужен, пыталась сделать так, чтобы он оставил меня в покое. Так может быть просто сработало? Но я отрубаю от себя эти мысли на корню. Нет, не может быть всё так. Если бы Андрей правда любил меня настолько сильно, как он мне в том клялся, никогда бы так просто не отказался от меня. Я запрещаю себе взваливать всю вину на свои плечи. Не будет больше повторения событий одиннадцатилетней давности, когда я годами давилась слезами и уничтожали себя виной за его уход. Я. Ни в чём. Не виновата. Просто он никогда меня по настоящему не любил.

Шеф всё также каждый вечер предлагает подвезти меня до дома, но каждый раз я вежливо отказываюсь. Андрей ещё в прошлый раз ясно дал понять, что запрещает мне общение с этим человеком, хотя это дико глупо. Но я уже решила для себя, что не хочу усложнять последние недели моего проживания в этом доме, и без того тяжело наблюдать безразличие брата в мой адрес, слушать каждый вечер, как они с этой Кристиной сношаются в соседней комнате, будто меня в доме вообще нет, будто я пустое место. Так что я решаю слушаться его во всём, а когда стану совершеннолетней и покину этот дом, Андрей уже не будет иметь никаких прав распоряжаться моей жизнью. Он больше не будет моим опекуном, и я наконец стану сама себе хозяйкой. А он пусть женится на своей выдре крашеной и меня оставит в покое.

После такого лёгкого рабочего дня выхожу из кафе в приподнятом настроении. Лето закончилось, уступив место своей законной приемнице. Как ни странно, осень — моё любимое время года. Не лето, и даже не весна, а именно осень. Сама не знаю почему, но я ловлю неподдельный кайф от этого холодного, но ещё не колючего от мороза воздуха, от свежей прохлады, от запаха дождя, от того, какой красивой становится природа, сменив яркий зелёный окрас на потрясающе-красивый жёлко-красный.

Я поднимаю лицо вверх, подставляясь лёгким, едва ощутимым каплям моросящего дождика, наслаждаюсь приходящему вместе с ним чувству свободы. Оборачиваюсь по сторонам, желая насладиться картиной опадающих листьев и мой взгляд замирает, сфокусировавшись на очертаниях, приближающегося к остановке автобуса. Даже удивляюсь, увидев его здесь. За все две недели, мне ни разу не везло совпасть по времени с расписанием 165 маршрутки. На мгновение мешкаюсь. Одним из условий Андрея в ответ на то, что я останусь на этой работе, было то, что я не стану экономить на транспорте и буду передвигаться на такси. Хотя это ведь всего лишь мелочь. По большому счёту, я думаю, что брату и дела нет, на самом деле, как я буду добираться до дома, главное, чтобы приходила вовремя. А даже, если ему и есть всё-таки какое-то дело (хоть это и не так), он всё равно не узнает на чём я приехала, потому что с утра сказал, что домой вернётся поздно. Ещё раз взвешиваю свои риски, и поняв, что гнев брата мне сегодня не грозит, бегу в сторону остановки, в последний момент успев влететь в закрывающиеся двери автобуса. Если бы я только знала тогда, к чему приведёт моё непослушание…